NAVIGARE NECESSE EST, VIVERE NON EST NECESSE][Я шел домой. И я попал домой.(с)]Должен же кто-то, ягодка, быть плохим
ну что, как и обещал
Часть раз: samlib.ru/editors/a/arharowa_j_l/ilije1.shtml - 2.7 мегов
Часть два: samlib.ru/editors/a/arharowa_j_l/ilije2.shtml - 2.3 мега
вступление начало: ingadar.diary.ru/p199522185.htm
вступление хвост: ingadar.diary.ru/p199561046.htm
предыдущие куски историираз: ingadar.diary.ru/p199695595.htm
два: ingadar.diary.ru/p199893094.htm
три: ingadar.diary.ru/p201264861.htm
четыре: ingadar.diary.ru/p202107787.htm
пять: ingadar.diary.ru/p206595402.htm
шесть: ingadar.diary.ru/p206609601.htm
семь: ingadar.diary.ru/p206688363.htm
восемь: ingadar.diary.ru/p206871927.htm
девять: ingadar.diary.ru/p207218094.htm
десять: ingadar.diary.ru/p207346860.htm
одиннадцать ingadar.diary.ru/p207384285.htm
двенадцать ingadar.diary.ru/p207400878.htm
тринадцать: ingadar.diary.ru/p207562716.htm
www.diary.ru/~ingadar/p207756441.htm
ingadar.diary.ru/p207966732.htm
ingadar.diary.ru/p208220993.htm
ingadar.diary.ru/p208349910.htm
ingadar.diary.ru/p208815504.htm
ingadar.diary.ru/p209326952.htm
ingadar.diary.ru/p209640611.htm
ingadar.diary.ru/p209821807.htm
ingadar.diary.ru/p209908517.htm
ingadar.diary.ru/p209990990.htm
ingadar.diary.ru/p210264161.htm
ingadar.diary.ru/p210370580.htm
ingadar.diary.ru/p210548593.htm
ingadar.diary.ru/p210569682.htm
ingadar.diary.ru/p210856748.htm
ingadar.diary.ru/p211165446.htm
ingadar.diary.ru/p211377979.htm
ingadar.diary.ru/p211456015.htm
ingadar.diary.ru/p212691738.htm
дорогой мой известно какой вариант, другого нетбыло где-то здесь - поехали
небольшой, медленный, грустный кусочек
***
Рождения младшей Семья эс Ноэн ждала почти через круг года - после Suynn'rai. Данные подтверждали - равно как и то, что процесс развития идет штатным образом. Младшую. Дочку.
Но Тильсенн эс Сьенн и ее супруг предполагали так с самого начала...
Саайре помнил - впервые об этом Тильсенн (...его Искорка, светлая и одна такая по все стороны мира живых) говорила почти ровно эту пару звездных назад. Следующим летом. Полностью их первым летом. В день, когда они получили все разрешения, собрались и выехали - к морю. К морю, но сначала - в ее давнюю родную усадьбу Рукописного архива Западноморского края.
Саайре помнил и разлитую над усадьбой Рукописного архива, стоящей в удивительном отдалении от всех жилых мест края, тишину. дальше?Живую, летнюю, звенящую и текущую от зноя, но плотную, вязкую, которую можно было брать в руки и лепить, или зачерпывать и смотреть, как срываются с ладони и падают - одна за другой - сверкающие, медовые капли. Медленной тишине совершенно не мешали вылетевшие встретить гостей собаки - их тут было много, Саайре насчитал восемь - смешные, мохнатые, лопоухие и не злые... Илье узнала одну из них, старую уже, позвала: "Ньера Горошинка?.." - собака услышала, шевельнула левым черным ухом, подошла - принюхалась, очевидно задумалась, тряхнула головой, принюхалась прочнее - и внезапно завиляла, замолотила хвостом. "Она маленькая была..." - задумчиво сказала Илье. Гладила. Так и вошли в дом.
Тишине не мешал – тишину генерировал, сказал бы Саайре – и разговор в доме. В тихой усадьбе столичного стиля – с арками и колоннами, но с верхним деревянным пространством личных территорий. Просачивающийся снаружи зной спорил с холодом старого камня общей залы, ложились пластами. Саайре сидел спиной к острому солнечному лучу, Саайре чувствовал контраст. Встретивший их старый человек - Томанишко эс Тшерич, Тильсенн узнала его, но не сразу - говорил больше всех и угощал лепешками с медом. Они ели, он говорил, Саайре смотрел - как медленно скатывается сияющая капля светлого меда, ловит солнечный свет, думал - о том, как выглядит и присутствует эта тишина, как солнечный свет полосой упирается в спину.
Оставляя отдельным слоем - то, что он, конечно, тоже думал. Старый человек Томанишко, слегка растрепанный, выгоревший, сам похожий на старый свиток - Саайре знал: он старался, но не мог найти в его чертах ничего похожего на Илье - держал неловко, на отлете, руку с куском лепешки... На руке была очень очевидная мозоль, оставленная кистью, в трещинках, тушь уже не отмывалась - "проросшая" - задумывался Саайре - за лепешкой следил один из младших собак, допущенный в дом, не подавая голоса, даже голову он поворачивал беззвучно, не мешая тишине.
А человек говорил - и тоже не мешал. Он рассказывал горькое и неизвестное - Саайре точно - о жизни Семьи эс Тшерич. "Мы же не знали, - беспомощно говорил старый человек. - Мы не могли предположить. Нам - это казалось хорошим шансом, очень рабочим шансом хотя бы для потомка нашей крови сменить ... эту нашу обычную жизнь и участь", - он неловко шевельнулся, когда Тильсенн задумчиво ему ответила: "У вас получилось: я сменила". Посмотрел на хлеб в руке, на щенка, отломил ему кусочек, продолжил говорить.
Говорил, что Ршавнек эс Тшерич дочку свою пережил ненадолго, и тоже неправильно, на весенний лов зачем-то подался, а там их перевернуло, он вытягивал лодку, нашли слишком поздно, не довезли живым. Что "побочные родичи" появляются все реже и реже, а в последний год, как где-то в горах стартовало новое какое-то производство, здесь почти и вообще никто не появлялся, кроме визитов периодически услужающих. Что он живет и продолжает работать, он не знает зачем, а как он закончится - и с ним вся Семья - пройдет и рукописный архив земли, и вся его традиция, в лучшем случае доставшись консервации, как и эта усадьба, которую некому наследовать...
Тильсенн слушала, гладила собаку, ньера Горошинку, отвечала - уважительно и вежливо объяняла родичу порядок подачи прошений в Службу наблюдения общества - по поводу рассмотрения проблемы рабочих мест рукописного Архива земли Хладье Дошта, как вероятнее просить о новых работниках... "Если, конечно, уважаемого старшего родича не смутит, что они будут, скорее всего, лехтев", - завершала Тильсенн, и старый человек снова неловко макал лепешку в мед...
А Тильсенн тоже смотрела, как с хлеба на стол падают светлые капли, как смотрит щенок, переводила разговор на собак, старый Томанишко углублялся в путаное, но явно знакомое им собачье родословие, начинал улыбаться, вспоминал, что кроме меда есть сыр, отрезал первые куски от старой, прочной головки, серьзный кусок уронил вниз, на радость щенкам, их откуда-то образовалось трое... Тильсенн смотрела, как возятся.
Ягодный чай дошел до последней "чашки вежливости", когда Тильсенн сказала:
- Я хотела бы спросить уважаемого старшего родича Томанишко, остались ли в доме... старые памятные вещи моего детства и будет ли мне позволено с ними увидеться?
- Да остались. Можно, - отозвался он. - Ршавнек эс Тшерич задвинул дверь в ваше крыло, на восьмой день, как погибла Эльна. Я... тем более не заходил, - он покатал между пальцами хлебный шарик, задумался, бросил его щенку, продолжил. - Думаю, если захотите, вы можете забрать, что сочтете нужным. Это... та доля наследства, на которую вы, вне сомнения, можете претендовать.
- Я благодарю вас за это разрешение, уважаемый старший родич, вы позволите? - сказала Тильсенн, поблагодарила почтительным жестом за угощение, таким же приостановила его попытку подняться вслед. - Если вы разрешите, мне не нужен провожатый, я помню.
Томанишко эс Тшерич позволил. Остался сидеть на месте. Ньера Горошинка вильнула хвостом на прощание и за ними тоже не пошла.
Именно там по тишине пошла первая трещина и она начала звучать. Сначала - отдаленно, звонко, тонкими стеклянными колокольчиками - чуть вразнобой... Тильсенн шла, поднималась, Саайре шел за ней. Камень внешних покоев сменился деревом, гулкой деревянной лестницей. Звук шагов возник, помешал тишине, встроился в музыку вторым голосом, ударными, ритмом. Саайре шел, не думал - слышал. Разворачиваться на верху лестницы было неудобно, площадка была нелепо узкой, огромная стена - конечно, дверь - темное дерево, витражное стекло (...листья - разглядел Саайре, - листья и ирисы. И пыль), оставляла поднявшимся едва полшага. Это было очень неудобно, потому что первый маневр, который им потребовался - это отодвинуть эту дверь. Ее долго, долго никто не трогал. Не без усилий - но дверь сдалась. С треском и скрипом (...они тоже остались в звуке) - уступила. И они вошли - в душный, нагретый солнцем полумрак.
"Нужно снова вниз", - движением пальцев по ладони сказала ему Тильсенн. Дальнейшее Саайре дешифровал как: "Здесь спальни. Рабочая комната снизу". Вторая лестница оказалась круче, винтовой и темной. Было пыльно, Саайре неудачно вписался на повороте в перила и чувствовал на пальцах - пыль. Сухая. Теплая. Этим пахло - и нагретым деревом. Ступеньки трещали и жаловались. Музыка была.
Зал снизу был очень большим. Это все, что пока разглядел Саайре. Ставни были задвинуты, три острых солнечных луча, пробивавшиеся сквозь них, пилили полумрак. Пыль была тоже - медленная и золотая.
"Давай откроем", - тоже движением сказала Илье (…все-таки Илье), подойдя к центральному окну. Створки разъехались - тоже не сразу, подняли облако пыли. Саайре чихнул. И огляделся. "Рабочая комната" оказалась очень пустой. Там был стол, большой, рабочий, полукруглый, встроенный в стену под окном; и единым целым с ним были - прорези, подставки, емкости - под тушечницу, под камень, стойки под кисти, под то, чему Саайре не знал назначения - пустые. Там были по стенам - расписные ширмы, в скатанных комочках пыли - за ними, очевидно, были емкости хранения, там была непонятная рамка, наверно, тоже под какую-то роспись, вот с нее бумага сорвалась и свернулась снизу... Там были - это вообще-то Саайре отметил первым - пыль, очень много пыли, темное дерево стола было серым от нее. И детский столик - вот, рядом с рамкой, который Саайре заметил первым, который Саайре знал - да, сидевшему за большим рабочим столом не требовалось сильно передвигаться, чуть подкатиться - чтобы нарисовать своей маленькой на листке собаку... Саайре знал - и не знал, как действовать дальше.
Илье стояла, смотрела в окно, оперлась нечаянно о стол и убрала руку - это тогда Саайре понял, что дерево стола - темное, потом вернулась, пальцем прочертила по пыли - и совсем внезапно, вслух, обрушила в эту пыльную пустую комнату невозможное:
- Хорошо, - и в музыке грянуло - громовым раскатом. И штормом - глухими, басовыми струнами и просто морем... Из-под которого Саайре первую долю выдоха только пытался выбраться, чтобы переспросить: что - хорошо? Громко хотел, Илье уже продолжила. - Хорошо, что моя мама Эльна предполагая разбираться, убрала всю работу. Вот так - кисти хранить нельзя. Они не дожили бы. Рабочий шкафчик здесь, - говорила Илье медленно, ощупью, припоминая. Знакомым отстраненным голосом. - У тебя же была основная емкость под переноску? Достань, пожалуйста. И тебе придется мне помочь.
Илье развернулась, медленно прошла пару шагов, примерилась к одной из ширм, самой крайней у стола. Примерилась, дотянулась до верхнего края и немного озадаченно поправилась:
- Нет. Не понадобится. Я забыла: я дотягиваюсь, - защелка поддалась и ширма, она же дверь емкости хранения поехала в сторону. За ней открылось непонятное. Саайре не заглядывал - он стоял, собирал емкость. Но краем глаза - видел, Илье же разбирала уверенно. - Кисти. Краски... пигменты. Разведем. Укладывай. Осторожно. Тушь... она, наверное, перестала быть за это время. Но все равно заберу. Бумага, - Илье тронула одну из темных скаток непонятного и та затрещала...и, похоже, треснула. - Нет. Не сохранилась, - подтвердила и Илье. И интонации не сменила. - И здесь мне тоже совершенно некого винить. Все делали то, что считали хорошим и должным. Это мое наследство, я вправе его забрать и заберу. Бумага. Под наброски. Да, эта все переживет, - Саайре принял в руки стопку, в верхней, прочной, скленной книжечке не хватало листов, примерно четверти. "Не там ли был слой с собакой и где он теперь есть?" - слоем мысли оставил себе Саайре и не стал спрашивать. Музыка была штормом. И в нее пробивалось море.
А Илье, внезапно, отошла от открытого шкафа. К детскому столику. И замерла. Взвешивала, жест отряхнула стремительно, оставила след на пыли: "Нет. Не возьму. Боюсь". Саайре решил подойти. Спросить - хочет ли она это делить - и чтобы он был рядом. Илье хотела. Илье встроилась ему под руку, ткнулась лбом, постояла, проверила застежки на переносной емкости и защелкнула их все.
- Хватит, - сказала она, а в музыке было и нарастало море. - Там еще детское должно быть. Много моего детского. Не возьму: боюсь. Потом. Когда сюда прибудут разбираться, я, наверное, смогу посмотреть. И что-то еще забрать. Если захочу, - развернулась, посмотрела на Саайре и взвесила на пальцах. - И его самого тоже хорошо бы забрать. Но он никогда не пойдет к лехтев. Для него был очень неожиданный... результат. Пойдем отсюда? В парк? Я хочу найти, где это было – и чтобы ты увидел, - сказала Илье, подождала его согласия и потянула на себя очередную створку, крайнюю. - Нам не надо возвращаться, здесь была дверь... но... кажется, тебе придется мне помочь...
За створкой было окно, доходившее до пола, с выходом - на веранду и в парк, Саайре только сейчас рассмотрел, что там, за окном... А сбивалась Илье в попытке это окно сдвинуть. В итоге помогать им пришлось резаку и малому походному - дерево створок прикипело, спеклось...
- Я здесь училась – и была – счастлива, - приложила Илье между рабочими выдохами - между паузами в работе походным. Но дверь, кажется, этого и ждала - подалась, поехала, сначала мелкой трещинкой, потом, с хрустом на направляющих. Саайре наклонился поднять с пола отставленную емкость с "наследством" - доски пола тоже были пыльными и на них остался след, повернулся - и в лицо ему ударил ветер, горячий, пахло почему-то степью, за спиной в ширмах затрещало... Саайре было взялся за створку, закрыть...
- Оставь, - сказала Илье. Она уже вышла на веранду и стояла, всматривалась в парк. Против солнца. "Светилась, - сказал про себя Саайре. - И отбрасывала тень". - Это тоже мое наследство, на которое я, бесспорно, имею право. Пусть здесь, наконец, проветрится.
В парке тоже был ветер. Парк шел уступами, открывая вид на каскад прудов - по всем правилам искусства сада. И та самая кленовая аллея выходила на спуск... и начиналась далеко не сразу.
Верней вид они некогда открывали. Илье - она остановилась почти сразу, за ступенями выхода из рабочей комнаты, поймала ветер, подержала его на ладони. В музыке оставалось меньше звонкого и слышней звучало море... А потом сорвалась, добежала очень быстро через верхнюю поляну, до огромного развесистого дуба, начинавшего верхний ярус парка и всякой поросли вокруг него. Замерла, поискала что-то взглядом на коре, задирала голову вверх, Саайре не знал, нашла ли. Потом подождала, пока он дойдет... чтобы, чуть удивленно, назвать:
- А расстояния здесь такие... маленькие. И как здесь все заросло. Пойдем, это внизу...
Аллея заросла. Но Саайре узнал. Клены. Старые клены и сходящиеся аллеи - по правде, не так уж и далеко, к спуску. Даже листья под ногами были. Не осенние, правда - хрупкие, слежавшиеся, старые - лежали под ногами, застилали старую, размытую, красную засыпку дорожки, сухими - оседали, скрючивались, цеплялись за ветви молодой поросли. Для парка слишком стихийной - местами молодые деревца взламывали насыпь, шла трещинами...
Одному из них Саайре улыбнулся: он нехорошо и неуместно - до четкого чувства холода в этой расплавленной жаре – на долю выдоха испугался. Подумав – вот на этой аллее, глядя на эти листья – о незабвенном парке города Мьенже, о трещине... Ну, Йорке их с Вланко меньше круга дней назад позаимствовал - как незадействованные заинтересованные руки. Ограду тестировать, пробу брать и съемку фона местности вести. Саайре как раз ходил по аллеям и ворчал. Что здесь бы тоже не мешало погулять с огнеметом в свое время. Но Йорке хмуро поправлял, что в то время при этом характере повреждения - было невозможно и до сих пор невозможно – разве что если заливать сверху... до подпочвенного слоя. И Саайре было очень неудобно... но меньше - чем сейчас и здесь это подумать. В аллее, которую не видев - помнил. До боли в руках - ну, реально - до боли...
Тот самый витраж - с осенними листьями и листьевыми котенками - сейчас стоял в светильнике личной территории их дома. Это было на этот Somilat, когда Старший храмового квартала лехта Нилайерин после праздничного фейерверка, в здешний срок раздачи подарков, оглядел их - за своим черпаком меда подошли они, конечно, вместе. И лехта Нилайерин усмехнулся: "Ну что, Семья эс Ноэн. Так, конечно, бывает очень редко, но раз вы Семья - вам положено свое личное место. Завтра с утра подходите - пойдем выбирать".
Тогда Саайре не знал, понимал потом, что в убранство дома - их вроде предлагали два, может и больше, они все равно остановились на первом - вкладывался чуть ли не весь храмовый квартал, а может - и не только. Илье застряла в нижней, общей комнате - там были деревянные своды и балки и да, теплый, чуть скрипящий под ногами пол и тканые цветные дорожки, а еще - ткацкая рама, задвинутая в самый светлый угол у большого окна... А за окном - как потом оказалось, окна дома выходят на ту самую лестницу, где когда-то для Саайре началось - рябиновые ветви в снегу. И Илье встала. И сказала: "Мне хорошо. Может, останемся?" - и они полезли наверх, смотреть личную территорию. Оказалось, что там огромное спальное место под скошеным потолком: "влезет еще семь нас и три собаки" - смеялась Илье, свалилась, подпрыгнула, сбила покрывало, еще раз подпрыгнула и как-то незаметно подбила его на легкую битву подушками... Это он чуть не залепил в светильник... ну, точней попал в стену рядом. И остановился. Илье заметила. Подобралась. Пальцами по загривку спросила, о чем он.
- Я думаю, это наше место, - отозвался Саайре и показал на светильник. - Я примеряю. Ему в раму как раз встанет витраж, - он не стал уточнять, который, но Илье уже потянулась, примерила на пальцах и подтвердила.
- С котенками? Встанет. Давай сделаем.
- Спускаемся? И скажем, что наше и приняли? - отозвался Саайре, Илье задумалась, еще раз грохнулась на спальное место, подпрыгнув, и детским вредным голосом сообщила.
- Нет, я еще спущусь, купальное посмотрю...
Купальня, к их общему удивлению, оказалась немаленькой, дом нижним этажом врастал в камень спуска, и спускался к хозяйственным помещениям вглубь, так, что за дверями обнаружилась действительно мини-купальня, на гребок точно проплыть и глубины... "На мелкому по шейку", - определил для себя Саайре, подумал, что еще один член семьи будет этим доволен, мысль перескочила - что он уже подозревает, что в доме будут младшие гости... а в купальне, увы, не исключен Чумазый... ему тоже надо найти лежку. Нашла ее Илье, на повороте между общей комнатой, личной территорией и прочими службами, коридором - к купальне и кухне. Вот в кухне оказалось тесно, тем более, что по традиции земли Хладье, печь с открытым огнем втиснули и туда, и темновато - окно смотрело в склон... А на столе стояла плетеная корзинка. С яблоками. Свежими, словно снаружи не была зима.
- А сюда я витраж тоже хочу собрать, - высказался Саайре, посмотрев на окно. - С яблоками. Давно я этим не занимался...
Илье посмотрела за окно. Оперлась - о решетку очага. Что-то чуть треснуло...
- Нам так просто поверили, - внезапно взвесила она. - Что мы большие и настоящие и что мы сможем. А у нас получится? Вот уже? Жить... и возвращаться...
- Я не знаю, - медленно отозвался Саайре. Закрепил - в личном внутреннем примерный эскиз витража - с яблочной веткой по окну... это придется найти стекла, он найдет, вот хоть бы и сейчас у Нилайерина спросит. И обозначил... что-то тоньше витражных стеклышек. - Я очень давно не жил... в своем доме. И хочу понять, как... это здесь просыпаться. Мы... попробуем?
- Попробуем! - уже уверенно заявила Илье, всучила ему яблоко: "кусай!" - и потянула к выходу. "Год назад... - зачем-то думал Саайре, пока они стояли на крыльце и договаривались с Нилайерином - ну, и прочим набежавшим населением. - Всего-то год назад, - а дальше он и в мыслях переходил на высокий фаэ – благодарил как лехта своего Бога. - Я не мог ничего этого ожидать. И я благодарен тебе, что все это есть".
...У них получилось. Семья эс Ноэн долго будет возвращаться - из дней обучения, аттестаций и первой практики - в свой дом в храмовом квартале города Хладье, а вспоминать его потом, когда их потребовал - долг лехта и место - еще дольше. Но Саайре вспоминал уже сейчас, когда миновала только пара кругов года - сейчас, пока шел по аллее - по той самой кленовой аллее усадьбы Рукописного архива. Перед глазами были - золотые и рыжие блики витрпжного фонаря, Илье, что уже спит, клубочком, возле места ее младшей... И от мысли, что он вот тут умудрился вспомнить парк, который трещина, Саайре было... зябко среди жары и неудобно.
Но здесь мир был - живой, тенистый и тихий, хотя и шуршал, трещал под ветром, сбрасывал - новые, пожухшие от жары, листья, молодая кленовая поросль пробивалась сквозь дорожку и разворачивала - пятипалые лапы листьев, Тильсенн скользила впереди, в музыке было море и колокольчики, внезапным бодрым перезвоном под ветром. И Саайре, поймав мысль и музыку, думал... а вот о листьевых котенках. Что сейчас они, наверно, не живут в этих листьях, и это правильно. Они заняты тем, что приглядывают - за правильным ростом листьев, семян и всего живого. И что очень скоро можно будет - если Илье захочет - рассказывать эти истории Щеночке - ну, и остальным неотъемлемым младшим храмового квартала. Он спросит - когда-нибудь. Он знал, что спросит - пока Илье шла впереди, иногда приостанавливаясь и отмечая что-то.
Так они и дошли - до того места, где Илье остановилась, где Саайре узнал, почти по очертаниям узнал - рисунок стволов, который был с ним - перед памятью, близко... Двух не хватало - еще определил он. И да, они были меньше, чем он помнил по корням... очень маленькой девочки, которые у нее все-таки были.
А там, где у его памяти кончалось поле зрения, аллея и обрывалась, выходя на террасный спуск, к реке. Там должны были быть цветочные горки, но... но та девочка, где она помнила, стояла к ним спиной. А здесь давно никого не заботило высаживать горку, а также чистить берег и убирать лишнюю поросль - и в бывшие горки вцепились, и вид заслоняли - уже крепкие кустарнички, "сорные клены", пожухшие от жары, а под ними, внезапно под бортиком горки - куст смородины...
- Здесь был мой камушек, - задумчиво сказала Тильсенн, стоя на этот раз спиной к аллее, лицом к спуску. Не найду: зарос... здесь все так заросло. Интересно, а она откуда выросла? - Илье ступила, забралась с дорожки к кусту смородины, сорвала, смяла лист - запахло, остро, резко - задумалась, подцепила сережку ягод, пара сорвалась, упрыгала - в густую, пожухшую по жаре, траву... Проводила их взглядом, задумалась, отщипнула еще пару, съела. - А может, я и посадила, нечаянно, помню - здесь было, наверное... Хочешь?
Она выбралась на дорожку. Стояли. Доедали ягоды. Тильсенн покрутила в руках пустую зеленую веточку, посмотрела вверх по аллее. Зафиксировала вслух:
- Это было моим. Это составляло и держало меня, я помню. Это было и осталось моим. Но сейчас это не самое основное мое. Знаешь?
- Знаю, - подтвердил Саайре. Лехта jiiri zu-alh'h не требовалось спускаться и диагностировать состояние корней. Он просто знал...
спойлер со старым человеком и рукописным архивом все будет относительно хорошо. почему-то мне важно это сказать
недобрая авторская шутка-самосмейка...а вот когда ты думаешь, что оный вариант негодный к предъявлению (тм) еще и с точки зрения нашего законодательства
Часть раз: samlib.ru/editors/a/arharowa_j_l/ilije1.shtml - 2.7 мегов
Часть два: samlib.ru/editors/a/arharowa_j_l/ilije2.shtml - 2.3 мега
вступление начало: ingadar.diary.ru/p199522185.htm
вступление хвост: ingadar.diary.ru/p199561046.htm
предыдущие куски историираз: ingadar.diary.ru/p199695595.htm
два: ingadar.diary.ru/p199893094.htm
три: ingadar.diary.ru/p201264861.htm
четыре: ingadar.diary.ru/p202107787.htm
пять: ingadar.diary.ru/p206595402.htm
шесть: ingadar.diary.ru/p206609601.htm
семь: ingadar.diary.ru/p206688363.htm
восемь: ingadar.diary.ru/p206871927.htm
девять: ingadar.diary.ru/p207218094.htm
десять: ingadar.diary.ru/p207346860.htm
одиннадцать ingadar.diary.ru/p207384285.htm
двенадцать ingadar.diary.ru/p207400878.htm
тринадцать: ingadar.diary.ru/p207562716.htm
www.diary.ru/~ingadar/p207756441.htm
ingadar.diary.ru/p207966732.htm
ingadar.diary.ru/p208220993.htm
ingadar.diary.ru/p208349910.htm
ingadar.diary.ru/p208815504.htm
ingadar.diary.ru/p209326952.htm
ingadar.diary.ru/p209640611.htm
ingadar.diary.ru/p209821807.htm
ingadar.diary.ru/p209908517.htm
ingadar.diary.ru/p209990990.htm
ingadar.diary.ru/p210264161.htm
ingadar.diary.ru/p210370580.htm
ingadar.diary.ru/p210548593.htm
ingadar.diary.ru/p210569682.htm
ingadar.diary.ru/p210856748.htm
ingadar.diary.ru/p211165446.htm
ingadar.diary.ru/p211377979.htm
ingadar.diary.ru/p211456015.htm
ingadar.diary.ru/p212691738.htm
дорогой мой известно какой вариант, другого нет
небольшой, медленный, грустный кусочек
***
Рождения младшей Семья эс Ноэн ждала почти через круг года - после Suynn'rai. Данные подтверждали - равно как и то, что процесс развития идет штатным образом. Младшую. Дочку.
Но Тильсенн эс Сьенн и ее супруг предполагали так с самого начала...
Саайре помнил - впервые об этом Тильсенн (...его Искорка, светлая и одна такая по все стороны мира живых) говорила почти ровно эту пару звездных назад. Следующим летом. Полностью их первым летом. В день, когда они получили все разрешения, собрались и выехали - к морю. К морю, но сначала - в ее давнюю родную усадьбу Рукописного архива Западноморского края.
Саайре помнил и разлитую над усадьбой Рукописного архива, стоящей в удивительном отдалении от всех жилых мест края, тишину. дальше?Живую, летнюю, звенящую и текущую от зноя, но плотную, вязкую, которую можно было брать в руки и лепить, или зачерпывать и смотреть, как срываются с ладони и падают - одна за другой - сверкающие, медовые капли. Медленной тишине совершенно не мешали вылетевшие встретить гостей собаки - их тут было много, Саайре насчитал восемь - смешные, мохнатые, лопоухие и не злые... Илье узнала одну из них, старую уже, позвала: "Ньера Горошинка?.." - собака услышала, шевельнула левым черным ухом, подошла - принюхалась, очевидно задумалась, тряхнула головой, принюхалась прочнее - и внезапно завиляла, замолотила хвостом. "Она маленькая была..." - задумчиво сказала Илье. Гладила. Так и вошли в дом.
Тишине не мешал – тишину генерировал, сказал бы Саайре – и разговор в доме. В тихой усадьбе столичного стиля – с арками и колоннами, но с верхним деревянным пространством личных территорий. Просачивающийся снаружи зной спорил с холодом старого камня общей залы, ложились пластами. Саайре сидел спиной к острому солнечному лучу, Саайре чувствовал контраст. Встретивший их старый человек - Томанишко эс Тшерич, Тильсенн узнала его, но не сразу - говорил больше всех и угощал лепешками с медом. Они ели, он говорил, Саайре смотрел - как медленно скатывается сияющая капля светлого меда, ловит солнечный свет, думал - о том, как выглядит и присутствует эта тишина, как солнечный свет полосой упирается в спину.
Оставляя отдельным слоем - то, что он, конечно, тоже думал. Старый человек Томанишко, слегка растрепанный, выгоревший, сам похожий на старый свиток - Саайре знал: он старался, но не мог найти в его чертах ничего похожего на Илье - держал неловко, на отлете, руку с куском лепешки... На руке была очень очевидная мозоль, оставленная кистью, в трещинках, тушь уже не отмывалась - "проросшая" - задумывался Саайре - за лепешкой следил один из младших собак, допущенный в дом, не подавая голоса, даже голову он поворачивал беззвучно, не мешая тишине.
А человек говорил - и тоже не мешал. Он рассказывал горькое и неизвестное - Саайре точно - о жизни Семьи эс Тшерич. "Мы же не знали, - беспомощно говорил старый человек. - Мы не могли предположить. Нам - это казалось хорошим шансом, очень рабочим шансом хотя бы для потомка нашей крови сменить ... эту нашу обычную жизнь и участь", - он неловко шевельнулся, когда Тильсенн задумчиво ему ответила: "У вас получилось: я сменила". Посмотрел на хлеб в руке, на щенка, отломил ему кусочек, продолжил говорить.
Говорил, что Ршавнек эс Тшерич дочку свою пережил ненадолго, и тоже неправильно, на весенний лов зачем-то подался, а там их перевернуло, он вытягивал лодку, нашли слишком поздно, не довезли живым. Что "побочные родичи" появляются все реже и реже, а в последний год, как где-то в горах стартовало новое какое-то производство, здесь почти и вообще никто не появлялся, кроме визитов периодически услужающих. Что он живет и продолжает работать, он не знает зачем, а как он закончится - и с ним вся Семья - пройдет и рукописный архив земли, и вся его традиция, в лучшем случае доставшись консервации, как и эта усадьба, которую некому наследовать...
Тильсенн слушала, гладила собаку, ньера Горошинку, отвечала - уважительно и вежливо объяняла родичу порядок подачи прошений в Службу наблюдения общества - по поводу рассмотрения проблемы рабочих мест рукописного Архива земли Хладье Дошта, как вероятнее просить о новых работниках... "Если, конечно, уважаемого старшего родича не смутит, что они будут, скорее всего, лехтев", - завершала Тильсенн, и старый человек снова неловко макал лепешку в мед...
А Тильсенн тоже смотрела, как с хлеба на стол падают светлые капли, как смотрит щенок, переводила разговор на собак, старый Томанишко углублялся в путаное, но явно знакомое им собачье родословие, начинал улыбаться, вспоминал, что кроме меда есть сыр, отрезал первые куски от старой, прочной головки, серьзный кусок уронил вниз, на радость щенкам, их откуда-то образовалось трое... Тильсенн смотрела, как возятся.
Ягодный чай дошел до последней "чашки вежливости", когда Тильсенн сказала:
- Я хотела бы спросить уважаемого старшего родича Томанишко, остались ли в доме... старые памятные вещи моего детства и будет ли мне позволено с ними увидеться?
- Да остались. Можно, - отозвался он. - Ршавнек эс Тшерич задвинул дверь в ваше крыло, на восьмой день, как погибла Эльна. Я... тем более не заходил, - он покатал между пальцами хлебный шарик, задумался, бросил его щенку, продолжил. - Думаю, если захотите, вы можете забрать, что сочтете нужным. Это... та доля наследства, на которую вы, вне сомнения, можете претендовать.
- Я благодарю вас за это разрешение, уважаемый старший родич, вы позволите? - сказала Тильсенн, поблагодарила почтительным жестом за угощение, таким же приостановила его попытку подняться вслед. - Если вы разрешите, мне не нужен провожатый, я помню.
Томанишко эс Тшерич позволил. Остался сидеть на месте. Ньера Горошинка вильнула хвостом на прощание и за ними тоже не пошла.
Именно там по тишине пошла первая трещина и она начала звучать. Сначала - отдаленно, звонко, тонкими стеклянными колокольчиками - чуть вразнобой... Тильсенн шла, поднималась, Саайре шел за ней. Камень внешних покоев сменился деревом, гулкой деревянной лестницей. Звук шагов возник, помешал тишине, встроился в музыку вторым голосом, ударными, ритмом. Саайре шел, не думал - слышал. Разворачиваться на верху лестницы было неудобно, площадка была нелепо узкой, огромная стена - конечно, дверь - темное дерево, витражное стекло (...листья - разглядел Саайре, - листья и ирисы. И пыль), оставляла поднявшимся едва полшага. Это было очень неудобно, потому что первый маневр, который им потребовался - это отодвинуть эту дверь. Ее долго, долго никто не трогал. Не без усилий - но дверь сдалась. С треском и скрипом (...они тоже остались в звуке) - уступила. И они вошли - в душный, нагретый солнцем полумрак.
"Нужно снова вниз", - движением пальцев по ладони сказала ему Тильсенн. Дальнейшее Саайре дешифровал как: "Здесь спальни. Рабочая комната снизу". Вторая лестница оказалась круче, винтовой и темной. Было пыльно, Саайре неудачно вписался на повороте в перила и чувствовал на пальцах - пыль. Сухая. Теплая. Этим пахло - и нагретым деревом. Ступеньки трещали и жаловались. Музыка была.
Зал снизу был очень большим. Это все, что пока разглядел Саайре. Ставни были задвинуты, три острых солнечных луча, пробивавшиеся сквозь них, пилили полумрак. Пыль была тоже - медленная и золотая.
"Давай откроем", - тоже движением сказала Илье (…все-таки Илье), подойдя к центральному окну. Створки разъехались - тоже не сразу, подняли облако пыли. Саайре чихнул. И огляделся. "Рабочая комната" оказалась очень пустой. Там был стол, большой, рабочий, полукруглый, встроенный в стену под окном; и единым целым с ним были - прорези, подставки, емкости - под тушечницу, под камень, стойки под кисти, под то, чему Саайре не знал назначения - пустые. Там были по стенам - расписные ширмы, в скатанных комочках пыли - за ними, очевидно, были емкости хранения, там была непонятная рамка, наверно, тоже под какую-то роспись, вот с нее бумага сорвалась и свернулась снизу... Там были - это вообще-то Саайре отметил первым - пыль, очень много пыли, темное дерево стола было серым от нее. И детский столик - вот, рядом с рамкой, который Саайре заметил первым, который Саайре знал - да, сидевшему за большим рабочим столом не требовалось сильно передвигаться, чуть подкатиться - чтобы нарисовать своей маленькой на листке собаку... Саайре знал - и не знал, как действовать дальше.
Илье стояла, смотрела в окно, оперлась нечаянно о стол и убрала руку - это тогда Саайре понял, что дерево стола - темное, потом вернулась, пальцем прочертила по пыли - и совсем внезапно, вслух, обрушила в эту пыльную пустую комнату невозможное:
- Хорошо, - и в музыке грянуло - громовым раскатом. И штормом - глухими, басовыми струнами и просто морем... Из-под которого Саайре первую долю выдоха только пытался выбраться, чтобы переспросить: что - хорошо? Громко хотел, Илье уже продолжила. - Хорошо, что моя мама Эльна предполагая разбираться, убрала всю работу. Вот так - кисти хранить нельзя. Они не дожили бы. Рабочий шкафчик здесь, - говорила Илье медленно, ощупью, припоминая. Знакомым отстраненным голосом. - У тебя же была основная емкость под переноску? Достань, пожалуйста. И тебе придется мне помочь.
Илье развернулась, медленно прошла пару шагов, примерилась к одной из ширм, самой крайней у стола. Примерилась, дотянулась до верхнего края и немного озадаченно поправилась:
- Нет. Не понадобится. Я забыла: я дотягиваюсь, - защелка поддалась и ширма, она же дверь емкости хранения поехала в сторону. За ней открылось непонятное. Саайре не заглядывал - он стоял, собирал емкость. Но краем глаза - видел, Илье же разбирала уверенно. - Кисти. Краски... пигменты. Разведем. Укладывай. Осторожно. Тушь... она, наверное, перестала быть за это время. Но все равно заберу. Бумага, - Илье тронула одну из темных скаток непонятного и та затрещала...и, похоже, треснула. - Нет. Не сохранилась, - подтвердила и Илье. И интонации не сменила. - И здесь мне тоже совершенно некого винить. Все делали то, что считали хорошим и должным. Это мое наследство, я вправе его забрать и заберу. Бумага. Под наброски. Да, эта все переживет, - Саайре принял в руки стопку, в верхней, прочной, скленной книжечке не хватало листов, примерно четверти. "Не там ли был слой с собакой и где он теперь есть?" - слоем мысли оставил себе Саайре и не стал спрашивать. Музыка была штормом. И в нее пробивалось море.
А Илье, внезапно, отошла от открытого шкафа. К детскому столику. И замерла. Взвешивала, жест отряхнула стремительно, оставила след на пыли: "Нет. Не возьму. Боюсь". Саайре решил подойти. Спросить - хочет ли она это делить - и чтобы он был рядом. Илье хотела. Илье встроилась ему под руку, ткнулась лбом, постояла, проверила застежки на переносной емкости и защелкнула их все.
- Хватит, - сказала она, а в музыке было и нарастало море. - Там еще детское должно быть. Много моего детского. Не возьму: боюсь. Потом. Когда сюда прибудут разбираться, я, наверное, смогу посмотреть. И что-то еще забрать. Если захочу, - развернулась, посмотрела на Саайре и взвесила на пальцах. - И его самого тоже хорошо бы забрать. Но он никогда не пойдет к лехтев. Для него был очень неожиданный... результат. Пойдем отсюда? В парк? Я хочу найти, где это было – и чтобы ты увидел, - сказала Илье, подождала его согласия и потянула на себя очередную створку, крайнюю. - Нам не надо возвращаться, здесь была дверь... но... кажется, тебе придется мне помочь...
За створкой было окно, доходившее до пола, с выходом - на веранду и в парк, Саайре только сейчас рассмотрел, что там, за окном... А сбивалась Илье в попытке это окно сдвинуть. В итоге помогать им пришлось резаку и малому походному - дерево створок прикипело, спеклось...
- Я здесь училась – и была – счастлива, - приложила Илье между рабочими выдохами - между паузами в работе походным. Но дверь, кажется, этого и ждала - подалась, поехала, сначала мелкой трещинкой, потом, с хрустом на направляющих. Саайре наклонился поднять с пола отставленную емкость с "наследством" - доски пола тоже были пыльными и на них остался след, повернулся - и в лицо ему ударил ветер, горячий, пахло почему-то степью, за спиной в ширмах затрещало... Саайре было взялся за створку, закрыть...
- Оставь, - сказала Илье. Она уже вышла на веранду и стояла, всматривалась в парк. Против солнца. "Светилась, - сказал про себя Саайре. - И отбрасывала тень". - Это тоже мое наследство, на которое я, бесспорно, имею право. Пусть здесь, наконец, проветрится.
В парке тоже был ветер. Парк шел уступами, открывая вид на каскад прудов - по всем правилам искусства сада. И та самая кленовая аллея выходила на спуск... и начиналась далеко не сразу.
Верней вид они некогда открывали. Илье - она остановилась почти сразу, за ступенями выхода из рабочей комнаты, поймала ветер, подержала его на ладони. В музыке оставалось меньше звонкого и слышней звучало море... А потом сорвалась, добежала очень быстро через верхнюю поляну, до огромного развесистого дуба, начинавшего верхний ярус парка и всякой поросли вокруг него. Замерла, поискала что-то взглядом на коре, задирала голову вверх, Саайре не знал, нашла ли. Потом подождала, пока он дойдет... чтобы, чуть удивленно, назвать:
- А расстояния здесь такие... маленькие. И как здесь все заросло. Пойдем, это внизу...
Аллея заросла. Но Саайре узнал. Клены. Старые клены и сходящиеся аллеи - по правде, не так уж и далеко, к спуску. Даже листья под ногами были. Не осенние, правда - хрупкие, слежавшиеся, старые - лежали под ногами, застилали старую, размытую, красную засыпку дорожки, сухими - оседали, скрючивались, цеплялись за ветви молодой поросли. Для парка слишком стихийной - местами молодые деревца взламывали насыпь, шла трещинами...
Одному из них Саайре улыбнулся: он нехорошо и неуместно - до четкого чувства холода в этой расплавленной жаре – на долю выдоха испугался. Подумав – вот на этой аллее, глядя на эти листья – о незабвенном парке города Мьенже, о трещине... Ну, Йорке их с Вланко меньше круга дней назад позаимствовал - как незадействованные заинтересованные руки. Ограду тестировать, пробу брать и съемку фона местности вести. Саайре как раз ходил по аллеям и ворчал. Что здесь бы тоже не мешало погулять с огнеметом в свое время. Но Йорке хмуро поправлял, что в то время при этом характере повреждения - было невозможно и до сих пор невозможно – разве что если заливать сверху... до подпочвенного слоя. И Саайре было очень неудобно... но меньше - чем сейчас и здесь это подумать. В аллее, которую не видев - помнил. До боли в руках - ну, реально - до боли...
Тот самый витраж - с осенними листьями и листьевыми котенками - сейчас стоял в светильнике личной территории их дома. Это было на этот Somilat, когда Старший храмового квартала лехта Нилайерин после праздничного фейерверка, в здешний срок раздачи подарков, оглядел их - за своим черпаком меда подошли они, конечно, вместе. И лехта Нилайерин усмехнулся: "Ну что, Семья эс Ноэн. Так, конечно, бывает очень редко, но раз вы Семья - вам положено свое личное место. Завтра с утра подходите - пойдем выбирать".
Тогда Саайре не знал, понимал потом, что в убранство дома - их вроде предлагали два, может и больше, они все равно остановились на первом - вкладывался чуть ли не весь храмовый квартал, а может - и не только. Илье застряла в нижней, общей комнате - там были деревянные своды и балки и да, теплый, чуть скрипящий под ногами пол и тканые цветные дорожки, а еще - ткацкая рама, задвинутая в самый светлый угол у большого окна... А за окном - как потом оказалось, окна дома выходят на ту самую лестницу, где когда-то для Саайре началось - рябиновые ветви в снегу. И Илье встала. И сказала: "Мне хорошо. Может, останемся?" - и они полезли наверх, смотреть личную территорию. Оказалось, что там огромное спальное место под скошеным потолком: "влезет еще семь нас и три собаки" - смеялась Илье, свалилась, подпрыгнула, сбила покрывало, еще раз подпрыгнула и как-то незаметно подбила его на легкую битву подушками... Это он чуть не залепил в светильник... ну, точней попал в стену рядом. И остановился. Илье заметила. Подобралась. Пальцами по загривку спросила, о чем он.
- Я думаю, это наше место, - отозвался Саайре и показал на светильник. - Я примеряю. Ему в раму как раз встанет витраж, - он не стал уточнять, который, но Илье уже потянулась, примерила на пальцах и подтвердила.
- С котенками? Встанет. Давай сделаем.
- Спускаемся? И скажем, что наше и приняли? - отозвался Саайре, Илье задумалась, еще раз грохнулась на спальное место, подпрыгнув, и детским вредным голосом сообщила.
- Нет, я еще спущусь, купальное посмотрю...
Купальня, к их общему удивлению, оказалась немаленькой, дом нижним этажом врастал в камень спуска, и спускался к хозяйственным помещениям вглубь, так, что за дверями обнаружилась действительно мини-купальня, на гребок точно проплыть и глубины... "На мелкому по шейку", - определил для себя Саайре, подумал, что еще один член семьи будет этим доволен, мысль перескочила - что он уже подозревает, что в доме будут младшие гости... а в купальне, увы, не исключен Чумазый... ему тоже надо найти лежку. Нашла ее Илье, на повороте между общей комнатой, личной территорией и прочими службами, коридором - к купальне и кухне. Вот в кухне оказалось тесно, тем более, что по традиции земли Хладье, печь с открытым огнем втиснули и туда, и темновато - окно смотрело в склон... А на столе стояла плетеная корзинка. С яблоками. Свежими, словно снаружи не была зима.
- А сюда я витраж тоже хочу собрать, - высказался Саайре, посмотрев на окно. - С яблоками. Давно я этим не занимался...
Илье посмотрела за окно. Оперлась - о решетку очага. Что-то чуть треснуло...
- Нам так просто поверили, - внезапно взвесила она. - Что мы большие и настоящие и что мы сможем. А у нас получится? Вот уже? Жить... и возвращаться...
- Я не знаю, - медленно отозвался Саайре. Закрепил - в личном внутреннем примерный эскиз витража - с яблочной веткой по окну... это придется найти стекла, он найдет, вот хоть бы и сейчас у Нилайерина спросит. И обозначил... что-то тоньше витражных стеклышек. - Я очень давно не жил... в своем доме. И хочу понять, как... это здесь просыпаться. Мы... попробуем?
- Попробуем! - уже уверенно заявила Илье, всучила ему яблоко: "кусай!" - и потянула к выходу. "Год назад... - зачем-то думал Саайре, пока они стояли на крыльце и договаривались с Нилайерином - ну, и прочим набежавшим населением. - Всего-то год назад, - а дальше он и в мыслях переходил на высокий фаэ – благодарил как лехта своего Бога. - Я не мог ничего этого ожидать. И я благодарен тебе, что все это есть".
...У них получилось. Семья эс Ноэн долго будет возвращаться - из дней обучения, аттестаций и первой практики - в свой дом в храмовом квартале города Хладье, а вспоминать его потом, когда их потребовал - долг лехта и место - еще дольше. Но Саайре вспоминал уже сейчас, когда миновала только пара кругов года - сейчас, пока шел по аллее - по той самой кленовой аллее усадьбы Рукописного архива. Перед глазами были - золотые и рыжие блики витрпжного фонаря, Илье, что уже спит, клубочком, возле места ее младшей... И от мысли, что он вот тут умудрился вспомнить парк, который трещина, Саайре было... зябко среди жары и неудобно.
Но здесь мир был - живой, тенистый и тихий, хотя и шуршал, трещал под ветром, сбрасывал - новые, пожухшие от жары, листья, молодая кленовая поросль пробивалась сквозь дорожку и разворачивала - пятипалые лапы листьев, Тильсенн скользила впереди, в музыке было море и колокольчики, внезапным бодрым перезвоном под ветром. И Саайре, поймав мысль и музыку, думал... а вот о листьевых котенках. Что сейчас они, наверно, не живут в этих листьях, и это правильно. Они заняты тем, что приглядывают - за правильным ростом листьев, семян и всего живого. И что очень скоро можно будет - если Илье захочет - рассказывать эти истории Щеночке - ну, и остальным неотъемлемым младшим храмового квартала. Он спросит - когда-нибудь. Он знал, что спросит - пока Илье шла впереди, иногда приостанавливаясь и отмечая что-то.
Так они и дошли - до того места, где Илье остановилась, где Саайре узнал, почти по очертаниям узнал - рисунок стволов, который был с ним - перед памятью, близко... Двух не хватало - еще определил он. И да, они были меньше, чем он помнил по корням... очень маленькой девочки, которые у нее все-таки были.
А там, где у его памяти кончалось поле зрения, аллея и обрывалась, выходя на террасный спуск, к реке. Там должны были быть цветочные горки, но... но та девочка, где она помнила, стояла к ним спиной. А здесь давно никого не заботило высаживать горку, а также чистить берег и убирать лишнюю поросль - и в бывшие горки вцепились, и вид заслоняли - уже крепкие кустарнички, "сорные клены", пожухшие от жары, а под ними, внезапно под бортиком горки - куст смородины...
- Здесь был мой камушек, - задумчиво сказала Тильсенн, стоя на этот раз спиной к аллее, лицом к спуску. Не найду: зарос... здесь все так заросло. Интересно, а она откуда выросла? - Илье ступила, забралась с дорожки к кусту смородины, сорвала, смяла лист - запахло, остро, резко - задумалась, подцепила сережку ягод, пара сорвалась, упрыгала - в густую, пожухшую по жаре, траву... Проводила их взглядом, задумалась, отщипнула еще пару, съела. - А может, я и посадила, нечаянно, помню - здесь было, наверное... Хочешь?
Она выбралась на дорожку. Стояли. Доедали ягоды. Тильсенн покрутила в руках пустую зеленую веточку, посмотрела вверх по аллее. Зафиксировала вслух:
- Это было моим. Это составляло и держало меня, я помню. Это было и осталось моим. Но сейчас это не самое основное мое. Знаешь?
- Знаю, - подтвердил Саайре. Лехта jiiri zu-alh'h не требовалось спускаться и диагностировать состояние корней. Он просто знал...
спойлер со старым человеком и рукописным архивом все будет относительно хорошо. почему-то мне важно это сказать
недобрая авторская шутка-самосмейка...а вот когда ты думаешь, что оный вариант негодный к предъявлению (тм) еще и с точки зрения нашего законодательства
-
-
18.05.2017 в 22:15-
-
18.05.2017 в 22:27-
-
18.05.2017 в 22:36И мне тоже интересно, что именно здесь с нашим законодательством не стыкуется.
-
-
18.05.2017 в 23:00Хэлле, ninquenaro, возраст героини, чо