NAVIGARE NECESSE EST, VIVERE NON EST NECESSE][Я шел домой. И я попал домой.(с)]Должен же кто-то, ягодка, быть плохим
...а ты останешься. Твое дело - складывать песни.
По которым те, кто вернутся, найдут дорогу. Если не домой, то куда-нибудь еще.
О, в тему: этого здесь не было, кажется:
Я того, кто это выдумал, никогда не прощу (с)
…Ну а если я признаюсь в своей беде, почему записана в мире в пятом углу? Просто там, однажды, я право не знаю – где, кто, когда – и зачем тем более – сел к столу. Ну а если я признаюсь в своей вине, почему мне не сорваться с краев листа. Понимаешь, на самом деле-то меня нет, это кто-то как-то взялся меня писать. Три-четыре броска штриховки, минус и плюс, да немного ночных небес и кривых любвей. А теперь я хожу по земле и еще смеюсь, только не увернусь от прицела его словей. Потому что уже бесполезно просить «верни», в пену волн, в молчанье, в таинства пустоты. Ведь когда он зависает между страниц, мне здесь нечем дышать, и я окликаю – ты? Ты откуда? – где ты? – с каких берегов земли дотянулся – будешь! – кривая твоя строка: небо кажется каменным, я сижу на мели, пока он грызет карандаш и не знает, как. И с меня – ни мяса, ни шерсти, ни наготы, ни равненья раз-два по стратам и этажам: кто бы здесь ни откликался на это «ты», мне не помогало – пока он не продолжал перекрестки слова – и что-то еще чертить – точки-закорючки, и пауза – дней на –дцать, мне – на век. Поди допрыгни до автора: отпусти! – допиши, хотя бы – и – ты тоже пишешь с конца? Не подскажешь – забавы ради ли, смысла для? – сжечь перед прочтением, автора отравить?
Он сидит там, зараза? – рисует калямаля и смеется: сама увидишь – давай живи!
По которым те, кто вернутся, найдут дорогу. Если не домой, то куда-нибудь еще.
О, в тему: этого здесь не было, кажется:
Я того, кто это выдумал, никогда не прощу (с)
…Ну а если я признаюсь в своей беде, почему записана в мире в пятом углу? Просто там, однажды, я право не знаю – где, кто, когда – и зачем тем более – сел к столу. Ну а если я признаюсь в своей вине, почему мне не сорваться с краев листа. Понимаешь, на самом деле-то меня нет, это кто-то как-то взялся меня писать. Три-четыре броска штриховки, минус и плюс, да немного ночных небес и кривых любвей. А теперь я хожу по земле и еще смеюсь, только не увернусь от прицела его словей. Потому что уже бесполезно просить «верни», в пену волн, в молчанье, в таинства пустоты. Ведь когда он зависает между страниц, мне здесь нечем дышать, и я окликаю – ты? Ты откуда? – где ты? – с каких берегов земли дотянулся – будешь! – кривая твоя строка: небо кажется каменным, я сижу на мели, пока он грызет карандаш и не знает, как. И с меня – ни мяса, ни шерсти, ни наготы, ни равненья раз-два по стратам и этажам: кто бы здесь ни откликался на это «ты», мне не помогало – пока он не продолжал перекрестки слова – и что-то еще чертить – точки-закорючки, и пауза – дней на –дцать, мне – на век. Поди допрыгни до автора: отпусти! – допиши, хотя бы – и – ты тоже пишешь с конца? Не подскажешь – забавы ради ли, смысла для? – сжечь перед прочтением, автора отравить?
Он сидит там, зараза? – рисует калямаля и смеется: сама увидишь – давай живи!