Думаю дойти: Музей истории Лефортово, филиал Музея Москвы, открывает выставку «От Нормандии до Немана» которая расскажет об истории французского истребительного авиаполка, воевавшего во время Второй мировой войны на советско-германском фронте в 1943–1945 годах"

@темы: интересности

---

и еще сюда отнесу похвастаться
какие нам к "Рыбам Небесным" иллюстрации рисуют)

@темы: сказочки, рыбы небесные, улов, Тейрвенон

---

и снова сказочки про кошичьку

в смысле финал ее
где изрядное количество народу

огребло последствий

довыебывалось, котики всё уронили, а кончилось все хорошо, но многообещающе
и возможно мы когда-нибудь даже и это напишем
а пока

предыдущие по тэгу по тэгу

А что было, как мастер Рийнар со своими людьми и с черепом твари в Чёрнокаменку въехал, то не только в наших хрониках, Крыланьей крепости, но и в хрониках Дома Хорн записано. Что велел князь Сайн с честью его принять. Привёз мастер Рийнар во двор самой Чёрнокаменки череп-то той твари, а повозку еще при въезде в посад расшнуровать приказал, следить только, чтоб не капнуло.
Все видели - и так мастер Рийнар поклонившись князю Сайну сказал:
- Спокойно будет на твоей земле, мой князь Сайн – выполнил я работу, которую ты мне поручал, привёз добычу показать. Сколько смог - принёс, остальное там лежит, куда даже и я доставать не полезу, и колдуны твои не рискнут. Трещины мы проверили, кому их потом присмотреть - найдётся, в том даю твёрдое слово, спокойны будут и земля, и люди.

Осмотрел князь Сайн и череп той твари, и зубы её и кости. Сказал сначала, что ни сам, ни колдуны его дряни такой не видели. Хоть и поменьше она, чем иные рассказывали.
А дальше при всех своих людях, при полном совете и при всех колдунах своих, а как же, так сказал:
- Вижу я твою добычу, мастер Рийнар, признаю ее твоей, а с тем признаю, что ты сделал дело и сделал его хорошо. И я на это достойно отвечу: как пройдёт отведенный законом срок, чтоб окрепла земля и успокоились люди, и если будет так - выдам я тебе полное подтверждение, что земля Крыланьей крепости тебе – наследная земля, за достойную службу; и не имею я и любой пришедший за мной, права на подати с неё зерном и серебром; и на тебя и потомков твоих права имею мало, разве в тех делах, что весь Дом Хорн затронут.

И тут все хроники запомнили, все записали, что вслед заговорить хотел мастер Рийнар, не вышло только у него

дальше?

: продолжал говорить его властный князь Сайн Эс Хорн и вот что говорил:
- Дальше я еще готов тебе сказать, не знаю, успел ты узнать, или дурным вестником я выступлю – а думаю, если ты не знал, то ничего неожиданного в вести моей нет. Умер восемь дней назад старый мой властный, твой старший Харсн. И скажу я тебе: если ты захочешь занять его место и встать в моих старших властных – я готов отдать тебе это место.
Здесь говорят: недолго мастер Рийнар смотрел, недолго думал – дольше на него смотрели.
- На одну землю поставил меня мой старший Харсн, одну землю дали вы мне, князь Сайн Эс Хорн; одну землю я и знаю, и держу – и она меня держит, моя земля – моей Крыланьей крепости, - отвечал мастер Рийнар. – Про место моего старшего и землю его – я только то могу сказать, князь Сайн, что много у меня родни, у которой куда больше права встать на это место и занять его по Закону. И еще так скажу: потому я и не вижу ни для вас, ни для себя пользы, что займу я это место. А вот повод для споров вижу на долгое время, а то и угрозу распрей. Нам же вовсе они ни к чему: их и так не миновать, - так сказал мастер Рийнар, наследующий землю Дома Хорн. И, когда князь Сайн в ответ тому при всех спросил, с чего мастер Рийнар говорит о распрях, тот так отвечал. - Называли меня у тебя, князь Сайн Эс Хорн, кошачьим сыном, вслух я так и скажу - не смогу я, как велит обычай, у тебя на пир остаться: намурлыкала мне одна из моих кошек, стало быть, что на моей земле незваные гости пришли, осаду затеяли; спешу я вернуться и с этим делом разобраться. А другая кошка, что побольше, добавила мне, князь Сайн, что чтоб спокойно наши земли жили, нам как бы не большой суд затеять придется. Сказал ты - что позовёшь меня, когда дело всего Дома Хорн коснётся, а я думаю: недолго нам того ждать-то.
Выслушал это князь Сайн Эс Хорн, выслушав - людям расходиться приказал. А мастеру Рийнару на личный разговор подняться. О чём они говорили, никто не слышал, никто и не записал, сам мастер Рийнар тоже ничего не рассказывал. А только в Крыланьей крепости все говорят и здесь скажут – то свидетельство нового места своего, на лучшем шелке, что мастер Рийнар роэ’Хорн и его потомки земли Крыланьей крепости наследуют навсегда и неоспоримо, он тогда и получил.

Долго разговор не продлился, спешил мастер Рийнар. Дня они не простояли, как стронулись, как вместе вошли в Чёрнокаменку, так вместе и вышли.

А дальше здесь вот о чём говорят, так дело было: выше головы обидно стало тому колдуну, старшему из колдунов князя. Мало того, что мастер Рийнар, этот беззаконный, как тому колдуну думалось, властный с победой пришёл там, где лучшие мёртвыми ложились, а сам он, колдун, испугался и в глазах князя Сайна себя-то уронил; он знал - князь не забудет. Мало того, что этот выскочка из пограничной крепости с князем дерзко себя держал, а с ними, уважаемыми колдунами, и того больше. Так еще и дело-то сделал, сомневаться в том колдун не мог, и вон какие трофеи с собой увёз, одни зубы и череп чего стоят.
Не стерпел этого старший колдун и вот чего решил. Знал он, думал он: нет же другой дороги Рийнару до его Крыланьей крепости, они и медленно они той дорогой пойдут, нижней, по которой с повозками ходят, ни одного подъема, ни одного ущелья не минуют. А еще тот колдун думал, что всю жизнь здесь жил, с разными людьми дело имел. С теми, кто закон поддерживает и с теми, кто закон подкапывает. А добавят тут еще, что как во времена той твари про князя Сайна чуть смута не заварилась, разные люди к тому колдуну ходили, ладно ходили: во дворе ждали. Было же ему с кем быстро договориться: подговаривал тот колдун того вроде своего человека, кто с разбойными ничьими людьми знался. С тем подговаривал, чтобы быстрыми верховыми дорогами лихие люди шли, повозку-то обогнали, груз потом в известное тому колдуну место перевезли, обещал серебром в две трети веса оплатить... А с людьми, что с этой повозкой будут - с теми как захотят, пусть так и поступят.

Думал так колдун, не иначе ему злость и зависть весь разум помутили. Вовсе забыл он то, о чём князь Сайн ему прямыми словами говорил. Что зорче зоркого за ним люди князя присматривать станут. А князь-то Сайн того не забыл. Да и платил, видать, щедрее, чем колдун. А еще здесь говорят – ведь до всех ничьих людей, что у Чёрнокаменки по посадам и глухим местам ошивались, быстрей ветра дошло бы, что за груз, что за повозка, а главное - что за стрелки при ней – в крепости думали, все одной дорогой поедут.
Этого никто точно не знает: открытого суда не было - то ли сам этот человек, кому тот колдун поручение выдавал лихих людей найти и оплатить, соглядатаем князя Сайна был; то ли вместо лихих людей ему оружные люди князя Сайна, что знали и караулили, навстречу вышли. Одно только точно: трёх раз взойти и зайти солнце не успело, а про колдуна того князю Сайну Эс Хорн всё принесли, всё записали, всех тех людей привели, с двенадцати сторон того колдуна обступили, за пояс взяли.
В Чёрнокаменке вот что записали. Что перед всеми, желающими то услышать, не только знаток законов князя Сайна, но и сам князь говорил, что и как тот колдун сделать собирался. Спрашивал: справедливо ли это было сказано, что тот, вопреки решению князя Сайна, на его земле разбой и распрю затеять хотел, на разумного и достойного, к тому же самим князем Сайном награждённого, без вины напасть – вплоть до недолжной смерти. А куда было колдуну деваться? - если все его люди стояли кругом, всё сказанное подтверждали? Признал он, что всё справедливо.

Тогда так сказал князь Сайн Эс Хорн, что и то зло, что на его земле, его колдун, со своим правом и своей властью – эту землю хранить и держать – недолжные дела творить затеял. И ладно бы сам затеял, так еще и дрянных людей, которых с любой земли только корчевать полагается, ради того прикормил. А дважды то зло, что не первый раз его человек, не из последних на его земле, в том уличен был, что пытается распри сеять, смуту затевать, вопреки своему месту и закону. А еще он, князь Сайн, дальше скажет – сам он в двенадцать раз большим злом считает, что ни во что бывший его колдун своего князя и предупреждения его не ставит: говорил князь Сайн еще когда призывали только мастера Рийнара с тварью справиться, что следить он будет за колдуном, не упустит – и что же – четверти года не прошло, тот уже на его, князя Сайна, землях, разбой затевает и оплачивает. Ленивый и злой колдун – для любой земли беда, но когда этот колдун еще и настолько глуп, то это всей земле поношение. Потому он, князь Сайн, считает справедливым самого того колдуна на внешней стене Чёрнокаменки, у Волчьей башни, лишнего времени не тратя, повесить – а затем имя его выскоблить отовсюду, где оно записано, чтобы нигде не сохранилось. Всю же его кровную родню, что в делах того колдуна уличена не будет, а пока не было того, князь Сайн преследовать не будет, оставляет им право считаться людьми Дома Хорн и стоять под его защитой, и право на наследные земли пока пересматривать не станет. Но никакое из мест на его земле в его Чёрнокаменке эти люди занимать не будут, пусть себе ищут места, где хотят. А если его, князя Сайна, спросят, почему так было, он ответит, почему. Места же, ими занятые за всё время, он приказывает освободить и переписать, а потом отдаст, кому хочет. А остальных своих колдунов он обязывает - день за днём дозором ту стену обходить, пока кости не осыплются, проверять - не смог ли бывший старший колдун никакой недолжной трещины смертью своей создать. И для лучшего понимания своего дела и места.
Так за ним записали, а потом того колдуна повесили. Долго, говорят, висел.

Мастера Рийнара же это дело вовсе не затронуло. Ни самого его, ни повозку. Сами-то они, на тех конях, на каких в гладкую дорогу выходят, из Чёрнокаменки выехали, скоро шли, куда тот Братец-Кот указывал, только в одном ущелье, которое теперь как Лысое знают, спешились, коней верным людям передали, что с повозкой шли. А сами за Братцем-Котом вглубь направились.
А дальше было то, что люди мастера Рийнара видели уже, а сам он нет. Видел он – стена была перед ними и стена ущелья, и высокая, и гладкая. Ни ветер о том, что пещера впереди, не заговаривал, ни вода – никакая вода – не колыхалась. А вот на тебе - как из стены возник кот, средний кот, с его вот госпожу кошку ростом, из тех диких, что редко люди видят. А к ним пошел. К Братцу-Коту, если точно. И ворчал тот кот, и лапой тёр - так-то и Братец-Кот, а с ним и все люди углядели, что у него в мехе запуталось что-то, хорошо вплетенное, кожаным шнурком привязано. И не что-то - а малый ларец для личных писем, что мастер Рийнар у старшей Тий’ирин нередко видел, не только видел, но и замок на нём чинил. Убедил Братец-Кот этого кота без труда тот ларец отдать, открыл его мастер Рийнар – и в самом деле, и почерк своей супруги узнал.

Так и было: успел тот средний младший кот, пока всё это дело было, до Крыланьей крепости их кошачьим путём добежать; что он тут не просто так, а с делом, показать; старшей Лебеди письмо мастера Рийнара вручить - и ответа подождать. И всё с толком вышло.
Об этом все знают и вот почему: письмо мастера Рийнара не уцелело, надо думать, идя охотиться за тварью не брал он с собой прочного шелка. А старшая Тий’ирин на самом прочном шелке из тех, что в Крыланьей крепости был, ответ составляла. До сих пор показать могут те, кто хроники этой земли хранит. Дальше так говорят: разворачивать то послание мало кому дают, списки могут показать. А там подробно записано, где и как стоит осада, и сколько их, и где старшие шатры. А самый край незакатанный – тот показывают, его и тот, кто эту историю записывать начинал, видел. Там вправду сказано: чтоб сигнал нам подать, пусть твои люди поднимутся наверх и зажгут установленный огонь встречи. Мы в ответ поднимем полные твои знамёна – и выйдем, атаку с левой башни начнем и Кривых ворот. А еще дописано: "Как я буду рада доказать твоей родне, что ты не умер".

Прочитал это послание мастер Рийнар. С людьми, кто с ним пошли, обсудил. Удивляться - это так те люди говорили - не удивлялся. Сколько у них зарядов считали, какое оружие, и что кому делать. "Сколько бы их там ни было, нас они не ждут, - говорил. - Их там ровно столько, чтобы с этим преимуществом мы победили". А раз он говорил, то и люди его не сомневались.
Начерно, быстро все рассудили, полностью всё считать решили перед сигналом: времени как раз останется. Дальше Братца-Кота расспрашивал мастер Рийнар - что за путь им предстоит, и людей своих, что уже испытали. Всё ему рассказали: как там вода течет, как времени вовсе не бывает, и как важно след в след идти, чтоб не смыло.

Дальше, и именно здесь, добавляют так: сдержал своё слово мастер Рийнар. Не спрашивал, так говорят, никогда, что это за тайные пути, как их искать и осваивать. Не спрашивал, но подробные записи о том, каковы ущелья, где такие пути бывают, какова там внутри вода, и что прочее мастер-колдун заметит, и по каким признакам он думает такие пути находить – потом оставил. Это мы теперь знаем: правнуки его в той работе не последними людьми были - когда люди искать стали, как эти пути текут; и из первых записанных тот трактат считается.

А теперь про осаду Крыланьей крепости рассказывают. Тут нетрудно сказать, вот как это было. Старший властный Харсн едва умереть успел. Тут те два сводных брата мастера Рийнара, что в Троебашенной жили и вокруг него вились, думая, что в наследство получат, поняли, что ничего не получили. А как до князя Сайна Эс Хорн весть дойдёт, а она дойдёт и скоро - придёт в Троебашенную из потомков властного Харсна сын его полноправный, властный Ньяре, достойный наследующий. А им оставаться - безземельными и безместными служащими людьми, о которых говорят – раз за два звёздных своего места не нашли, так и впредь не найдут.
И вот за день, за два – кто-то из них такое недолжное дело придумал. Кто, так и не знают, так резво они друг на друга-то на суде наговаривали, никого на "я сделал и я отвечу" не хватило. Собрали они немногих оружных людей, что в крепости были и их ещё слушали, а потом ещё чужие ничьи люди, с ними кто-то из тех братьев успел связаться, подоспели. Людям Троебашенной так они сказали: старый Харсн узнал, умирая, что не вернётся никогда мастер Рийнар, властный Крыланьей крепости, повелел он нам туда отправляться и это место занимать, граница всё-таки. Люди, которых с ними взяли потом, ещё добавляли: похожее на правду личное завещание те показывали, и вправду оно было, а что с ним стало, скоро сказано будет.
Так вот: вышли они скоро, может и шести дней не прошло, что переждать положено, пока смерть уйдёт, огонь остынет, земля возьмёт и вода затянется. Шли не дольше – но потом взятые люди, и те, кто раньше сбежал, свидетельствовать пришел, говорили: плохо шли. Были те братцы со старшим Харсном, дорогу запомнили, как смогли, одно им на пользу было: сухого времени в горах не упустили, людей хоть там зазря не убили. Остальное все у них глупо вышло: на тропе в сухое время поплутали, на нужную стоянку не поднялись, должного огня не развели. А чужих-то огней Крыланья крепость ждала, как встречать - знала. Это так потом старшая Тий’ирин на суде речь вела, как повезло-то ей. Что ждала чужих людей Крыланья крепость, прочно все ворота затворила, неведомые огни отследив. Так на новое утро непрошеных гостей и встречала: ворота заперты, пушки наготове.

"Не того, думаю, эти некстати люди ждали, - говорила она. - Глупо встали, с отводной башни мы бы добили, толпой встали, совещались так, что мы со стен видели. Потом-то гонцов послали. Мы стрелять не стали, ждали. А второй раз мне повезло, что были уже эти люди в моём доме, в моей Крыланьей крепости, знала я их – и цену им знала. Понимала, в опасный путь ушел супруг мой, мастер Рийнар, наследующий землю Дома Хорн, может он из того пути совсем не вернуться. Но что о его смерти пошлют мне сказать так быстро и настолько бестолковых некстати людей - я никак поверить не могла. А в третий раз мне повезло, что дурни были они все, по-другому они дело поведи, встал бы за них закон, пришлось бы ворота поднимать и пускать их", - так она на суде рассказывала.

А те родичи-то и не знали – кто бы им сказал – ни знаков, с которыми гонцу прийти надлежит, при таком-то деле, что они провернуть пытались, ни слова условного, что ворота открывает. Просто вырядились, ярко пошли, в рожки трубили. Старшая Тий’ирин уже с двенадцати шагов рассмотрела, что за гости пожаловали, велела ни огня не открывать, ни ворот – малое оконце, "жабий глазок" в меньшой калиточке, открыть, спросить, с чем гости-то пожаловали. А тот из братьев, что с гонцами не утерпел, попёрся, испугался – или лицо перед людьми потерять боялся? – сходу командовать пошел. Что они тут законные наследники, чтоб велели коменданту крепости ворота открывать, нового властного принимать, не то хуже будет.

Старшая Тий’ирин говорила: об одном жалеть продолжает, что вот чего-чего, бочки говна не запасла – плескануть на них из последней бойницы. Потом говорила, своим людям и мастеру Рийнару. Тогда – открывать ворот не приказала: нужного слова у них спросила, что князь Сайн и все властные знали. Но им-то откуда было знать? Видно, о том, что без этого ключа, без нужного огня и слова, в крепости на границе редко ворота открывают – забыл тот братец; так хорошо он или родич некогда пограничной крепостью командовал. И дальше думал он, что громким голосом и ложью всё дело обойдётся, сказанного не услышал, продолжал командовать. Так говорил, что его это земля и его право, и вот его подтверждение – это то похожее на правду личное завещание – а кто его слов не слышит, тому придется стрельбу услышать. "И о крепостях столько знал, что у "жабьего глазка" стоя, угрожать пытался – и о законе столько, что когда мои люди у него то подтверждение попросили, убедиться и ознакомиться - сразу оно у нас в руках и оказалось", - это тоже старшая Тий’ирин на суде говорила.
"Правду ли говорят, старшая Крыланьей крепости Тий’ирин, эти люди и тот, кто взялся за них говорить на моём суде, - говорил ей тогда князь Сайн, - что недолжными словами поносила ты тогда и меня, и закон?" "Не могу не признать, они говорят немного правды, - отвечала ему на то старшая Тий’ирин. - Знала я этих людей, знала я, что крепость им отдавать нельзя, знала я, князь Сайн, какой уговор был у вас с супругом моим, мастером Рийнаром, вернётся он или не вернётся. А про завещание это и сколь подлинно оно, я рассудить не могла. А похоже оно на правду было, но по закону не так вступают во владение землёй. Так я и велела ворота не открывать, пушки готовить, а пришедшим так сказала: если они здесь по закону, пусть и поступят по закону. Придут должным образом с должным словом от князя Сайна Эс Хорн, придётся мне тогда признать, что слово его – дерьмо и закон на моей земле – дерьмо, открыть им ворота и оставить крепость и то, что я захочу в ней оставить. А пока мы подождём внутри, а они снаружи. Если же за должный срок не услышу я того слова, что должно быть и что мы, Семья старших над Крыланьей крепостью и властные всей нашей земли знаем – а я думаю, что не услышу – тогда и они, пришедшие, дерьмо, и принесенное ими записанное – дерьмо, и ничего больше не заслужило: мы им в крепости подотрёмся, сколько места хватит, и им по наглым-то рожам съездим".

Дальше – это вот тут говорили – угрожать тогда стал тот из братцев, что с гонцами пошел, снова говорить, что пожалеют еще об этом в крепости, и если добром не хотят - их силой возьмут. Тут люди Крыланьей крепости точно поняли, что дело дрянное и в обман их вводят; не ставят властным такого пустоголового, кто крепости с затворёнными воротами, с хорошими пушками, под её же стенами угрожает. И "жабий глазок" закрыли, а перед тем и сказали – видят в Крыланьей крепости, с делом к ним под стены пришли дрянным, не первые сюда пришли – не первые здесь и лягут.

Долго ждать Крыланьей крепости не пришлось, чтоб влепить этим непрошеным гостям столько, сколько они заслужили. Едва те гонцы до лагеря своего дошли, как решили за обиду отвечать, пушки разворачивать. Они выстрелили - внешнюю насыпь обвалили, стену царапнули, им в ответ с крепости малым огнём пальнули - телегу разбили, троим прилетело. Много Крыланья крепость стрелять не стала: и заряды дороги, и порох дороже, хоть и все свои. А дважды потому, что неясное дело – не ничейные люди пришли, от которых – какой толк, дома Хорн люди под стеной встать вздумали. Старшая Тий’ирин так говорила – лишних людей не бить: всех их, каких ни есть, Дом Хорн не в лесу находит, всех женщины родят, всех люди учат – долго это и непросто. Срок придёт, всяко разберётся, кто пришел, и кто что тут получит.

Лишних-то не стали, а иные подвернулись. Даже один штурм отбивать крепости пришлось. Оттого-то старшую Лебедь в глубоких местах старшей башни, куда детей крепости укрыли, реже видели, чем детей госпожи Кошки - те младшим мастера Рийнара и не только им и в ночь колыбельную пели, и днём в игры играли, на стены-то не ходили. Сама госпожа Кошка ходила, мяу говорила, на нее старшая Лебедь ворчала-спрашивала - что орёшь, госпожа Кошка? С толком бы кого позвала...

Тут уже рассказали, что зря упрекала: позвала – так и было. А еще как было - после первого штурма те-то попритихли, но лагерь еле укрепляли. Потом, на суде уже, выяснили: разногласия у них в лагере пошли и дрязги – те люди, что с Крыланьей крепости пришли, чуять стали, что дрянь какая-то в дело вмешалась, говорили: в самом деле к князю Сайну тут надо гонца посылать, чтоб тот рассудил. Родичи же мастера Рийнара дураками хоть и были, а не такими: понимали, что им теперь-то князь Сайн присудит. А те ничейные люди, что с ними следом увязались – те по-другому судили, что богата Крыланья крепость, и нападать подзуживали.
А еще хуже им стало, потому что вот в это время пришли все кошки, большие и малые, пожаловали команду старшей Очень Большой Кошки исполнять. В Крыланьей крепости рассказывали, даже до них ветром доносило, как там в лагере благоухать стало. Хорошего-то колдуна с теми некстати родичами не было – кто бы с ними пошёл, да и разве помог бы тут колдун. А когда и шатёр, и всю военную сбрую, как бы не порох, и сапоги, без них никак, кошки-то пообмочат - кто ж в осаде, что и без того бестолковая, разум сохранит, в ярость не придёт? На суде потом говорили, за ними записывали - там так споры шли, что дело до ножей доходило. А ещё вся Чёрнокаменка знала - когда на суд-то этих зачинщиков распри привели, хоть их и отмыть пытались - и в ключевой воде мочили, и в горячую окунали - а одежду вовсе сменили - не помогло; всё одно суд пришлось как в старину судить – хоть и по осенним ветрам, а на открытом воздухе, у шатра стены распахнули, крышу подняли - но и то вонь не уносило. Запах от них шел - ладно, у людей глаза резало, так факела коптили и искрили, а собаки по всей Чёрнокаменке из себя вышли, на вой изошли.

Так что в лагере тех кровных родичей мастера Рийнара раздор за несколько дней стал быть. А дальше быстро рассказывают, как было, когда мастер Рийнар тайными кошачьими путями пришёл. Как нужный огонь сигналом Крыланьей крепости загорелся, а люди, что с ним пришли, и сам мастер Рийнар, на хорошие места встали, откуда стрелять удобно – по сигналу и люди крепости на вылазку пошли. Говорят, большой крови не было: одного из тех сводных родичей мастеру Рийнару те люди, что с ним пришли, связанным отдали - так думали, это позорные выплаты с них уменьшит. Со вторым уже сам мастер Рийнар лицом к лицу сошёлся, победил, а как же. Людей из Троебашенной крепости, что таковыми назвались, и что одного из родичей ему сдали, мастер Рийнар приказал отдельно задержать, под крышу усадить, обещал, что о выкупе договорится, много не запросит. Но перед тем им велел всех убитых из тех, что кровные родичи с собой привели, до ям Вонючего угла донести, чтоб не совсем без толку те умерли.
А прибившихся ничьих - тех, ясное дело, повязали, в том же лагере оставили, немного поили, немного кормили - пока мастер Рийнар о делах крепости слушал, о своей победе рассказывал, супругу свою старшую Лебедь и детей своих обнимал, и госпожу Кошку гладил - ей-то и ее детям в тот день за ужином много чего вкусного досталось.

А с тем вроде бы завещанием – такое дело вышло – это даже в Крыланьей крепости по-разному рассказывают. То ли прямо в ту пору, как люди Крыланьей крепости этих нападающих, что сводные-то родичи привели, победили и скрутили, то ли уже когда их в повозку погрузили, князю Сайну Эс Хорн на суд повезли - а только исполнила старшая Лебедь и люди крепости свою угрозу: подтерлись той грамотой и сводных братцев по лицу ей отхлестали. Старшая-то Лебедь сильно зла была, а мастер Рийнар возражать не стал: штурма без жертв не бывает, а кто распри затевает и людей зазря губит, тот говна и заслужил. А потом то некстати завещание ясно, только выбросить осталось. Так вот и кошками обоссанными, и людьми отлупленными, говном накормленными, эти двое дальше поехали.

Да там по-всякому много времени не прошло. Когда Рийнар сводных родичей своих и еще тройку самых ему подозрительных ничьих людей из тех, что к ним прибились, в повозку погрузил, на суд князю Сайну повёз, старшую Лебедь, супругу свою, лучшим из свидетелей позвал. День да другой, да полдня прошли: пока друг-другу порадовались, пока приветственный большой пир отпировали – и котов на тот пир много пришло, и все сытые ушли. Так, что кто-то из них на крыльце блеванул - еще в крепости говорят. А там Крыланью крепость на мастера Ллэрна и мастера Гьята мастер Рийнар и старшая Тий’ирин оставили. А всё они с той повозкой, что череп и кости твари той везла, на дороге разминулись. Не у ворот, на подъеме от Крыланьей крепости.

А еще здесь говорят - длинным же путём пришлось мастеру Рийнару ехать, хоть и верхом они со старшей Лебедью ехали. Миновать земли родной крепости своей, Троебашенной, он не мог и не хотел. В ту пору в нее уже властный Ньярэ пришел, тот из детей властного Харсна, что по закону должен был её держать. Начало этой истории он знал от людей Троебашенной, концу ее ничуть не удивился. Мастера Рийнара, наследующего землю Дома Хорн, Ньярэ, властный Троебашенной, принимал со всем уважением: на день мастер Рийнар со старшей Лебедью там задержался. За сводных-то братьев мастера Рийнара властный Ньярэ платить не пожелал, а вот про людей Троебашенной, кого они с собой в распрю сманили, про тех сговаривались. Так говорил мастер Рийнар: "Многой вины я за ними не вижу: введены в обман были они, и пострадал я от них немного. За оставшихся на моей земле живых самые малые позорные деньги готов я взять выкупом, оставшихся же мёртвыми не верну - на мою землю они пришли зря и зря на ней оружие доставали. Но готов вернуть в осеннее время своим порохом по мере и по Закону. В своём ли я праве?" "Я не рад это слышать про своих мёртвых и рад это слышать про своих живых, - отвечал мастеру Рийнару Ньярэ, новый властный Троебашенной. - Но ты в своём праве. У всех людей моей крепости, у кого туда пошли родичи, я спрошу, мы должны собрать выплаты к твоему возвращению. Останемся жить в мире, потому что мы на одной земле, ты мой родич и хороший колдун?" "Останемся жить в мире, - отвечал ему мастер Рийнар, наследующий землю Дома Хорн. - Я скажу, что выплаты я готов принять и зерном, и рабочими руками – у нас будет и долго – время засыпать внешние стены, чинить лестницы и пахать поля". "Это я дважды рад услышать", - отвечал им Ньярэ, властный Троебашенной. Ели они мясо, договор скрепляли, пили вино из тех, что торговцы привозят, хорошо договорились.
А тех-то, кого на телеге привезли, пришлось в старый зверий сарай у Трехдневного ручья запереть. Оттуда ни в какую сторону Троебашенной не дует. Только стражу поставить пришлось, и отбиваться ей пришлось: до людей-то Троебашенной быстрей запаха долетело, что эти затевали и почему взяты. Бить их позволить не могли, но плевали в тех некстати родственничков много.

А дальше доехали мастер Рийнар и старшая Лебедь до Чёрнокаменки князя Сайна Эс Хорн. И к суду его воззвали. Там, где люди записывали - так записано: "Не этих бестолковых сеятелей распри хотел я на твой суд привести, князь Сайн Эс Хорн - так говорил мастер Рийнар. - Но раз случилось так, что ту распрю у моего дома, о которой мне кошка-то намяукала - эти люди, некстати мои родичи, затеяли - считаю я должным их твоему суду отдать, как закон со всеми, сеющими распри, поступать говорит". И сначала тогда посмеялся князь Сайн, так сказал: "Похоже, колдун Рийнар, наследующий землю Дома Хорн, та кошка тебе не только намяукала, но и путь пометила".
Потом суд с толком вёл, по закону - здесь уже было сказано: даже этим некстати родичам того знатока закона определил, кто за них говорить и спрашивать должен был. Хотя что тут говорить и спрашивать - всё ясно было. Закон говорит: кто распри без толку в своём доме затеял, кто чужое под ложным предлогом взять пытался, а из-за того не один человек погиб, тех Дом своими держать не будет, а будет убивать или нет - это уже как Дом и его знатоки Закона решат. А еще говорили – и даже записали – так в том шатре переговаривались: такое-то на стенах не вывесишь – вся Чёрнокаменка насовсем кошками провоняет.

Слышал и это князь Сайн. И так рассудил: эти некстати разумные, что некогда были в Доме Серебра и тем его позорили - ни жизни, ни смерти от него не заслужили. И вот по какому обычаю князь Сайн Эс Хорн считает нужным с ними поступить. В Доме Хорн не считать больше ни одного из них, а дать им имя: кошками помеченные – с этим именем и с позором сопроводить их до границ Дома Хорн – в сторону, подальше от земель, что им известны. А пока их собирают и провожают – об этом и властным рассказать, и на рынке объявить – чтобы все, кто хотели, знали, с чем имеют дело – и пусть все и так унюхают.
Так с ними и поступили. Говорят еще, те некогда некстати родичи мастера Рийнара в Дом Талой воды пройти хотели. И даже прошли, но там уже долго не прожили. Местным-то колдунам, говорят, всегда добычи для работы их пакостной не хватает.

А мастер Рийнар жил – и хорошо жил. Крыланья крепость так наследуемой землёй и осталась. Дальше о нём – а ещё о том, как пришел он с готовыми свидетельствовать, как была и говорила старшая Очень Большая Кошка в суде разумных, а потом как все четыре четверти Дома Хорн собирались на большой совет; и был на нём за много лет впервые избран старший всего Дома Хорн - та, о которой долго помнят все истории, что после рассказывали в Доме Хорн, как о славной Семиструнной Ньё – и как потом началась большая распря Дома Серебра с Домом Талой воды и Домом Мрамора тоже – про то дальше в других историях будет сказано.



и картинку от друга-соавтора  Gaell.12 (self-made AI)

а она кошичька, она хоба!

@темы: сказочки, Тейрвенон, друг-соавтор, файские сказки, сказка про кошичьку

---

о планах

пока нас не закрыли в субботу решил таки сходить и слазить с "Москва глазами инженера" на Красный октябрь
авось получится

@темы: город М.

---

и снова сказочки про кошичьку

но не последнюю где таки падлу ззамочили
примечание "это сказка" еще более важно)

предыдущие части по тэгу

Так оно и было. А было вот как. В ночь хорошо люди выспались, даже каждому из дозорных время поспать было. Дальше разделились. Один малый отряд в лагере оставили, до этой-то земли тварь не доходила, чтоб точно было, кому вернуться, и чтоб лишнего с собой не нести. Два отряда потом пошли, тех стрелков, кого кошки своими путями повели. А дальше и мастер Рийнар с тремя своими людьми и двумя котами вышел, тем отрядом, что приманкой должен был быть. Первый день шли – за ёлки и камни цеплялись, карабкались, второй день шли – узкой тропой к Чёрному ущелью подходили, на ночёвку встали - приметил мастер Рийнар белые камни, что среди темных камней ущелья будто пальцы вверх тянутся. Их мастер Ла'айн вспоминал, тоже здесь ходил, мимо прошел, дальше попался. О тех же камнях мастеру Рийнару старшая Очень Большая Кошка говорила, как приметное место называла, что недалеко от них и охотничья тропа этой твари выходит, чтоб он шёл, стерегся, а дальше на дороге не спутался, верхом шел, где рыжий камень пробивается, на гору, у которой высокий лоб и птичий клюв выходил. Чтобы те люди и коты, что засадным отрядом идут, его не потеряли, а случись что - наедине с тварью не оставили.
Мастер Рийнар-то недаром по крови и из народа перевалов был - хорошо шёл, всё видел, нужной тропой повернул.

И вот идут они, идут, уже на новое утро - а время-то ближе к полудню подходило, тени ело. И вот чует мастер Рийнар, а будто туман какой-то снизу пошёл. Только поначалу рассудил он и понял, не бывает в этих горах в такую пору будто тумана: до облаков-то не поднялись ещё. Посчитал это мастер Рийнар, один палец согнул, огневой припас поближе подобрал и дальше пошел. Шаг ли прошел, двенадцать ли – а будто знакомым душком потянуло, дрянным, кошачьей ссанью, а к ней еще и какой мертвечиной и гадостью.

дальше?

Тут и с ним идущий один из братьев-Котов, что людьми быть умели, и ещё один, кто не захотел тому учиться, каждый начал уши прижимать, спину выгибать, шерсть топырить. Мастер Рийнар шаг замедлил, второй палец согнул, пороха своему далеко стреляющему оружию подсыпал, потому и ступать стал осторожно и медленно. Шага только три ли, шесть пройти ему вышло - вовсе оба кота распушились, растопырились, загудели. Мастер Рийнар — это он потом сказал, приметную расщелину на другой стороне разглядел, откуда одна сосна вбок растет, другая вверх кривится и пень торчит. Это ему старшая Очень Большая Кошка как место, где можно остановиться, как они его людей на удобное место выведут, называла. Мастер Рийнар и остановился. Людям своим скомандовал - не мешкать, оружие к бою готовить. А с котами — это уже те, кто с ним пошли, рассказывали - тоже заговорил, тихо так присматривался и уговаривал. А они всё фшшш да фшшш, стоят, гудят и раздуваются.
Но мастер Рийнар понимал, точно. И своё далеко стреляющее оружие пулями снаряжал. А раз он, так и люди его. Третий палец посчитал, на небо и по сторонам вроде вовсе не смотрел, а раз он не смотрел, и его люди не смотрели - порох подсыпали, заряды погружали. Только вонь-то всё сильнее становилась и коты шипели.

Дальше снарядил оружие мастер Рийнар, в небо глянул. Это он сам потом сказал, потому здесь говорят - сначала испугался. От горы до горы, во всё небо хребтом изгибаясь, тварь текла. И всё у нее из костей было, и только голой костью – и лапы, и ребра, и голова, только капли с нее капали, а зубы огромные, острые и глаза красным светили. Так вот мастер Рийнар сначала испугался, а потом-то быстро вспомнил, что ему Старшие Звери, Старшие Кошки, толковали, что это тень так от твари падает. На ту воду, что она с собой приносит и от нее по всем горам воняет. А по правде много она поменьше. И как поменьше сказали
Так вот он вспомнил, четвёртый палец сжал, посчитал, людям скомандовал, быстрое дело – запал да огонь готовить, подносить. Не первый раз, глядишь, стоял, бой выправлял. И тут всё, уже полный кулак сжав, быстро пересчитал, как сама тварь стоит, как поправясь, бить. Им скомандовал и сам выпалил.
А тварь та прыгнула. А вслед тому будто тройное эхо в горах грохнуло.

Это те отряды, которых те Старшие Звери, Горные Кошки, своими путями вели, тоже по твари выстрелили. Они вот что о том рассказывают.
"Пошли мы, - это так мастер Гьят говорил, - и не той дорогой, куда мастера Рийнара отправили, а вовсе другой тропой. Старшая Очень Большая Кошка - та первой шла, зверем обернувшись, и еще три больших зверя за ней. День мы так шли, вроде, и другой идти начали. А я смотреть – смотрю, думать-думаю, скажу, что и страшно мне было: на охоту-то я за зверями ходил, а вот чтоб они проводниками были. Так вот мы идём и примечал я: полбеды было бы, что тропа-то зверья – где деревья повыросли, ветви ниже смыкаются, да и камни на подъеме не так ложатся, а об иное дерево-то по краям видно: когти точили, места помечали, да не первый-то год и не двенадцатый, а людям толком и встать на той тропе негде. Полбеды, что не знаю я здешних мест, а чую: мастер Рийнар вроде на закат шёл, а тропа всё к северу и к северу забирает. А беда вот что: чуял я – не туда тропа идет, никуда идет, и мы с ней идём. Ветер был не такой, какой на перевальных тропах бывает, камень не такой".

И в самом деле, дальше говорил он, поднимались они, поднимались, поднялись - и что увидели? Слева - стена, справа - стена, впереди - так всем стенам стена, возле неба кончается, облака собирает. Он уже и разозлился весь. А коты все вперед идут, оборачиваются, еще чуть-чуть - и как та кошка мастера Рийнара замяукают, звать будут.
Только не по статусу было - старшей Очень Большой Кошке мяукать: "Здорово она зла была на нас, - дальше так мастер Гьят рассказывал. - Когда в человека обратно за миг перевернулась и сказала - так сказала, что тут сам князь Сайн ей в самые младшие подначальные не сошел бы. Чтоб мы тут не стояли, не пердели, рта до жопы не открывали, а шли за ними и след в след... а еще лучше, толковой веревкой обвязались, что под той водой не расплетется, подстраховаться. А то смоет там кого из нас, искать некогда будет. А про неизбежные потери они с людьми не договаривались. Но иначе никак к месту встречи с мастером Рийнаром не успеют. От этого-то мы о деле вспомнили и поспешили. А пока мы этот спор спорили один из котов в стену пошел и в стену ушел. Я поначалу думал, приглядывался, может в расщелину какую кот пошел, так нет там расщелины, гладкая стена, как кошки те языком лизали. Это потом мои люди у меня спросили, нет ли у меня, Гьята, мастера-Ловца такой верёвки - тут-то я вспомнил, что я есть и я Ловец, посмотрел как по обе стороны смотрят - а вовсе там не стена, и трещина - не трещина и колодец не колодец, и они оба сразу. А старшая Очень Большая Кошка всё на смотрит, под нос себе шипит, что двенадцать раз еще они об этом пожалеть успеют, да деваться некуда".

В этой истории не говорят, это теперь каждый, кто хорошим мастером станет, знает: не просто так искусство тайных путей разумные поняли. Старшие звери, которые и на той стороне мира прочные были и на этой – Дом Хорн тоже учили, потом уже и в других историях про это рассказывают. А тогда-то людям такое в новинку было.
Удивлялся мастер Гьят, мастер-Ловец, боялся, но веревку-то нашел, люди быстро обвязались, и командовала старшая Очень Большая Кошка, чтоб след в след за ней шли, по сторонам дивиться не вздумали, так еще сказала: "Я бы как котятам добавила – за хвост мой держитесь, да вы сдуру оторвать попытаетесь".
"И вот смотрю я, - дальше-то говорил мастер Гьят. - Первым из нас мастер Аррин, мастер Сокол встал, так его звали, потому что он лучше всех у нас стрелял, и за то выбрали. Cтаршая Очень Большая Кошка в стену ту ушла, как не было, а за ней и мастер Аррин пошел. А дальше и я, а куда денешься - обвязка-то тянет. А мне страшно, хоть обосрись. Только отойти-то нельзя, а в штаны неудобно".
"Пошел я в стену, - дальше говорил он. - И прошел я стену. А дальше сам не знаю, сказать не смогу, где я шел, как я шел - мимо ли нас не та вода текла, зелёная и всякая, поперёк ли нас; двенадцать ли выдохов я шёл, всю ли мою жизнь. Одно твёрдо скажу, за что разумом держался: как бы, значит, предыдущего и того, кто за мной идёт, из виду не потерять, с дороги, что след к следу не сбиться. А еще вот думал: нам сейчас засадой стоять, гадину стрелять, вдоль ли воды мы идём, поперёк - как бы порох не подмок-то. Аррин сказал - о том же думал".
Вовремя они вышли. Вот у той ложбинки, где сосна в три стороны росла. Одна вбок растет, другая вверх кривится и пень торчит. А старшая Очень Большая кошка раз – и обратно в человека перевернулась, и оружие снаряжает, и так ловко – будто она вот из тех, кто за двенадцать выдохов пару раз выстрелит, и вправду. А мастер Аррин, а что ему было делать, вслед за ней. "Тут, – это дальше мастер Гьят говорил, – для меня пока дело ясным стало", - и он, веревки не распутывая, за то же дело принялся. Порох-то хорошо, сухим был. А еще старшая Очень Большая Кошка на них взглядывала, не спешить советовала.
- Всплыла, тварь, - говорила. – Сами посмотрите.
А еще так командовала: времени как раз и снарядить далеко стреляющее оружие и прицелиться хватит: в двадцати шагах эта тварь будет, как атаковать начнёт.

Присмотрелся на то мастер Гьят и так рассказывал: "Воняло сначала, так, как ни одна наша яма в худшую предгрозовую жару не смердела. Будто и обосралось, и сдохло, а потом его кошки поверх обоссали". А потом увидел: зелёная вода пузырём встает, серая вода по сторонам поднимается, а в сердцевине вовсе мерзкая бьет, бесцветная, туманом её пучит, а из того тумана лезет. "Дрянь оно и дрянь, что про нее помнить, - так еще Гьят говорил. - Будто дохлую лошадь зимой волки не доели, а она встань и пойди, только по-медвежьи, а главное, что вроде вовсе по воздуху идёт и быстро-быстро. Но сверху-то, знать, тень не так падала, вовсе страшной она не казалась. Или нас не чуяла. Так что с толком я оружие готовил, сидел себе в засидке, только и думал - как бы ей ловчей башку отстрелить. Хорошо кошки дело-то обставили", - так он еще дальше говорил.
Другие люди из другой засидки тоже тварь разглядели, хорошо целились, разом первые стрелки и сам мастер Рийнар били, разве в выдох разошлись. Так хорошо били, что еще через выдох голова той твари прыгала отдельно, а сама она отдельно. Следующие уже для верности били, видели, падает тварь кость к кости.

Только дальше вот как было. Прыгать-то она на мастера Рийнара и его людей целилась. А еще брат-Кот всё же не удержался со страху, на ту тварь атаковать прыгнул. То ли за ним мастер Рийнар дёрнулся, то ли голова этой твари ещё продолжала жрать хотеть, хоть отдельно уже от брюха оставалась, а скорей это кровь по ней такая текла, с дрянной водой пополам, ядовитая. Вот мастеру Рийнару и досталось, окатило его и унесло, свалилась тварь и их придавила. И, как дым рассеялся, люди то и увидели.

И вот те люди, которые со старшей Очень Большой Кошкой были, испугались. Мастер Гьят, это тут вспоминают, не любил о том рассказывать, что дальше было: с того начинал, что снова осадила его старшая Очень Большая Кошка, сказала: стойте, припас свой оружейный собирайте, я пока на тот берег перейду, как вы не сможете, в чём дело посмотрю, и к вам вернусь, успею. А люди - куда им деваться было? - если мастер Рийнар на одном берегу, они на другом, а шагов-то между ними пусть и двадцать, только двенадцать и еще шесть - по воздуху, над таким обрывом, что реки внизу не слышно. Ждали, смотрели, а та опять из женщины в кошку-то перекинулась, к краю примерилась - а там то ли прыгнула, то ли полетела, то ли так пошла, вот никто не скажет.
А на том берегу вот что сделала: людям, что с мастером Рийнаром были, подсобила из-под той твари его и брата-Кота выгрести. На всех нашипела, но там люди и по-человечески в ту пору бы не поняли - с такого-то страху. Когда ж та тварь прыгала - самым-самым большим казалась, люди еще вернуться не успели, чтоб понимать. А старшая Очень Большая Кошка очень понятно шипела: так очнулись люди, справились, и мастера Рийнара и брата-Кота вытащили, положили. Пока доставали, от той твари - она ж с края ущелья упала, так и часть уронили - хвост вниз сполз, по самую жопу. Голова осталась, воняла – а зубы на ней были, какие в локоть, а клыки так и длинней.
Брата-Кота старшая Очень Большая Кошка сразу обнюхала да облизала, людей обоих, которые с мастером Рийнаром были, лбом боднула, снова на берег встала, снова то ли шла, то ли летела, то ли прыгала - только вверх уже. К тем, кто в расщелине ждал. Два выдоха подышала, на третий назад в человека обернулась, дальше мастер Гьят так говорил: втрое сердита была, хотя казалось - и куда уж больше-то. Так сказала: "Все живы. Все жить будут. Унесло вашего колдуна, ловить будем. Так что вы, младшие мои, остальных к месту встречи выводите. Чтоб они нам навстречу шли, чую я, там много нести придётся. А ты, самый громкий, - это мне она сказала, говорил мастер Гьят, - как я кошкой снова стану, на спину мне ложись, ногами держись, рукам держись, зубами цепляйся, пригодишься - как твоего мастера Рийнара назад вылавливать будем". Он и вцепился, хорошо вцепился, а признавался - страху набрался. Будто всё время мимо текло, пока та кошка над пропастью шла. А из глубины ветер поднимался и дрянью всё воняло.

И получилось у них: выловили - мастера Рийнара. Он про так говорил: "Я ж подумать успел - то ли лапой зашибло, то ли вонью оглушило. А потом ничего не успел. Барахтался. Вода была, и вода меня несла, вода меня крутила. А потом вдруг сверху хвост был. Знакомый такой хвост, в пятнах, и дразнил меня знакомо – вот будто я помнил, как это. Я его хвать – а он меня и подцепит. На место-то посуше. Я его кусь, и будто я всегда так делал – а меня еще подцепят. А потом развернулась – да лапой мне наподдала – тут я и вылетел. Лежал, воздухом дышал, глазами лупал, вдохнул, усы облизал. Тогда я сам себе котом казался, - говорил мастер Рийнар. И дальше говорил. - Бестолковым. Меньше госпожи кошки, как я ее выловил. Как на лапы встать, не знаю, а как хвостом шевелить - так и до сих пор не знаю. Стою такой, уии да миу, перед Матерью всех кошек - как я тогда видел; а я ей целиком на один зуб умещусь. А она что, она кошка: взяла того мелкого кота и лизнула. Так, что я обратно - быть живым человеком вывалился. Лежу – это вы остановились тогда – вверх гляжу, моргаю. Одним взглядом на старшую Очень Большую Кошку смотрю – человек передо мной, сморгну, с другой стороны посмотрю – а вот и кошка. Но тут она уже разглядела, что вот я, и моргаю". И ворчала тогда старшая Очень Большая Кошка: "Жив он, ваш мастер Рийнар. И по ту сторону жив, и по эту, и немного кошачьей ему пригодится: может неплохим котом вырастет, если захочет". "Это я так слышал, - мастер Рийнар говорил дальше. – А она дальше и ворчала. – Верно я говорю? А если жив и здесь, так подыши и сядь. А там и встань. А то брата-Кота помяли, лечить придется. А твои люди тут еще много несут".

А где люди были, там вот как дело было. Как перебрался на тот берег к мастеру Рийнару мастер Гьят, как помог он старшей Очень Большой Кошке на него-то навестись… Стала та его вылавливать, стало ясно - выберется мастер Рийнар, из-под воды всплывёт, а каким - так то уже следующее дело. Тут-то мастер Гьят и о другом деле вспомнил, зря ли он колдуном-Ловцом был, и не из худших: как начертание знака "камень" знал, полбеды любую не ту тварь убить, а вторая половина беды - чтобы по следам у твари прочная земля не треснула, а в те трещины новых бед не наползло. Это мастер Гьят сначала думал, пока вкруг ходил, трещины отслеживал, жалел - что половина той твари по самую жопу в ущелье провалилась. А как понял, что из трещин зеленая вода фонтаном не бьёт, да и серая вроде растекается-успокаивается, редко так бывало, но он знал: бывает, так и выдохнул.
Так и знал, что отвлёкся: старшая Очень Большая Кошка там командовала, и ему команды раздавала, чтоб в носилки-то впрягался. Рук мало, а к лагерю, где прочная крыша, хорошая вода и тепло, не только мастера Рийнара, но и братца-Кота снести надо. И на что он тут глазами лупает, время теряет. Тут-то он еще вспомнил, о чём мастер Рийнар с князем Сайном Эс Хорн договаривался. Что кости этой твари князю Сайну мастер Рийнар только в доказательство покажет. А сам себе заберет и в дело пустит. А в дело вон, есть чего пустить - и башка отменная, и позвонки, и зубы. Вспомнил и так ответил:
- Я на то глазами лупаю, уважаемая старшая Очень Большая Кошка, что по всему, возвращаться мне сюда придётся. Если мастер Рийнар до той поры не отлежится. Проверить, как не та вода течет, не пробивается ли лишнего - и собрать кости. Это я еще людей позову.
Посмотрела на него старшая Очень Большая Кошка, проворчала:
- За носилки берись, вниз иди. Я пока младшим скажу: пусть ваших подгонит, чтоб побыстрей шевелились, руки находили. А о не той воде и костях — это как твой мастер Рийнар очнётся, там и совет будем держать.

А дело так вышло, что как очнулся мастер Рийнар, так уже те другие коты, что других стрелков вели, успели их к белым камням привести, а там и те, над кем мастер Аррин старшим оставался, подошли. Руки-то и нашлись. Так вот на днёвку и остановились, старшая Очень Большая Кошка с еще молодым Айли из людей, а он был стрелком в третьем отряде, а еще люди знали, что умеет зверей он хорошо лечить и договариваться с ними, вот они-то Братцем-Котом и его костями занялись. А пока тот шипел-кусался, в человека-то видать сил повернуть не хватало, и понять, что ему на пользу работают, пока мастер Рийнар сначала садился, потом вставал, с ноги на ногу качался, с мысли на мысль передумывал: все ли у него цело, нигде ли никакой не той капли не завелось, люди-то, с мастером Гьятом во главе и назад поднялись. Чтобы череп и кости, сколько не тяжело будет, назад донести.

Поначалу мастеру Рийнару трудно понимать было. Сколько-то сидел, сколько-то стоял, качался, сверху дождь шел. Кто-то его в дым, под навес, отвёл, потом жирного, горячего хлёбова дал, полчашки – мастер Рийнар так рассказывал: "Ложку съел, другую съел, на третьей понимать себя и место начал. А тут и старшая Очень Большая Кошка под навес пришла, так во всё лицо от дыма морщилась, что я снова - на одну сторону смотрю, человек, на другую смотрю - большая кошка щурится".
- Что это было со мной, старшая Очень Большая Кошка, - спросил тут мастер Рийнар.
- То было, что бывает, - отвечала она, и человеком и кошкой воздух нюхала. - С больших глубин тварь всплыла, дрянную воду с собой несла, а что в ней вместо крови и прочей дряни текло - то и я тебе не скажу. Скажу, бывает, пройдёт. У наших проходило же - наши юные охотнички не только к людям, но в какие только ямы не проваливались. Ты, говорят, неплохой колдун, ветер пересчитывать умеешь, двенадцать раз посчитать умеешь, ты ли это подумал, или блоха какая в разуме завелась. Неплохой колдун, а теперь еще лучше, может, станешь. А пока я за тобой послежу, а потом секрет расскажу.

А дальше так было, что вернулись те люди, череп и кости твари той принесли. Думал мастер Рийнар, со стороны на сторону смотрел, кости шевелил, хмурился:
- Эх, знал бы, я не подумал, - говорил на то Рийнар. - Ни крови в ней, ни той воды не осталось. Изучил бы - вдруг на пользу бы пошло, - и на старшую Очень Большую Кошку смотрел. А та усмехалась:
- В порядке ваш мастер Рийнар, и разум его в порядке, - проворчала. - Очнуться не успел, уже думает, в какую бы еще гадость нос засунуть. Нет бы о каком прочном деле подумал, колдун он колдун и есть.
- Ваша правда, старшая Очень Большая Кошка, - говорил Рийнар ей в ответ. - Моё это место и дело моё, а не было бы у меня этого места и этого дела, так и пороха моего у меня бы не было. А не было бы у меня моего пороха - так и мы бы тут не стояли, может, тварь эту не победили.
- Тоже правда, - признала на то старшая Очень Большая Кошка, а мастер Рийнар тем временем стал людей своих расспрашивать: что там, где тварь убитой рухнула, не глубока ли трещина, не придётся ли им назад с дровами возвращаться. Кто-то из его людей, кто - тут не записали и предложил - может, княжеским колдунам это дело оставим? Должен же и от них какой-то толк быть - пусть себе дрова повезут, по скалам потаскаются.

Одно только - те слова старшей Очень Большой Кошке сильно не понравились. Смотрел мастер Рийнар, видел: скалит зубы кошка, уши прижимает. Пока та она, которая человек так говорила:
- Вот что я тебе, мастер Рийнар и всем людям твоим скажу. Наша эта земля, мы эти колодцы выследили, мы их и подзасыплем, какие надо. А кто из меньших тварей просочится - пусть приходит, это наша земля, а они наша еда; раньше твоя кошка нас угощаться звала, теперь мы ее позовём. Но чужих человеческих колдунов ни мы, ни эти горы не хотим. Это про тебя мы знаем, что ты - наш человек, нашего зверя вырастил, значит - много бед не принесёшь. А иных колдунов в наши горы пусти - без гор останешься, к такому колодцу подпусти, такого намудрят, что на место одной такой твари еще двенадцать придут, а за ними двенадцать раз по двенадцать.
Слушал ее мастер Рийнар, так ответил:
- Хотел бы я вам, старшая Очень Большая Кошка ответить, что не так всё у людей - и где-где, но в моей родной северо-восточной четверти чтят закон и умеют договариваться. Хотел бы, да не могу. Колдунам князя Сайна и я скажу, лучше бы иных вещей не знать. А доказательство с нами и уже поедет. Послушаюсь я - и оставлю вам здесь это дело завершить, как вы сочтете должным. Одного только не оставлю, уважаемая старшая Очень Большая Кошка: раз я вышел живым, то хочу я другое дело, что дрянные разумные начали, закончить. И буду вас просить всё рассказать и прилюдно - о том, что дело рук разумных призыв этой твари, и о том, где тот манок расположен. Чтоб должным образом засвидетельствовано это было, и мог я, и те, кто меня поддержат, до общего суда и встречи Домов это донести.
- Услышала я твою просьбу, мастер Рийнар, - отвечала ему старшая Очень Большая Кошка. - Сначала вот что спрошу: было ли так хоть когда, чтобы Большие Звери в человеческий суд приходили; было ли так, чтобы Большая Кошка в суде свидетельствовала и по Закону ли это будет?
Задумался на то мастер Рийнар, так ответил:
- Не великий я знаток законов. Что ж - придётся мне хорошему законнику за работу хорошим серебром заплатить, пусть растолкует. По-своему, как на своём месте разумный, своей земли властный я так рассужу: почему бы тому и не быть? Разве было до того, чтобы люди с большими кошками вместе одно дело делали, одну охоту проводили - и не друг на друга? Старшая Очень Большая Кошка, вы - как своим кошкам старшая, своим котам властная разве не то же скажете: пока стоит где-то дрянной этот манок, кто нам пообещает, что он заново не заработает, тварь и похуже этой не приманит. Один раз я эту охоту пережил, второй раз ни сам не захочу, ни детям своим не пожелаю.

Смотрел потом мастер Рийнар, смотрел, не смаргивал, как кошка та большая вылизываться начала, а человеком-то смотрела, на пальцах считала, больно близко кулак подносила.
- Твоя правда, мастер Рийнар, - так сначала скажу, - отвечала она. - А потом вот что добавлю: оттого-то так редко мы вместе одно дело делаем, что каждый из нас, и кто человеком быть еще от старых людей научился, знает, что с людьми не стоит связываться. От того, что никогда им не бывает довольно, никогда не наполняются они: сделаешь с ними одно дело, окажется, что за ним следуют ещё двенадцать, дальше сам не заметишь, как уже маленьким стал и мышей ловишь, - тут кто-то и посмеяться хотел, а только весь подавился. - Но я продолжаю считать: мы перед тобой в долгу, а дальше так скажу - я подумаю над этим, мастер Рийнар. Двенадцать раз, а потом еще подумаю. Времени у нас хватит. Оттого что не о том вы, мастер Рийнар, говорите сейчас. И беспокоиться бы вас не о том: та дрянь, что у манка сидит, против всех законов пошла, не вы, так кто другой ее нагонит. А вот о том, что в дому у вас творится - о том некому, кроме тебя, подумать.

Не сильно сначала и услышал, и испугаться успел мастер Рийнар. Сначала удивился:
- Что же это у меня в моём дому такого происходит, что я не знаю, а вы знаете?
- Вот не думаю я, что ты не знал, собираясь, - так сначала старшая Очень Большая Кошка сказала. - Кто, как не ты, пушки велел держать наготове и порох - сухим? - тут-то мастеру Рийнару уже страшней стало. - То я знаю - дальше говорила старшая Очень Большая Кошка, - что как только мы с делом справились, я тебя вытащила и ты сам из воды выходить начал, как велела я самым резвым и сообразительным из моих младших к твоей младшей кошке во все двенадцать ног бежать, весть ей донести. Что ты жив и живым домой идешь, добычу несешь, а мы теперь и ее и ее детей угощать в ответ будем. А твоя госпожа кошка, моя непутевая младшая – что? Звать опять начинает, плакать. Что не своим, не кошачьим делом заняты - и она, и дети ее. Детей человеческих, своего человека детей, утешают, когда плачут, баюкают, когда страшно. А тем детям мать, тебе, мастер Рийнар, жена, твоей Крыланьей крепости старшая Тий’иринн - на стене стоит, с горючей землей и ее мастерами чаще, чем со своими детьми, разговаривает. А вокруг - хоть и не так, как в иные поры гремит, но погромыхивает. Но под стенами - чует наша младшая кошка - костры горят, человеческой дрянью пахнет.
- Думал я об этом, - сказал сначала мастер Рийнар. Мысли собирал, чтобы дальше-то достойно вопрос задать. - Но могу ли я спросить вас, старшая Очень Большая Кошка, что же это за дороги такие знают ваши вестники, что отсюда и до самой Крыланьей крепости - от заката до заката, и они-то едва минули - обернуться успевают? И нельзя ли нам...
Тут уже старшая Очень Большая Кошка торопливо речь вела.
- Нельзя, - сказала. - Отсюда никак нельзя. Из вас и самый тощий и по плечи не пролезет. - Видел мастер Рийнар - настораживалась кошка, уши отводила, хвостом колыхала. А женщиной-то ничего себе, бурчала, скалилась. - Нельзя, нельзя с вами, людьми, связываться. Вам один клок шерсти с хвоста пообещай, обернуться не успеешь - а уже шкуркой у огня лежишь. Вытрясут теперь, как тихими путями ходят. А не вытрясут - сами разберутся. Не они, так их внуки, - так она ворчала, а мастер Рийнар всё ждал, терпеливо, выдох за выдохом считал. А его люди на него смотрели и тоже ждали. - Но я по-прежнему перед вами в долгу, мастер Рийнар, и что считаю должным, то исполню. А сначала спрошу я вас, мастер Рийнар, верно ли, что не первый год ваша крепость незваных гостей встречает? Что каждый в ваш разумный в вашей крепости знает, как тогда быть, когда под стенами чужие люди встанут: где его место, что его дело?
- И то, и это верно, - отвечал на то мастер Рийнар.
- Дальше я так скажу, надеясь не нанести вам обиду: верно ли, что ваша Крыланья крепость и день, и другой день, и двенадцать дней в дурной осаде простоит? А младшие мои, что у вашей моей самой младшей спрашивали, так говорят: дурная осада и не с чего ей быть хорошей.
- Хороша моя и моей крепости старшая Тий’иринн, каждый из моих людей хорош и пушки мои хороши - и все они к бою готовы. Не вижу я, почему бы им и двенадцать дней и в хорошую осаду не продержаться. Скажу я - и это верно, старшая Очень Большая Кошка. Столь же верно, что - если вы сказали хоть малую долю правды, я хочу знать, как стоит эта осада. И не могу не спешить. Пороха-то у нас хватит и стрелки хорошие.
- Если они день да день простоят - так я вам скажу, мастер Рийнар. Вы за эти день да день как раз успеете вниз спуститься, к князю вашему прийти, череп ему показать, о деле сделанном сказать, награду обрести. А потом с того его каменного города выйдете, реку пройдёте, не туда повернёте, куда люди ходят. Знаем мы там расселину, где самый крупный из нас тихим путём протискивался, там и вы пройдёте. В нужное место... Что ж ты думаешь, мы зимой лапы по перевалам топтали, когда в твою крепость есть ходили? Близко ходили: в спину им выйдете, в спину и вдарите. Как ты ни спеши, быстрее не поспеешь.

"Вот думала она: бестолковым котёнком я радуюсь, за пёрышком прыгаю", - так мастер Рийнар рассказывал, как он ответил, так за ним и записали. А отвечал он так:
- Не видел я от вас недолжного, старшая Очень Большая Кошка. Так скажу: поверю вам. Еще так добавлю - если сбудется по сказанному вами, иначе я и пожелать не могу: чтоб и своё дело завершить, князю Сайну нужные слова сказать и своим людям успеть в беде помочь. И еще могу добавить: что больше, чем вы должны, вы тогда сделаете, и я, мастер-колдун Рийнар в ответ пообещаю вам: и вопроса не задам - о том, какими путями вы нас ведёте.
- А я скажу: не обещай, чего не выполнишь, мастер Рийнар. Лучше бы ты спрашивал, а то ещё сам разобраться попытаешься. Но это - дело далёкое. О деле близком вот что я тебе скажу. В проводники я тебе вот этого кота дам, не впервой ему человеком прикидываться и в люди ходить. Еще скажу: кости эти ты с частью своих людей обычным путем пошли, потому как нечего им обратно в не те земли нырять. Кто их знает, что в них впитается, кто их знает, кого запах приманит – я так скажу: не знаю, и знать того не хочу. А ты, пока этот день минует – ты вот что сделай: мастер ты и колдун хороший, так со всем мастерством записочку в свою крепость напиши, что это вы идёте, чтоб вас тоже со стен приветом не встретили. Я-то ее младшим передам. А еще младшие спрашивают – можно ли они нападающим тоже все их шатры, все их повозки, всю их сбрую обоссут? – понравилось им, видать. И, говорят они, та человеческая дрянь уважения не ведает, жир в огонь кидает, котиков обидеть норовит. Глядишь, и тебе искать потом легче будет, что за люди то были – мы-то постараемся.
- Пусть, пусть пометят. Всех выслежу, - отвечал мастер Рийнар. Хорошо это старшая Очень Большая Кошка сказала, как ни зол был мастер Рийнар - сказанное развеселило. - Пока только доброе я от твоих советов и твоей помощи видел, и теперь ему последую, - так дальше сказал мастер Рийнар. Собираться стали люди, делиться, кто как пойдёт, кто кости твари везти будет, а кто свои заряды пересчитает и с мастером Рийнаром за котами пойдёт. А еще мастер Рийнар сел послание старшей Лебеди составлять, хорошо составлял, долго писал, только мы не знаем, что там было.


там все будет хорошо
и картинку от друга-соавтора  Gaell.12 (self-made AI), где кошичьке фкуфна.

вот так

@музыка: ...но пока фартит воеводе, с перевалов барсы подходят, да над Лысой горой кружат орлиные патрули

@темы: сказочки, Тейрвенон, друг-соавтор, файские байки, сказка про кошичьку

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

и снова сказочки про кошичьку

И вернемся к файской сказочке
Где появляется много кошек. больших кошек

типа примечаний на полях

в некоторых местах в оригинале это явно нечто ритмическое, которое читается по ролям
и заранее - это сказка!

предыдущие части по тэгу


В недоброе время Рийнар послание от князя получил. В первый раз то было недоброе, что пришло послание то под Полдень года, когда добрых вестей не ждут, а на немирье призывают. Но ничего в том послании сказано не было, кроме того, что призывает князь Сайн Эс Хорн младшего властного Рийнара, своей властью над людьми северо-восточной четверти, о своём деле говорить. Прочитал это послание мастер Рийнар вслух - своей жене, старшей Лебеди и остальным своим людям. Так сказал, это записали: «Ничего в том хорошего нет. Или распрю наш князь затевать решил, добро бы с толком, или там увижу. Что скажу, старшая моя Лебедь – порох пусть наша крепость держит сухим, караулы наготове». А кошка та, благо уже куда выше колена мастеру Рийнару выросла – ходила, тёрлась, в одну сторону мяу и мур говорила, в другую мур и мяу. Обещали мастеру Рийнару в Крыланьей крепости – и жена его, и люди – что все должным образом сделано будет. А ясно – и он нерадостным уехал, и они в тревоге остались.

дальше?

А во второй раз то недоброе было вроде и малое – не было другой дороги мастеру Рийнару в земли князя Сайна, кроме как через родную Троебашенную крепость. И заезжал он туда. Не за добрыми вестями заехал. Догонял возраст властного Харсна, медленно он ходил, поднимался медленней, думал, увидит ли заново хоть одну весну. А братцы те сводные мастера Рийнара были в Троебашенной, рядом с Харсном вились – все-то старшие делом были заняты, а у этих дела не было.

Говорят, полаялся с ними Рийнар крепко. Со злостью и печалью уехал он к князю Сайну в крепость Чёрнокаменку. Выслушивать, что выбрал его, своего младшего властного колдуна Рийнара, властный северо-восточной четверти князь Сайн Эс Хорн для того дела, за которое мало кто брался, а выбрались еще меньше.
И дальше рассказал ему князь Сайн о той твари, что на их земле завелась, как с ней биться пытались, а толку не было. Хорошо рассказал, ничего не утаивал: люди знают, записывали. И то записали, что сказал князь Сайн: ты-то, колдун Рийнар, землю с тварями принял, землю без тварей оставил, кому ж как ни тебе это дело неподъёмное поручать. Справишься - награжу должно, чем захочешь, что сможешь попросить; а если и тебя не станет – ни одного из твоих людей и твоей крепости, как закон обещает и в три раза больше – не забуду.
Записали люди и как на то отвечал мастер Рийнар.
- Просил я, - сказал он, - только бы не на распрю звал меня мой князь. Зол я был всем собой, как с земли Сосновой долины уехал, хотел – дали бы мне убить кого-нибудь. Просил я, и все мне дали – у кого бы попросить забрать обратно. Никогда не считал я себя в хороших Ловцах, властный мой Сайн Эс Хорн и никогда не буду. Но признаю: по закону в своем ты праве и не отступишься.
- Ты удачлив так, как давно не рождались, - отвечал на это князь Сайн. – Я думаю, только это нам и поможет. Скажешь ли ты сейчас, чего запрашиваешь? – дальше он еще говорил. – В это дело я готов выделить тебе на подмогу и хороших воинов, и хороших колдунов. И любую награду дать тебе потом – если ты вернешься – и если не сможешь вернуться. Я, князь Сайн Эс Хорн, говорю – одержавший такую победу может войти в круг моих первых людей – и не отступлюсь.
Так говорил князь Сайн Эс Хорн, слушал его мастер Рийнар, смотрел, как другие слушали. Подвесы на поясе перебирал. Так ответил:
- Не об этом попрошу. Незачем мне в круг твоих первых людей входить, мало я здесь знаю, не умею ничего и вовсе не по сердцу мне это место. Но попрошу я, чтобы властью своей и законом назвал ты меня, князь Сайн Эс Хорн, в моих землях полноправным наследующим властным - если жив останусь, а если не останусь - того, кого выберут на моей земле. И от со всех взимаемых пошлин мою землю избавил, а с землей, камнем и мастерством разрешил всегда управляться как по закону и как нам виднее. Я сочту это достойной наградой. Если же кости этой твари, если я её убью, только показать попросишь, и мне для работы уступишь - тут вдвое сочту награду достойной. А со мной я ни колдунов твоих, ни военных твоих людей не попрошу: не знаю я о них ни дурного, ни доброго, и они меня не знают. Сам же понять можешь, властный мой князь Сайн, в эту дорогу такие люди нужны, чтоб твоё "бей!" понимали, когда ты только вдохнуть успел. Вот как я попрошу: выслушал я твоё повеление, не рад я ему, но я на том месте, на каком стою – ты можешь меня отправить, я или исполню его или умру. Отпусти меня только пока до моей земли, подберу я себе из Крыланьей крепости верных людей, а остальным своим людям распоряжения выдам, как меня ждать и что делать, если меня не станет. Говорю тебе как хороший колдун и младший властный, два раза по двенадцать дней не пройдёт, как я вернусь. А на твоих землях попросил бы я пока знающих людей собрать, кто ту тварь встречали и если и испугались, так не до полусмерти и смуты, вдруг найдутся такие? Имею ли я право перед тобой и законом, князь Сайн Эс Хорн?
Выслушал его речь князь Сайн и видно - был ей доволен. Встал и так начал отвечать:
- Тебе ведь право дай, ты горы и земли через решето просеешь? От меня мастеров всех сманишь, и пошлины не заплатишь? Но границу укрепишь. Я говорю, имеешь ты право, мой властный Рийнар. Иди и собери тех, кто с тобой пойдёт и возвращайся. Ты от своего слова не отступишься и я - не отступлюсь: победишь или проиграешь - о чем мы договорились, то твоим будет. И что я еще сочту достойной наградой - тоже будет твоим.

Здесь еще записывали: подступил после того разговора к князю Сайну старший из его колдунов. Выговаривать решился, что не стоило тому мастера Рийнара вот так просто обратно на свою землю отпускать. Что плохо оно кончиться может: потомку и народа перевалов все горные тропы ведомы, не пойдёт он верной смерти себе искать, не вернётся - а может и в Дом Талой воды сбежит.
Выслушал его князь Сайн Эс Хорн и так спросил: "По-вашему, мастер Рийнар достойный колдун? Должен быть достойный, если вы его одобрили для такого дела. А какой колдун, свое слово дав, от него отвернётся - чтоб его слово в срок встречи с иными не теми подвело? А я, князь Сайн Эс Хорн думаю: властный Рийнар – мой достойный властный, что знает и уважает – свой долг и общий закон. Я выбираю думать, что служат мне достойные властные и мастер Рийнар в назначенный им срок вернётся и в бой с тварью выйдет. И, вернётся он потом или не вернётся, я выполню, что обещал, как говорит закон любому - будь он властный, князь или колдун. А тебе, старший из моих колдунов, я так скажу: мастер Рийнар получит свою награду, и ты свою получишь. Ничего я не забыл – и я, и все мои люди зорче зоркого за тобой смотреть станут: кто чего в другом боится, то он и возможным видит. Не подумывал ли ты, мой колдун, сам, если я тебя в бой с тварью пошлю, - по горам к Дому Талой воды путь прокладывать? Эти-то всех принимают, каждого второго топят".

Что колдун отвечал, то записывать не стали, а зачем. Мастер Рийнар же назад ехал, поторапливался, но мимо родной Троебашенной не проехал. Так говорят - с мастером Йином, первым наставником своим, совет держал. И старшему своему Харсну рассказал, как есть – что за дело было к нему у князя северо-восточной четверти Сайна Эс Хорн. На что он, мастер Рийнар согласился – и что сам теперь не знает, жив ли будет потом – сказал. Надо думать, оттуда его сводные родичи, что вокруг властного Харсна голодными падальщиками вились, всё это узнали. Это нужно сейчас сказать, для того, о чем много дальше в этой истории будут рассказывать.

А мастер Рийнар ничего такого себе не думал, ехал он до своей Крыланьей крепости и доехал. Встречала его кошка, говорила: "Мяу!", встречала его старшая Тий’ирин и все ее люди, ничего не говорили, ждали. Пошел мастер Рийнар сначала вымыться, потом на детей посмотреть, потом поесть. Там сначала со старшей Тий’ирин и другими старшими людьми заговорил.
"Одна хорошая весть у меня есть: не на смуту князь Сайн Эс Хорн меня позвал, не на войну. А во всём остальном нет совсем ничего хорошего", - так мастер Рийнар сказал. Дальше доел мастер Рийнар - хорошую баранину с мягким хлебом - и стал рассказывать, зачем звал его князь Сайн и какое дело поручил. А кошка вокруг ходила, и котят своих оставила, всё мурр да мяу говорила, голову на колени то мастеру Рийнару, то старшей Тий’ирин укладывала: большая выросла кошка, средние следы уже оставляла.
А мастер Рийнар рассказывал, что он о деле том думает, а думал то же: что не лучший он из Ловцов, да и лучшие этой твари не выслеживали. "Всегда я говорил, старшая моя Лебедь, незачем торопиться умирать, и теперь скажу, - так говорил мастер Рийнар. - А еще скажу: только сейчас не знаю я, выйду ли с этого дела жив – я и те, кто пойдут со мной. Так скажу: властный мне князь Сайн, и я, мастер Рийнар, на своём месте стою, и должен достойно выполнить ту работу, что мне поручили. Что я тут ещё могу сказать? Если выполню - будем мы и наша земля в славе и большем праве, если нет – что сказать, вам придётся ее удерживать".

Выслушала его старшая Тий’ирин, так сначала дело князя Сайна назвала, что знаков, чтобы это записать, нет. Кошку погладила потом и так сказала: "Ты пришел сюда, когда я думала, как мне с моими людьми умереть хоть сколько-то достойно и не думала, что кто-то может победить эту беду. Ты пришел, мы победили, мы живы - я приняла твое предложение о полном браке и рожаю от тебя детей. Потому что думаю, ты любую неподъёмную работу сможешь, поднимешь и придёшь с победой. Много я думаю о князе Сайне и его праве, хоть и рождена среди Семей этой границы, но о тебе я могу и буду думать только это: сможешь, сделаешь и придёшь назад. Я и мои люди нашу крепость и наши земли удержат, что бы ни пришло, помни это и выбирай себе людей".
Потом снова старшая Тий’ирин на кошку посмотрела, а та ушла по залу ходить, раз за высоким столом люди доели. А дальше так старшая Тий’ирин сказала: "Еще скажу: если не повезет тебе умереть, долго ждать тебе на другом берегу придется. Надо мне будет наших детей до должного места и работы мастерства вырастить, и убедиться, что они мою и нашу землю удержат — вот я не буду спешить. И ты умирать не спеши".

Выслушал ее мастер Рийнар, подтвердил, что спешить не будет. Что он еще вовсе не пробовал, как это - жить полным властным, как не попробовать, а чтоб попробовать - надо вернуться. И детей растить - должному учить - надо. Так сказал, дальше начал среди людей, лучших из своих людей - тех, что рядом от одного хлеба ели, всё слышали, тех, кто с ним пойдёт, отбирать. Спрашивал, повелений не раздавал - всё равно со своим властным из шести - шестеро пойти готовы были. Рийнар тех из них отбирал, кому пули хоть из истинного серебра отливай: не потеряют, как целят, так и попадут. А еще тех, кто след умел и на камне вынюхать и в Ловцы, какие есть, годился. А тех, кто лучше пушечное мастерство умел - в Крыланьей крепости то все про всех уже, кого куда - знали - тех оставлял. Говорил: лучше вам быть на этом месте, звали меня не на смуту, а всё равно думаю - где-то что-что закипает и вскипит, нам бы целыми остаться. Много не мало, а много с ним хотело, он же девятерых отобрал, велел собраться в недобрый поход, притом припасу оружейного вдвое больше взять, а своего пороха отдельно втрое больше. А там и спать лёг.

А ночью вот что было – это снова тот из людей рассказывал, что в первый раз сюда с Рийнаром пришел; что слышал, как в первые ночи по карнизу кошка ходила, мяу говорила, много больше себя казалась. И то же самое сказал, немногим по-другому. Что ходила кошка по карнизу, снова больше себя казалась, словно она редкий зверь с перевалов, а то и его больше. И звала тоже громко – не мур, не мяу, а такое, что в горах ночью одному – никому бы не слыхать. А только втрое громче ей вроде и отзывались – то ли гром за горами ворчал, то ли сами горы.
Звали в ту пору этого человека уже Гьят, что значило Ловчий, и за то время, что он в Крыланьей крепости прожил, узнали о нем вот что. Следопыт он и так был, лучшего желать не надо, а люди перевалов, что заходили, разглядели, что и Ловцом он будет не из худших; учили его по-своему, и хорошо он учился, не зря же так его назвали. Оттого он мастеру Рийнару это один на один рассказал – когда их отряд в обратный путь двинулся, не сразу, а когда они уже на плотную дорогу к Чёрнокаменке, крепости князя Сайна, вышли. Выслушал его Рийнар, поблагодарил, задумался.

Кошка-то что, со своими котятами и с детьми мастера Рийнара и старшей Тий’ирин в Крыланьей крепости осталась. А дальше вот какое дело, когда мастер Рийнар и его отряд до князя Сайна дошел, было. В должный срок прибыл со своими людьми в Чёрнокаменку мастер Рийнар, ни на день не опоздал, ни на четверть дня: самому недоброму не к чему было придраться. Князь же Сайн свою часть уговора выполнил - подобрал он тех людей, что с тварью бывали рядом, кого она не съела, а страх если и пожевал, то самую малость.
И вот был среди них один пришлый колдун Ла'айн, с северной четверти Ловец. Что пришел поискать славы, а нашел свои переломанные кости. Лежал, гостеприимством князя Сайна пользовался, отплатил за него изрядно: хорошую карту со всем описанием оставил, какова тварь была, какими долинами шел, где какие трещины встречал, на что лёжки и переходы той твари похожи.

А потом попросил мастера Рийнара на личный разговор - и вот что еще рассказал. Сам бы он, каким колдуном ни был бы, с гор бы не вышел. Сложно идти со сломанными костями. Горные люди приберегли и принесли. И теперь иногда заходят. Его один спас, а вообще их двое, близнецы они. Кое-что про лёжки той твари – это они рассказали раньше. А вдвое больше рассказывать стали, как узнали, что князь Сайн мастеру Рийнару из Крыланьей крепости эту работу поручил. И так притом говорили: "В долгу я перед ним: хорошо мы пировали на его земле, сильно и сытно. И старшая наша считает, должны мы ему в его работе помочь, достойно ему за добро воздать, пусть к нам за помощью приходит, если пожелает". Дальше так говорил тот колдун, что старшая их в крепость не ходит, в горах живёт. Говорят - рады будут, если вы прийти согласитесь".
Слушал его Рийнар, на карты смотрел, задумывался. "Многих я у себя привечал, так было. А вот не помню я близнецов из людей перевалов, чтоб у меня пировали", - не сразу отвечал.
Хмурился на то Ла'айн, Ловец из северной четверти, просил мастера Рийнара ему помочь тот нож достать, что для ветвей, костей и врагов. Богатый был нож, серебряным зеркалом блестел, темными полосами шёл. Посмотрел Ла'айн Ловец, как мастер Рийнар на его-то нож засмотрелся, и вот что сказал: "А дальше вот что я вам скажу, мастер Рийнар, пока лежал я и думал: жить мне недолго, нечем мне было присматриваться, что передо мной за люди. Только здесь уже, в Чёрнокаменке задумываться стал - да простят меня люди, что меня спасли, а хотят - пусть не прощают. Местных горных людей неоткуда мне знать, только похоже их и в крепости не всех узнают. А я скажу - странные они. И странно от них пахнет. Нож вы мой видели, мастер Рийнар, хороший нож, не так ли? Заработан, потому что и Ловец я хороший. Спрашивал я, смотрел в том ноже - что эти братья за люди. Поклянусь не только оставшимися целыми, но и снова зажившими моими костями: нет в них подделки, что мелкой мерзостью копошится, и ничего мёртвого нет. А трижды поклянусь - не знаю я, мастер Рийнар. Смотрю - вроде и в моём ноже и в серой воде та же тень отражается, один разумный. А только потом поднимается рябь, вроде и разумный там, а вроде и ничего не разглядишь. И все равно скажу: странно они пахнут, горные люди, что вас зовут. Что вы скажете?"
Слушал его мастер Рийнар, слушал и думал. А потом нож ему отдал, убрать помог и спросил:
- Чем хоть пахнут, мастер Ла'айн, скажете?
- Я б сказал, кошками, - отвечал он. - Не в полную силу, а так, порой, когда мехом, когда логовом...
Подумал мастер Рийнар и так на то ответил:
- Что ж, вы, мастер Ла'айн, знаете, может, лучше меня знаете, на какое я дело иду. На такое, что и кота о помощи попросишь. Пусть те люди приходят, поговорим. Или скажите, как их искать?

Долго тех, о ком мастер Ла'айн говорил. искать не пришлось, сами пришли, известий ждали. Двое их было, вправду были на одно лицо, даже поседели равно: только один белую прядь налево заплетал, второй направо. А одеты были не по-здешнему и не тем обычаем, что родные мастеру Рийнару люди перевалов носили. Больше на торговцев с юга похожи, одно только, что жилетка и перевязи кожаные неяркие были, не вышитые, и рубашки под ними будто с меховой выпушкой. А оружие доброе было - смотрел мастер Рийнар, видел - и сталь хороша, и дерево, и все должным образом прилажено, по-горному: со скалы падать будет, а выстрелит. Только такие падать не будут, куда там.

Долго смотрел. Рассматривал. Те двое закон знали, не возражали, пока о необязательном говорили – ни взгляда, ни затылка не прятали - ни от кого. Знали: в тревожный срок с незнакомыми людьми при хорошем свете и в двенадцать человек разговаривают. Чтобы всякое не то глаза не запутало, разум не затуманило, на много-то людей, разом да при добром свете - никакой не той твари не хватит.
Прочными были оба этих парня, одно только - что с лица одинаковых. Мертвечиной не пахли, грозить не пытались, напротив - по-людски шутили, по-людски смеялись, а известно - там, где людям весело, ни одна дрянь не рада. Так вот и мастер Рийнар не стал от них утаивать:
- Говорил мне мастер Ла'айн, братья-молодцы, говорили вы ему - в долгу вы у меня, сытно вы на моей земле пировали, а я и слева, и справа на вас смотрю, а таких гостей припомнить не могу.
- Это не так важно, мастер Рийнар, - отвечал ему один из тех братьев. - Мы-то помним, а память наша долгая и хорошая. Простите нас, сказать пока не можем: велела нам старшая наших старших вас к себе привести, с вами договариваться, там мы всё и расскажем. Тоже говорила: мы перед вами в долгу, Мы, братья-Коты сказать можем только: всем нам, всей нашей Семье с этой тварью на одной земле голодно и тесно; если вы готовы принять нас в охоту - всем поможем, если не готовы - будем, как за мастером Ла'айном издали смотреть, вдруг пригодимся?
- Что ж, знаете вы дело моё, знаете, куда я иду. Не хочу нанести вам обиду, уважаемые братья, вижу я, оружие у вас хорошее, вижу, дальше так скажу: обговорю я сейчас со своими людьми, что мы увидели, что мы думаем, дальше я на ваше приглашение отвечу.

Приняли это оба брата, в разные стороны головами покачали, подтвердили - и будто уши у них шевелились. Вышел Рийнар, стал со своими людьми совет держать, а вот с тем мастером, которого Гьят звали - наособицу. Подтвердил ему народом перевалов выученный Ловец: "Ничем дрянным они не пахнут, ни одного поддельного движения я в них не уследил: наоборот думал - с ними бы в зимний праздничный день подраться выйти. Ясное дело, проиграю. Но хоть поучусь". А потом задумывался мастер Гьят и продолжал вслед: "А дальше я не знаю, как сказать: хоть в нож смотри, хоть так смотри, человека увижу – а всё равно они иначе пахнут. И ну будто знакомо". "Шерстью?", - переспросил на то мастер Рийнар, обрадовался Гьят, спросил: "Не я один такой, вам тоже? Шерстью и будто бы нашим порохом". "А, всё равно – котами, - посмеялся вслед тому мастер Рийнар. – Не здесь ли меня называли придурком с кошкой, и кошкиным сыном, говорят – не здесь ли называли. Так скажу я, что судьба – дело моё такое, что хоть кота попроси – вот и не побрезгую попросить. Целых двух Котов".

С тем он вернулся к тем двоим братьям и сказал, что приглашение их принимает. Обрадовались его согласию те братья-Коты. И вот как сказали: сама Старшая готова, с ними по закону договариваться, в лагерь их в любое время прийти, хоть под рассвет, хоть в полдень. Как они из Чёрнокаменки в свою дорогу выйдут. Обдумал то мастер Рийнар со своими людьми, сильно странным не показалось, а что слегка - то обдумают. Мало ли, может что князь Сайн и эта старшая делили, а не разделилось? Обговорили они время встречи, а там и вышли - дожди прошли, реки унялись, погода добрая, что зря время терять?

Дальше было так: встали они лагерем за три перехода от Чёрнокаменки, у хорошей воды - там три ключа бьют, место и местные проводники, и братья-Коты советовали. Стали гостей ждать, мясо поджаривать. В уговорённый утренний час пришли гости: братья-Коты пояса с бляшками надели, полный оружейный припас с собой взяли. А с ними старшая их шла, с одного взгляда видно: старшая. Статная шла женщина, рослая, как горы, седая, как их вершины – а так шла, что каждый выдохов на двенадцать, где стоит, забывал. А такая же, как у братьев, жилетка была как бы не истинным серебром украшена, и меховая опушка - как бы не мехом горных кошек подбита. Чего народ перевалов и горные люди не делают: им по этим горам еще ходить.

Это вторым мастер Рийнар подумал, как потом рассказывал. Первым делом на ее оружие смотрел. Было и оно истинным серебром украшено, да не в том дело было - мог мастер Рийнар далеко стреляющее оружие оценить, у тех, кто на виду его носит. И у братьев-Котов оно по руку прилажено было. А у этой - трижды под руку - и такое оружие, что за него - не торгуясь - годовую пошлину крепости отдают, с крепостью впридачу, да не больно-то меняют. Мастер Рийнар хорошим был мастером и думал: у народа-то перевалов и у торговых людей – да и в Доме Серебра – о таких горных людях, что себе такое оружие позволяют, непременно было бы известно. То ли он за делами своей земли разные другие вести слушать позабыл, то ли - странное, он думает, это дело.
Однако приветствовал он ту старшую почтительно, как чужого властного, угощение ей и гостеприимство предложил. А та на необязательные слова тратиться не стала, сразу о деле разговор повела. Так сказала:
- Знаю я тебя, мастер Рийнар, и крепость вашу Крыланью знаю. И то, что рассказали тебе старшие из младших моих, подтверждаю собой и именем своим: в долгу мы все перед тобой - за твою землю и ее щедрое угощение. Я же сама, как всех их старшая, еще добавлю: и я в долгу перед тобой по праву родства; просила моя младшая о помощи и решила я, что не откажу ей. Говорили тебе старшие из младших моих: мешает нам эта тварь, в наших местах пакостит, нашу охоту портит. Дрянное это дело и страшное, но мы считаем - так и тебе, и себе поможем. Примешь нас - с тобой пойдём, не примешь - следом прокрадёмся. Мы-то эти края хорошо знаем.
Думал мастер Рийнар, обдумывал, а старшей этой властной с полным правом отвечал:
- Дурак был бы я, в такой-то дороге от хороших стрелков и хороших следопытов отказываться. Но говорил я, мастер Рийнар, властный Крыланьей крепости, старшим из младших твоих, смотрел я на них, и знающие люди мои смотрели. И на тебя посмотрим, потом потолкуем, потом отвечу - если не будет в этом обиды тебе? А пока - не откажись от нашего угощения.
- Знаю я тебя, мастер Рийнар и дело, за какое ты взялся, знаю, - отвечала ему тогда та старшая. - Приглядывайся, советуйся - я сама надеюсь узнать, что ты - и скоро ли разглядишь. Потому что знаю, что говорили мне, судишь ты справедливо и действуешь разумно. А от хорошего угощения - когда кто из нас отказывался?

Как сказал мастер Рийнар - так и было. Смотрел он, мясо гостям нарезали, хлеб делили, пиво наливали - смотрел. По обычаю руками гости мясо брали, хорошо ели - костями хрустели, зубы крепкие были.
Мастер Рийнар, всех оделив, за свою долю сел. Думал: и так смотрел, и этак смотрел, мясо резал, хлеб резал - в нож заглядывал - теми же наши гости сидят. С мастером-Ловцом, которого Гьят-то звали, советовался, говорил - не пахнут они дрянью, не чую я в них дряни, а только странное что-то чую, а что - понять не могу. Но будто вот знакомое что-то. "И вы тоже?" - отвечал ему мастер Гьят.

Тут недолго ждать: вскрылось всё вот как. Ходили люди – от входа в лагерь к шатру, от шатра - к столу, от стола - ясно, к выходу из лагеря. Сходил так как-то тот Ловец пиво отлить, и никто бы не сказал, что запропал. Но здесь уже сказано было, дожди недавно в горах прошли. На хорошем месте стоял лагерь, где вода быстро уходила, а мокрый плотный песок был там на дороге, и мокрая земля была.
Вот и долго ходил мастер Гьят в первый раз от лагеря. А на второй раз - никто не считал, а быстро вышел. Вернулся - так и мастера Рийнара с собой поманил. Нужное сказать.
Поманил и привел. Ниже от лагеря один из ключей над ручьем бил, тропа уходила. Песок был плотный, следы хранил. Долго он мастеру Рийнару показывал, показал вот что. По одному берегу ноги в сапогах ходили, по другому - на тебе, поднимались только кошачьи лапы. Большие следы были. Заметные. И то: не привыкли ведь хозяева перевалов, те, что с теплой шерстью и широким хвостом, осторожкой ходить. Всматривался мастер Рийнар, долго всматривался, да к ключу потом спускался, глаза себе хорошей водой промыть: то ли вижу?
По всему выходило, что свежий след: в ту пору, как люди лагерем стояли, за стол сели, тут большой горный кот прошел - вода не смыла, песок не надкусил. А еще - как из той воды-то кот весь вышел: на том берегу, где мастер Рийнар стоял, никаких кошачьих следов не было, одни горные сапоги разных людей ходили.
Глядел на мастера Рийнара мастер Гьят, так говорил:
- Вот и я так сделал, думал, пива мне много было, - так сказал тот Ловец. - И мне не помогло. А потом я по следу прошел, всё понял. Недалеко кот ходил: отложил, закопал, забрасывал, другой тропой обратно пошел, только и там на нашем берегу кошачьих следов нет, человечьи есть, - тихим-тихим шепотом говорил мастер Гьят. Мастер Рийнар отряхнулся, близко подошел. - Вот эти горные сапоги, где ремни вот так ложатся. А больше того скажу: понял я во второй раз, знаю я эти следы. На левой задней лапе – там видать не на то тот кот до рождения наступил, так вышло, что два средних пальца совсем подушечками срослись. Видел я те следы – у нас, в Крыланьей крепости – и у нас во дворе, и у нас по хуторам потом, часто видел, мастер Рийнар. Это вот про кота, а потом про человека скажу. Там один человек на тот берег так шел, так ступал – где на том берегу кошачьи лапы оставались. Не в обиду будь сказано нашим гостям, знаю я, на ком такие башмаки - вот на том из братьев-Котов, у кого к левому уху белая прядь заплетена. Так вот я подумал, и приглядываться дальше стал. Подумал: что если не на них смотреть, а на их следы. Так и есть, мастер Рийнар, так и в нашем лагере сейчас есть, по земле человечьи следы идут, а как под водой посмотреть - так кошачьи, большие такие кошачьи следы. У всех троих. Мне не верите, сами, мастер Рийнар, посмотрите. Если не в обиду нашим гостям то будет. Хотя - если хоть на ноготь они те, что я думаю, всё они уже учуяли, пока я смотреть пытался. И если хотели - то уже обиделись.
Выслушал его мастер Рийнар, так сказал:
- Что ж, сначала вернёмся. Гости они - и закон наш пока соблюдают, и я буду соблюдать. Угостятся - а там спрошу.

Только долго ждать ему не пришлось: было дело, присматривался мастер Рийнар, хитрым образом еще, как старшая Лебедь учила. Видел. Так смотреть - человеческие следы на земле оставались, под водой поглядеть - так где человеческие, а где и кошачьи. Думал он, к столу шёл, а там и увидел - смотрит прямо на него эта женщина, старшая Котов. И улыбается. Широко улыбается - а зубы молодые, хорошие, острые.
- Догадались, наконец, уважаемый мастер Рийнар, - так та женщина вслух сказала. - Были бы мы люди, об залог бы билась, когда вы догадаетесь, по тому судила бы, как вы справитесь с намеченным делом, стоите ли помощи. Рассудила, стоите, - так сказала, от своего куска мяса откусила, кость погрызла. Дальше так смеялась. - Что, третий ты кот, просчитался - по тебе ж нас угадали: много вкусного съел, надо было в лесочек сбегать? А человеком неудобно, люди штаны придумали, их шнуровать надо?
А тот из братьев сидел, вниз смотрел, за ухом чесал, куда белая прядь заплетена была. И вот порой и видно становилось - вовсе не рука там, большая кошачья лапа.

Отвлёкся на то мастер Рийнар, сам он потом говорил, люди записали. Сам не заметил - и серой воды не поднялось, зеленой не плеснуло, ничего не подсказало - только что почтенная старшая сидела перед ним, выдоха не минуло - а сидела она же, только вот кошачьего роду, и какого высокого - из тех горных кошек, что по отвесным скалам идет, где идти нельзя – летит, с мехом, куда рука по локоть уйдет, только ни одна не уходила, что хвостом взмахнут - перевалы снегом заметают. А та кость, что только что она, человеком, грызла - ей и на один зубок не станет. Посмотрела на него очень большая кошка, зевнула.
Большая была кошка: его кошка в одном следе год назад целиком бы могла свернуться. Так, рассказывал Рийнар, он думал, испугаться и не успел, а раз он не стал, то и его люди не стали, и его звери не чуяли.
А там три выдоха прошло - снова рядом старшая из разумных сидела, мяса ей еще подать просила. Чуть-чуть только видно было - зубы то просвечивали, кошачьи:
- Всё в родной шкуре хорошо, одно только: говорить неудобно, - так сказала та старшая. - Вот ты догадался, мастер Рийнар, ты посмотрел, кто мы такие, будешь ли ты еще с нами разговоры разговаривать, договорённости искать?
- Как же мне не говорить дальше, старшая Очень Большая Кошка, - со всем почтением продолжил мастер Рийнар, - в моем родном народе, среди людей перевалов, говорят: счастлив тот, кто хоть раз за двенадцать жизней хоть краем глаза, хоть след заметит Старших Зверей, хозяев перевалов. Чем бы ни кончилось это дело - сколь счастлив должен быть я, к кому они сами договариваться пришли, - так он сказал, ярче видел, как проступают сквозь улыбку той женщины зубы большой кошки. А люди-то мастера Рийнара, здесь так записали, боялись, не знали, что делать, только храбрости его удивлялись.
А та Очень Большая Кошка - так говорила, было ей весело:
- Ты вот сейчас, мастер Рийнар, сам в ножичек свой посмотрись - того человека увидишь, кто Старшего Зверя и зверёнышей его каждый день видел, шерсть с рубашки отряхивал, а то и говно выгребал, ругался. Только что ты на счастье не жаловался, нет нашей заслуги, всё твоя удача была. И что я пришла с тобой разговаривать - наш долг и твоя заслуга. Так и есть: приютил ты из многих моих родичей одну из самых младших, меньшую и непутёвую из них. Младшей была, мало кормленной, мимо проторенных троп ходила-пищала, от своего любопытства и голода и в мир разумных, к людям вся провалилась, мы не очень пожалели. Дальше видели мы, как ты её подобрал, как кормил, поношения терпел и головой рисковал. Дальше про сейчас скажу: было, попросила моя самая младшая нас о помощи, и решила я - что дело у тебя дрянней некуда, а помочь надо. Но и дальше скажу: не только из-за одной глупой маленькой кошки, что своего двенадцатого снега не увидев - на тебе, котят заводит. А потому что мы, мастер Рийнар, перед тобой и этой маленькой кошкой в немаленьком долгу вышли. И дрянь, на которую вы охоту объявили, много нам земли попортила, много бед принесла.

Замолчала тут старшая Очень Большая Кошка, мастер Рийнар слушал, будто все так каждый день бывает. А за ним вслед и его люди так сидели. Попросил потом разрешения спросить, и вот что спросил:
- Правильно ли я понял, старшая Очень Большая Кошка, и уважаемые Коты, не вы ли - в первый год, как я властным Крыланьей крепости стал, пировать к нам ходили, не тех тварей есть? Потому и сказали, что пировали хорошо?
Братьев Котов и спрашивать было не надо - те тоже, видно, на старшую свою смотрели, тоже, как так каждый день бывает, вели себя. Широко облизнулись оба, одно только - что один направо, другой налево.
А старшая их еще себе мяса попросила, люди дали, и так сказала:
- Правильно. Они же коты: плохо придумывать умеют, мы все это плохо умеем, это ваше дело, разумных. И не только эти четыре кота - четверо их в одном помёте, эти два умные, учились, как людьми быть, как свой третий раз восьмой снег увидели, а другим двоим и так хорошо. Той вот осенью доказала наша самая маленькая бестолковая кошка, что она – наша кошка. С наших гор еще позвала, потом из твоей крепости, всю родню позвала, говорила: еда здесь, много еды, мне столько за всю жизнь не съесть, - еще раз облизнулись коты, еще раз откусила мяса старшая Очень Большая кошка - острые зубы были, сразу резали. - Правильный ты вопрос задал, мастер Рийнар, так я тебе и отвечу, с чего это я, Старшая в этой земле, Мать всех этих котов решила - слыханное ли дело - разумному в его охоте помогать. Потому что давно принесло эту дрянь, на которую тебе охотиться. Это вы её увидели, когда они совсем в ваши сытые земли всплыли, вас распробовали и вкусными нашли. А мы, Старые Звери, не первую зиму, не первый десяток зим эту тварь видим: в наших землях она гадит, нашу дичь распугивает - в диких краях всплывает. Мы помним, нас еще старые люди научили - нечего нам делать на ваших землях и злая вы еда: кусачая и невкусная, ваше время пришло и ваша вода, вы меняете мир, как вам надо. А мы стороной ходим. А только в этих краях и сторон нам не осталось. От такой дряни наша дичь в другие края перетекла, чуя: тварь неправильная, страшная и голодная. Потому мы, Старшие Звери, у кого в этих горах земли были, долго несытно жили, и с каждым годом всё не сытней. Оттого и тому, что выводок мои младшие завести решили - рада я не была; всего три котёнка родили, третья вот эта твоя была, мелкая и дурная, мимо сиськи через раз промахивалась, я уж думала: толком не проживёт. Оттого и рукой махнула, когда на тебе - люди, вот вы, мастер Рийнар, мелочь присвоили. Ну что, сказала, может - вырастет, захочет - съест, - посмеялась так старшая Очень Большая Кошка, еще зубы показала, большие зубы были. - Не ждала я, подумать не могла, что однажды перед зимой эта мелочь выйдет, и взрослым голосом на все наши земли и воды заголосит: еда здесь, много еды, столько мне в жизни не съесть. Спрашивали мы по нашему закону: но как нам здесь охотиться, если это земля людей и людей здесь много? "А они охотиться на это плохо умеют, и такое не едят, - нашлась наша младшая. - А это все, все мои люди, я на каждом посидела, каждого обтёрла, а на ком не посидела – на том посижу, вы ж сказали – мне с ними всё можно? ". А куда нам деваться было, когда голод поджимал, а в тех краях и в самом деле – еды было – ловить не переловить, наглой, непуганой… Надо думать, вы на то не в обиде.
- Вовсе мы не в обиде, старшая Очень Большая Кошка, - отозвался на то мастер Рийнар. – Мы и в самом деле такое не едим, всё толком и поровну поделили; вам – мясо, нам – кости и панцири. Благодарность моя вам велика, и я счастлив, что могу ее принести, но могу ли я спросить?
- Спрашивайте, мастер Рийнар, - отвечала ему та. – Раз решили мы, что ваша опасная охота – наша охота, всё вы вправе знать, что захотите.
- Я признаюсь перед вами, старшая Очень Большая Кошка, благодарность моя вам велика еще и потому, что я совсем не знал, что за напасть пришла на землю, которая стала моей – и как ее победить. Я и не очень верю, что мы смогли бы победить, когда бы не ваши лапы, не ваши когти и не ваши зубы. А поэтому вот что я хочу спросить, старшая Очень Большая Кошка. Сказки людей, среди которых я вырос, народа перевалов, называют вас Хозяевами Перевалов, говорят они – вы живете долго, и те из вас, кто проживет двенадцать раз по двенадцать снегов, а потом еще двенадцать раз по двенадцать: столько, чтоб увидеть, как растут горы – сам может лечь горой. Сказки говорят – горные кошки знают все перевалы, хвостом заметают снег и нагоняют облака, ваши в горах все неведомые ущелья и все тайные тропы, и так вы знаете горы, как никому из людей в три жизни не узнать. Сказки говорят своё – но я, хороший колдун и хороший воин Рийнар, властный Крыланьей крепости, вижу в вас удивительных мастеров и бойцов, без которых я бы не справился никогда. Отчего же вы сами не победили эту дрянь, если так они портила вам – и жизнь и землю? Отчего решили присоединиться к моей охоте.
- Ты почти знаешь ответ, мастер Рийнар. Не всё, что говорят о нас - правда, - сказала ему тогда старшая Очень Большая Кошка. – А еще подумай, мастер Рийнар, сколько бы ты успел узнать, если б прожил двенадцать раз по двенадцать снегов, а потом еще столько же? Но что бы ты ни узнавал, что-то не изменится. Как бы сильны мы ни были, что бы ни говорили о нас сказки – мы звери. Старшие и очень большие звери. Мы не умеем драться с непонятным и страшным, которое может быть сильнее нас, мы умеем только от него бежать. Так сражаться умеют только разумные, и иногда побеждают. Я признала: я у вас в долгу, мастер Рийнар, я хочу помочь вам победить эту тварь и готова сказать: мы на этот срок станем вашими зверями, а вы - нашими людьми. А еще так я вам скажу, мастер Рийнар, так у вас спрошу — это справедливо, что то, что начали разумные, разумные же должны и закончить?

Задумался тут мастер Рийнар. Отрезал себе мяса, нарезал себе мяса, долго-долго жевал это мясо, будто очень плохой ему кусок попался, где одна жила. Ждали его люди, ждали и Старшие Звери. Запил этот кусок мастер Рийнар, добрым глотком запил, и заговорил:
- Выслушал я ваш ответ, старшая Очень Большая Кошка, скажу, что понял. Сказал бы, что тех тварей, которых вся моя крепость боялась и я с ней боялся, моя маленькая госпожа Кошка не испугалась. Думаю, потому что знакомой ей и уважаемым Котам еда была. И остальное выслушал. Это справедливо, старшая Очень Большая Кошка, но дальше уже я хочу спросить. Так ли я понял вас, что не обошлось без действий разумных, что в мире людей появилась эта тварь? И как вы готовы это подтверждать.
Не помедлила старшая Очень Большая Кошка, только облизнулась:
- Что мне подтверждать, я кошка. Говорю, что вижу, что слышу, что чую. А всё это вот о чём говорит, мастер Рийнар - вы спросили, жалко ли мне ответить. Мы - звери старые, звери прочные, на обеих сторонах мира живём, где хотим - едим, потому знаем на нашей земле каждую трещину, каждую царапину. А еще что точно знаем – ни в том, как камень растет, ни в том, как вода бежит, всякая вода – чистая, серая, зеленая, ни в том, как козлы по утесам скачут и как трава растет – нет ни у кого в мире, как он есть и как он течет, такой силы, чтобы большая тварь из недолжных глубин в прочный мир живых всплыла и охотиться стала. Если бы что-то такое на дне воды произошло и выбросило в мир живых ту тварь, что таится в серых землях, света лишенных, и живой выглядеть в мире живых никак не умеет - поверьте мне, мастер Рийнар, мы бы об этом услышали - с южного моря до северного, так, что горы бы вздрогнули и озёра выплеснулись. А раз не было этого - один у меня ответ. Только разумные из всех, населяющих мир, умеют копать колодцы и глубоко закидывать сети, умеют ставить такие манки, что идёт на них - не только честная наша еда, мелочь, звери серой воды, но и такая вот неуместная дрянь. И только разумным такое безумие может в голову прийти.

Тут все помнят. И каждый раз рассказывают. Как заторопился тут мастер Рийнар, как о должной учтивости забыл. Скоро спросил, будто вправе был требовать ответа:
- Знаете ли вы, где этот манок?
Но никуда не спешила старшая Очень Большая Кошка:
- Знаете ли вы, мастер Рийнар, когда по дороге к своей крепости едете, где развели огонь, и что там горит: печь ли где топят или пал пошел? Знаете ли вы, потомок людей перевалов, где скорей всего, как придет тяжелый снег, сорвется и пойдёт вниз "снежная доска" - и горе бестолковому обозу? Знаете ли вы, наконец, где за любыми облаками самая холодная звезда, где ей стоять зимой и летом? И что вам тогда спрашивать меня? Это были наши горы и наши реки, наши трещины и колодцы, наша земля и наша добыча. Это мы - Старшие Кошки, Властные перевалов - как мне не знать, где разумные поднасрали такой дрянью?

Тихо сидели все младшие. Спокойно сидели. Один только из братьев-Котов, у кого прядь к правому уху шла, за тем ухом чесал. Один только мастер Гьят, ребрышко доглодал, кость рассматривал, думал, где мясо осталось. А больше того, как потом говорил, думал: ведь сейчас стрелять пора придёт. А он не успеет.
- А я спрошу у вас еще, старшая Очень Большая Кошка, - отвечал тогда Рийнар, спешил, а все знали - как прицеливался. - Только одно и спрошу: не в тех ли землях, что к северу через Тройной хребет от моей крепости лежат, тот манок стоит?
Тут та женщина еще мяса попросила, это мастер Гьят рассказывал - и понял он, что стрелять не придётся. Не спешила и так сказала:
- И так тоже только вы, разумные, умеете. Зачем вы спрашиваете, мастер Рийнар, если вы уверены в ответе? Да, я скажу: это правильный ответ, там он стоит.
- Извините мою торопливость и несдержанность, старшая Очень Большая Кошка, - говорил тогда Рийнар, медленно и достойно. - Вас же, все люди мои, и всех зверей тоже, я попрошу эти вопросы и ответы запомнить. Чтобы тот из нас, кто останется жив, князю Сайну Эс Хорн и всему Дому Серебра смог эти слова и это подтверждение донести. О свидетелях тогда и договоримся. Простите, старшая Очень Большая Кошка, важно мне это дело, хочу я в нём разобраться, чтоб тот манок вывернуть – и сверху положить – когда того глубоководного охотничка из разумных в его же колодце топить будут. Но понимаю: дело это наше, дело это людей, совсем не то, ради которого вы решили к нам прийти и с нами вместе сражаться. Теперь я вернусь к нему и скажу: да, мы – ваши люди, вы - наши звери, что вы можете рассказать о том, что не знают люди, какова эта тварь и как нам охотиться на нее?

Стала ему рассказывать Очень Большая Кошка, много рассказала. Много поправила - хорошо поправила - в том, что говорили люди, так потом рассказывал мастер Рийнар. Так говорила она: тварь эта из очень глубоких слоёв не той воды, оттого и самого глупого представления не имеет, как в мире людей надо себе тело собирать и из чего. Но к несчастью для людей, идёт ей это только на пользу: мало того, что бесшумно движется она и хорошо прячется, лишь тень свою на серой воде, что у всех корней мира есть, спрятать не сможет, но и тут – так её тень отражается, что и талантливых Ловцов в заблуждение вводит и сожрать их тварь успевает.
Так дальше говорила старшая Очень Большая Кошка: то, о чём люди рассказывали, кто убежать успел - про чудовище от края до края долины, и всё костяное, так вот это тень и была. А сама тварь велика, больше вкусной лошади, что караваны в долинах оставляют, будет, - это так кошки говорили - но все же от гор до гор не достанет. А то, что как из одних костей она состоит, это правда, это многие недолжные твари в мире живых только так выглядеть умеют, потому и убить их непросто. Они бы, кошки, туда бы били во все лапы, где у нее череп крепится, да и людям туда же советуют. Братья Коты, что охоту мастера Рийнара в те первые годы видели, так сказали, подумав и понюхав - хорошая у их человека охота была и оружие хорошее, должен его порох и на этой твари сработать. Лучше бы еще было по ней из того оружия пальнуть, что у них на стенах крепости стоит, однако тут и кошке понятно: не понесешь его по горам-то, когда бегать и выслеживать надо. А вот с тем, как бегать и выслеживать, с тем, с чем многие из разумных, кто прежде эту тварь добыть пытался, не справились и многие погибли, тут без них, котов, мастер Рийнар-то и не обойдётся.
Подождала тут старшая Очень Большая Кошка - дальше говорил мастер Рийнар, подождала - а потом посмешила. Так сказала: вот уж те трещины, где прячется эта тварь и откуда она всплывает – все до единой, они-то, Старшие Кошки, Властные перевалов, разведали и выучили, как люди ближе подойдут - все они, их звери, усилия приложат, не только до последнего ее чистой крови правнука - до последнего горного кота, в ком хоть часть их крови затесалась - и каждую такую трещинку, каждый колодец изо всех сил пометят. Тварь-то эта подводная по-другому чует, по иному следу идёт, а мы, честные кошки, прочные звери, пахнем что по ту сторону, что по эту, если захотим. "И ты, наш человек, мастер Рийнар, думаю в любом месте жизни этот запах узнаешь", - говорила так старшая Очень Большая Кошка и весело отвечал ей мастер Рийнар: "Так и есть, узнаю".

Дальше им невеселые дела уже обсуждать пришлось. Тварь большой была, быстрой и опасной, долго говорили люди и кошки, и так вот и решили: одному отряду придётся сделать вид, что вот он один пришёл, немногими людьми идти, бояться, оружие совсем наготове не держать, живыми пахнуть, страхом пахнуть. А два других, где лучшие стрелки будут, кошки своими путями поведут, но близко. Чтобы за отрядом-приманкой издали следили.
Старшая Очень Большая Кошка так еще говорила: "А с теми, кто приманкой пойдёт, я - и чтоб вы не думали, что мы только издали глядеть будем, я вот этому из братцев-Котов прикажу идти, белоухому, и тому из его меньших, кто людьми быть не умеет. Оттого, что глупая тварь, на какую мы охотимся, как все не так давно всплывшие. Не подумает она, с чего бы это люди и горные коты вместе идут. По запаху она пойдёт, а чует она совсем по-другому. Надо ей, чтоб кто-нибудь искал да боялся, а эти двое умеют, очень хорошо умеют, мёртвый учует, верно говорю?"
Посмотрел на свою старшую один из братьев-Котов, снова за ухом почесал, за которое седая прядь-то уходила. Все люди подумали: чуть не забыл, что человек, хотел лапу облизать. А потом как пёрднул - аж всем людям глаза резало. А старшая Очень Большая Кошка смотрела, смеялась, не помедлив дальше говорила.
- Только вот мастер Рийнар, сильный вам человек в том отряде понадобится, чтобы этих-то на месте удержать. Нам самим по самой правде тоже очень страшно - а ну, как подпрыгнут со страху и не разбирая дороги удирать станут
А мастер Рийнар ничего, глаза утирать не стал, сам посмеялся:
- Правду вы говорили, старшая Очень Большая Кошка: какой знакомый запах-то, - а потом так сказал. - Что ж, должно сработать. Не сомневайтесь: удержу.

Тут-то все его люди разом проморгались, на старшего своего все посмотрели. И все те, кто кошки - тоже. И на них мастер Рийнар в ответ посмотрел, так сказал:
- Я решил, там я пойду, а где мне еще идти? Старшему там надлежит быть, где его видно - так говорит Закон? А за приманкой вы точно в оба глаза следить будете. А еще потому, что это я с самой пушистой из ваших младших родичей, старшая Очень Большая Кошка, и большую и лучшую половину своей жизни прожил, я-то точно пойму, когда коты боятся, с какой стороны стоит то, чего коты боятся - и насколько оно больше. А ещё - мои люди и люди крепости моей, я знаю свою удачу, а вы знаете меня. Бояться и я боюсь, надеюсь, в меру испугаюсь, и куда стрелять - не забуду, а вы дважды не забудете. А удача моя велика, и не изменяла мне никогда - даже когда я вот такую маленькую кошку в рукаве носил, а сейчас два кота как бы не с меня со мной будут, и еще все Большие Кошки, не так ли? Так почему бы мне не пойти.
- Старший ты наш, - не вперед всех людей: с кем переглянувшись, с кем и посоветовавшись, взялся отвечать ему мастер Гьят. - Велика твоя удача, и это правда - но нужна она нам будет не только в этом походе, а еще всю долгую жизнь. А старшая наша Тий’ирин, если мы без тебя придём – а вдруг – каждому четвёртому голову оторвёт, остальное на мелкие куски порубит, в селитряную яму спустит, все, чем мы были, забыть скажет и права будет. А каждого оставшегося ямы те выгребать отрядит. Навечно, - дальше тут так про него шутят: такое лицо сделал, аж коты зажмурились. Ждали.
- Велика моя удача, и о ней я знаю. Но только вот стрелок ты может и лучше меня, а Ловец точно лучше, - говорил ему и всем своим людям тогда Рийнар. - Потому я и хочу, чтоб ты стоял среди тех, кто смогут хорошо прицелиться и с толком выстрелить. Чтоб мы смогли хорошо справиться с негодной тварью и хорошо вернуться - к нашей крепости, старшей нашей и дорогой моей Тий’ирин. Что будет рада нас видеть снова, когда я - а я в том не сомневаюсь - останусь жив и вернусь. А если и не останусь - на нашей земле все живыми понадобится. И, пока я ваш старший и вы это признаёте, я говорю: прекратим лишние споры и далее полностью рассудим, кому как идти, кому что делать.

Долго они спорить не стали, незачем со старшим больше нужного спорить, поделились да столковываться стали, кто какой припас несёт, где в засаду садиться будут, и чего от всех котов людям ждать. За теми разговорами и свечерело, попросила тут старшая Очень Большая Кошка у мастера Рийнара позволения до всех своих младших, которых выбрала, тоже всё то, что толковали, чтоб они о том, что видели, рассказали и приказы свои донести.

Дал мастер Рийнар на то позволение и вот, видят люди, что снова стала та старшая очень большой кошкой – может, и не с гору, и даже не с коня, а на задние лапы встанет - выше всякого человека будет, хвостом махнёт – с ног сшибёт, прыгнет – быка свалит, а как по-своему, по-кошачьи, голосить станет - так земля задрожит. Вот это-то люди Рийнара и услышали – заурчала кошка, зазвучала – так, что ей и горы, и воды под горами отозвались; добавляли ещё и те из его людей, в чьей храбрости никто не сомневался – не знали бы, что это такое, хорошо бы перепугались, что ж это за зверь, что как обвал звучит. И вот, видят люди, всякие кошки в лагере появляться стали, а больше только средние и большие, подходили — видно, как к старшей, на своём, кошачьем, разговаривали, а всё и людям ясно было: приказы им старшая кошка раздавала. И уважали все старшую - ухом никто не повёл, шерсти не встопорщил - приходили и уходили.
Мастер Рийнар тоже на то поглядывал. Хоть и разговаривал, тоже команды раздавал – кому сколько пороха брать и какое оружие снаряженным какой стрелок держать полагает должным. А всё люди видели – иной раз взглядывал, как старшая Очень Большая Кошка командует, а иной – не просто взглядывал, а любопытствовал, в лезвие ножа смотрел, и снова взглядом возвращался.
И так вот, как договорили всё и люди, и коты, разрешения спросить попросил тогда мастер Рийнар. Вернулась тогда в человеческий облик старшая Очень Большая Кошка, а братья-Коты – те не стали, крупными котами сидели, как и кошка мастера Рийнара, меховые и в пятнышку, одно только - у одного левое ухо совсем белое, у другого - правое. Сначала всё как есть – как старший – старшему в едином войске старшая Очень Большая Кошка рассказала, что за донесения ей все кошки приносили. А те даром времени не тратили, все тропы свои тайные прошли, все трещины и колодцы перенюхали - а для их-то нюха, кошачьего, тварь та смердела, а поймать их не могла - да видно и самые подводные твари не едят кошек, невкусно им. Так-то кошки и разнюхали, где у той охотничьи тропы проходят, откуда та вылезает и куда спрятаться может. Всё своей старшей принесли, а она уже мастеру Рийнару и его людям рассказала, чтобы им дальше совет держать. И они держали: решено было, что подниматься тому отряду, над которым Рийнар старшим был, Чёрным ущельем надо. Изредка там тварь выбиралась, а удобно было - и засадным отрядам вставать, и приманке идти, трудно было твари совсем незамеченной выскользнуть, пришлось бы ей по плотному миру людей пробираться и вонять. Кошки-то уже колодцы метить отправились. А выберется, глядишь – людей-то давно в тех краях не водилось, оголодала тварь, надо думать…

Так вот обо всём они переговорили, про всё все приказы всем людям раздали, чтобы каждый знал, как идти, ни вместе, ни порознь, не сбился. Как тут мастер Рийнар и спросил:
- Позволит ли старшая Очень Большая Кошка мне тот вопрос задать, что вовсе о другом будет? А всё – дело моё рискованное, велика моя удача, но вдруг ей соринка в глаз попадёт, проморгает меня? Хочу я знать - так, что сил моих нет, отвлекаться буду.
Благосклонно на то старшая Очень Большая Кошка отвечала, посмеялась:
- Любопытен ты, мастер Рийнар, как любой кот. Хорошее это дело, отчего бы и не ответить?
- Вот что мне голову занимает: смотрел я на вас, старшая Очень Большая Кошка, как вы человеком были и как обратно кошкой делались. Смотрел - и никак не понять мне. Может, и не лучший я колдун, но неплохой всё же. Помню хорошо, как меня учили: если берут сомнения, что перед тобой, то ли оно, чем кажется и насколько оно прочно - ты на нож-то, тот, что для ветвей, костей и врагов, что с двенадцатой долей истинного серебра делается, верхний слой серой воды подцепи, да в ту линзу и приглядывайся. Всякое не то, что само по себе не то, сразу видно будет, что на разумного присело и прячется - тут приглядываться надо. Признаюсь, старшая Очень Большая Кошка, не знал я тогда, что вы такое - я и сейчас не скажу, что знаю. Оттого, скажу, приглядывался - и так, и этак, и сейчас вот. И понять не могу: как вы разумным выглядите - так целиком и вся разумным, и по ту сторону, и по эту, таким прочным, что многим бы так. А как большой кошкой - так то же: и в мире живых кошка, и под водой кошка, и думаю - всем кошкам на зависть кошка. И оружие-то у вас, у разумной, по обе стороны настоящее. Вот я и думаю, и понял, что думать буду - как это так бывает?
- Любопытный, - повторила на то старшая Очень Большая Кошка. - Если ты доживешь до того, чтоб попробовать быть котом - из тебя хотя бы по одну сторону правильный кот может и выйдет. Оттого, что мы ни с какой стороны не "не то", мастер Рийнар, а самые настоящие звери, большие и прочные. Старые люди, что делили с нами землю и учили нас быть еще и людьми, это знали. А с вами нам всем делить нечего и договариваться не случалось, оттого никто и не знает. Прочные мы звери, и по обе стороны прочные. А тот, кто сумел и захотел научиться быть еще и человеком - уже такой прочный зверь, что в свою землю и корнями врос, и усами зацепился - всё, что на ней течет, знает, и его всё знает – и всех родичей его... А руду-то вы где под те ножи берёте, мастер Рийнар? Я-то такая старая кошка, что на нюх могу тебе назвать, какую где. И чужой руды среди нее нет. Что ж мы, не договоримся?
Выслушал ее мастер Рийнар, считал на пальцах, сказал серьёзно:
- Я, как мастер Рийнар, властный Крыланьей крепости и не худший колдун среди разумных так скажу: если это дело добром кончится - будет нам о чём договариваться, если вы, старшая Очень Большая Кошка захотите. Потому как хотел бы я поучиться. А пока я могу оставить своё любопытство. И так скажу: если вы также сумеете договариваться со здешними горами и тропами, а того лучше с огневым припасом, вашим и нашим - я, мастер Рийнар, так скажу - я нашел себе самых лучших союзников. И так думаю я, что с ними заодно - сумею я справиться с этим делом.

и иллюстрацию от друга-соавтора, а как же

@темы: сказочки, Тейрвенон, друг-соавтор, файские сказки, сказка про кошичьку

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

про Царицыно и сады

Добралась таки до Царицыно, до выставки садов, которая Фестиваль исторических садов. Вообще добирался я до нее вкругаля, ибо кто вовремя не погуглил - тот сам злобный ежик. Но вообще не пожалела - сама выставка меньше, чем я думала, к тому же мне не повезло, и второй интересный садик оккупировали киношники и туда было не пройти.
Но я таки нашел, на что залип и ходит вокруг с большие глаза слайдов в ВК
есть в нем что-то такое местами файское, что в референсы отнесу))

Вообще Царицыно очень-очень осенеет и дивно весьма ещё слайды. Только кажется последними погожими днями пока нас не закрыли решили воспользоваться ВСЕ возможные люди, и их было дофига и дофигищи. Но долбанутым нет покоя - кое-кто обошел весь пруд по периметру - вокруг желтеют клены и не клены, в прудах тьмища уток и чо-то около десятка лебедей (...мимо проходит немецкоговорящая пара, что-то говоря про Сан-Суси) и вообще хорошо.
А ещё я, который до Царицыно доползал годика так с 97 впервые понял, как от него идти к одноименному метро. Ну чо - я был прав, что не ходил)

@темы: фото, город М.

---

...а на улице офигенно краснеют клёны. и большое клёвое пол-Луны. и на бульварчике близ дома дети лет чо-та по тринадцать, гуляющие собак, установили на штатив чо-то типа мини-телескопа и пытаются на эту Луну пыритцо

там глубокоавторская страдашка

...а у меня тем временем сука вьетнамские флэшбэки. в какой-то мере в прямом смысле. то есть в обратном. потому что так-то они про мудаков не с той стороны
ну в общем ага, Тростниковая.
и, ибо конец месяца, с этим дажы не напиться толком))

впрочем, дай-то бог на нас ничо не упадет типа сраной ковидлы и я это все допилююююю

@темы: житейские мелочи, глубокоавторское

---

и снова сказочки про кошичьку

где появляются котята, дети, а также немного файской экономики, пушечек, рудных жил и срачей.
а под конец всплывает

не то

неведома ебола

предыдущие части по тэгу

А пока вот о каком деле говорят. День прошел, другой прошел, собрал Рийнар своих людей, зерно и серебро, а еще и своего пороха велел с собой брать, а вот те земли, какие в поля сыпали – оставить. И уехал – к старшему своему Харсну и князю Сайну. Старший Кабан-то, здесь скажут, зерно взвесил, серебро пересчитал, всю треть, что закон ему разрешал, себе оставил. Обрадовался. Ничего удивительного: пошлешь такого волкам в горах наследовать – а он довольным с волчьими шкурами вернется, чему ж не радоваться.

дальше?

Так что и полное свое согласие признать мастера Рийнара в тех краях, где Крыланья крепость стоит, младшим властным, дал, не моргнув. О том, что мастер Рийнар, с тем, что смог унаследовать, о полном браке уже сговорился, чтоб было кому землю и дальше держать – властный Харсн уже с серебром в руках услышал, возражений не нашел. Оставалось только к князю с оставшимися двумя третями должных выплат прибыть и в свитках подписать.
Князь Сайн – так вот здесь говорят – он-то про волков и посмеялся, мастера Рийнара услышав. А мастер Рийнар то не счел для себя обидой, о достойных князя делах думал и рассказал. Что за гости незваные к Крыланьей крепости, на границы северо-восточной четверти, приходили, что он, мастер Рийнар, о них думает, но доказать обвинения не может… Что, если князь Сайн Эс Хорн свое позволение даст, как младшим властным его в Крыланьей крепости признает, то он, мастер Рийнар, хотел бы из его людей знающих в пушечном деле поспрашивать, кто из них службу сослужить согласится, а то пушки в его крепости стоят добрые, но давно стоят, стареют. А как пушки своё дело объяснят – там на новое лето уже и стену чинить можно. И добавил притом, что и работу на себя знающих литейное дело, как потом знающих дело каменное, как закон гласит, князю четверти сам оплатить готов, чем тот князь захочет: или серебром, или своим порохом по подобающей цене.
Князь Сайн серебро и зерно видел, о порохе же слышал, потому препятствий чинить не стал. Записал мастера Рийнара из Дома Хорн в тех землях, которые Крыланья крепость держит, младшим властным, полный брак одобрил. Сам по праву подтвердил: если у того брака будут потомки, землю свою удержат и преумножат – право их там стоять и зваться младшими властными во всем Доме Хорн будет нерушимо. Если их соседи не съедят, а про подозрения Рийнара, младшего властного Дома Хорн, он наутро после праздника послушает. И правда послушал – это люди видели, но о чем – ни сам князь Сайн, ни Рийнар не рассказали.
А вот перед всеми людьми сказал князь Сайн, что про людей, знающих в пушечном деле, и во всех других делах, мастер Рийнар, как любой младший властный – пусть себе идет и договаривается. Он, князь Сайн Эс Хорн, теми волчьими шкурами, что посланный волкам наследовать принес, очень доволен, и пусть так всем колдун с кошкой и скажет.

Так вот это на пиру князь Сайн сказал, Рийнар выслушал, должное время среди всех людей побыл, и не видели его там больше. Потом знающие люди рассказали: дали ему разрешение, он и воспользовался. На пушечный двор крепости ходил, там о своих делах толковал, на рынок ходил, с торговыми людьми разговаривал, до железного двора князя доходил, тоже говорят, по праву властного. Хорошо ходил, хорошо разговаривал: если с его людьми вшестеро приходило, то и с ним потом от князя пришло не меньше, и все нужные мастера пришли. Здесь в Крыланьей крепости обязательно добавят, когда рассказывают – а как иначе? Про добрую удачу мастера Рийнара, добрый его нрав, все его усердие ради своей работы и своей земли и успех его – в ту пору как бы не по всей северо-восточной четверти Дома Хорн разнеслось. А что в поисках иного места в жизни он усердия не прилагал, стоял, где поставили, а не с княжескими колдунами распри затевал, кто места достойнее – так то люди, ищущие себе места для долгой работы и спокойной жизни только еще одним благом сочтут.

Но хотел того мастер Рийнар или нет, а одна распря из-за него в ту пору заварилась. Он-то на княжеском пиру долго не сидел, много его не искали, а слово за слово иной раз вспоминали. А один вот из тех его родичей, сводных братьев, на том пиру и случился. Рассказывают вот как: старший сокольничий князя, кого родич этот брался в свой черед испытания редкими соколами наградить, что в четыре стороны бьют, лису на ходу сбивают, а не смог, при себе его решил оставить. Подучить думал, чему нужно, зачем северо-западной четверти мастера да воины, у которых гонор умения больше? А еще и лишний услужающий, на которого по закону имеешь право – разве лишний. И прилежно тот вроде бы весь год учился, и толково служил… Но и в самом деле – было в том родиче гонору на двоих, и обиды поднакопилось. А князь со старшим сокольничьим, было так на том пиру – все о деле так, как за привозным вином говорят, слово за слово разговоры вели, что парень тот, колдун с кошкой, полудохлую крепость на землях властного Харсна удержал и воскресил, а теперь не просто о ничьих людях говорит: обвинений не возводит, но Дом Талой Воды вспоминает…
Не по закону, не по статусу – не удержался тут тот сводный братец – а не по долгу родства так втрое. Так сказал: «Что кошкину сыну ни дай он раздор затеет». Посмотрел на него князь Сайн, посмотрел на него старший сокольничий. Оба они не первый поход, не первый десяток походов знали, чего от соседей ожидать, тоже научились. Но так спросил князь Сайн у того сводного брата мастера Рийнара: «Ты хотел сказать, ты бы лучше справился?» Много в том было гонору, не хотел отступать он, так заявил: «Лучше кошкина приемыша справлюсь». «Что ж, - сказал ему князь, - приграничных крепостей, в которые незваные гости прийти пытаются у меня на всех хватит. И ты покомандуй. Доживешь до весны, будут сыты твои люди и целы ворота – хотя бы это, у меня найдется, чем тебя наградить». Говорят тут еще, при людях возражал князю Сайну старший сокольничий – говоря, незакаленный парень, необученный, он-то треснет, полбеды, а вот если крепость.

Здесь сразу скажут: прав оказался. Хорошо, что старшему сокольничьему – он ведь не только на охотах, и в походах от князя Сайна по правую руку недалеко стоял, - князь и внял, крепость подобрал – что на прочной дороге с хорошим комендантом стоит. А до прочной дороги, до ветки железного тракта – тоже свои лихие люди, ничейных земель князья, подбираться пытались. И вот тому сводному братцу не повезло, в его время, ближе к зиме подобрались, обозы отбивать, что старшая крепость присылала. Говорили, так от него толку не было, и так он старому коменданту дрянным своим гонором и бестолковыми попытками над его людьми командовать поперек сердца встал – что дальше по-разному рассказывают. Кто-то скажет, что впереди себя и собственного страха подальше от подходящих к крепости ничьих людей – якобы за подмогой помчался. А другой скажет: вовсе не помчался – потом его в телеге повезли. Оттого, что свои же по голове стукнули, чтоб работать не мешал и страху не наводил. Одно точно – в Чёрнокаменке потом видали его редко, а вспоминали еще реже, в Троебашенной он околачивался, старший-то родич год за годом к закату ближе, его места не видать, так хоть какое-то найдется…

А мастер Рийнар ничего не знал о том, и потом рад был бы не узнать. Вернулся в свою Крыланью крепость, там, пока погода была, с людьми из народа проводников и из железного двора по горам ходил, нужное искал, находили мало. Новыми людьми дальние заставы укреплял, что долину прикрывали. Те пригодились. И свадьбу, само собой, готовили – с новым властным, на долгую жизнь, на хороших потомков…
Но сначала тут про кошку расскажут. Только прибыл мастер Рийнар, а прибыл-то он под вечер, под хороший ужин – хлеб там был мягкий, мяса всем вдоволь и даже рыба, и грибной похлебки много, и мед хороший. Только мастер Рийнар за рыбу взялся – как понял, вот она его кошка, никуда не делась, рядом сидит, на рыбу смотрит, мяу да мяу говорит, дай ей, дело ее кошачье. А сама как и ростом выше в полтора стала, да и шире не иначе.
- Не порадую я тебя, мастер Рийнар, не скажу, сколько твоя госпожа кошка котят принесла, - сказала тогда старшая Лебедь, что рядом сидела. – А что принесла, скажу. А дважды, вот думаю, не порадую, что в своем месте ее гнездо ищи – люди туда не ходили, дверь не шевелили, а кошка твоя видать где-то дверку и нашла…

Все так и было. В самой Крыланьей крепости еще дальше так расскажут – быстро тогда Рийнар наверх в своё место поднимался – где он опыты свои делал, отдельные от Вонючей башни, и всякий важный припас держал. Крепко, надо думать, испытание мастерства помнил. Старшей Лебеди при людях посмеялся – так и запомнили. Что кошка снова не промах оказалась – в дровяном ящике у лучшей рабочей жаровни гнездо свила, еще бы знать – откуда, какими кошачьими путями столько неведомого мягкого натащила? А сколько котят наплодила – то на первый раз не пересчитал, только попытался подойти – куда как грозна кошка стала, так раздувалась и шипела, что сам прямо испугался.
Посмеялась ему в ответ старшая Лебедь. Она-то знала, что мало чего мастер Рийнар пугался. Котят пятеро было – это как кошка попривыкла, подчитали. Все масти одинаковой, материнской, пузо в пятнышку, хвост торчком, писка на всю крепость. Смеялась госпожа Лебедь – не иначе, свадебный подарок преподнесла нам госпожа кошка. И даже потом решила посмеяться. Как в гнездо-то заглянула, и узнала… Тайные кошачьи тропы, карнизами что ли, вывели кошку в верхние хранилища. Кто-то там сундук позабыл закрыть – самой-то старшей Лебеди не было нужды туда заходить, с тех самых пор как старшей над крепостью стала. Местным властным князь Сайн мастера Рийнара на словах назвал; а иных дел, требующих кисти и свитка, в ту пору не случалось у Крыланьей крепости. А кошке что, ее дело кошачье, свиток лапой свалила, когтем поддела, десятью размотала – и тащи себе в гнездо, длинное, мягкое.
Только смеялась старшая Лебедь – как будто госпожа кошка читать умеет. Было дело – был жив старый комендант – близко в Крыланьей крепости список с последнего договора Дома Серебра с Домом Талой Воды держали. Когда и людей-то в крепости было больше, и соседям – иной раз на общем суде; а иной раз после стычки – приходилось напоминать, что в законе сказано, где границы земель Домов легли, где ничейные земли, и сдвигаться те не должны. Поглядела старшая Лебедь на этот свиток, размотанный, погрызенный и подзагаженный, не рассердилась, продолжила: «И не только читать умеет, а лучше многих понимает – цена договору с Домом Талой Воды не больше. Для кошачьей подстилки – самое ему место».

Здесь вот, как раз после рассказа о том, как госпожа маленькая кошка мастера Рийнара котят на договоре с Домом Талой воды родила, еще такую историю добавляют. Что сыграли по осени свадьбу мастер Рийнар и старшая Тий’ирин. И радовались за них люди Крыланьей крепости и ее гости. Шесть дней провела новая семья вместе, и двенадцать дней. А дальше вот поначалу показалось – куда как плохой подарок им преподнесли. Из ничьих земель невесть чьи люди к самой крепости идти не рискнули уже; а к дальним хуторам спуститься попытались, пограбить, на зиму-то глядя, пока люди со зверями, мясом и урожаем. Из трех хуторов часть людей успела до застав добежать, из двух добегать некому было.

Мастер Рийнар, про то дело услышав – а тревогу на заставах подняли, разозлился на такой-то подарок, собрал с собой хороших воинов, а того больше – хороших следопытов, сколько с крепости мог взять, и на те заставы с полным войском вышел. В Крыланьей крепости хорошие следопыты были – те, кто на голом камне по царапинам след брал; по следам на серой воде читать умел. Нечего было нападающим пытаться укрыться – а они и так себе скрывались, в ничьих-то землях.
Только мастер Рийнар, по праву властного, на земли и хлеб которого напали, в ничьи земли вошел, логово ничьих людей нашел – малую, дурную крепостцу, скорым приступом взял, скорый суд вершил. Большую часть тех людей осудил на месте, пока крепость брал – стрелки-то и воины у него куда как лучше оказались. Меньшую часть, по праву властного, сказал тем людям рассудить, кто до застав добежал. А что те люди, что еле живы утекли, рассудят: убить такое ничье побыстрее и закопать, чтоб не вставало.
А княжескому суду, как закон говорил, мастер Рийнар свою долю оставил: так своим людям командовал, чтоб тех, на ком доспех побогаче и кто командует погромче – насмерть не убили, так троих таких живыми взяли. Мастер Рийнар сказал: связать это попрочнее, кормить в дороге не только зуботычинами, довезти сначала до его родной Троебашенной, а оттуда уже до Чёрнокаменки князя Сайна. И от него, мастера Рийнара, с почтением передать, что гнездо ничьих людей, что земли его разбойничали, нашел и разгромил, каких удалось изловить старших их – тех князю посылает. Чтоб справедливый князь Сайн просьбу его вспомнил, и присланных ему тем мастерам отдал, что должным образом спрашивать умеют. «Если по дороге помрут, на последней части пути, дня за два до Чёрнокаменки – не выбрасывайте, - так еще своих людей напутствовал. – Как княжеские колдуны говорят, есть среди них тот, кто и мертвых спрашивать умеет, пусть поработает».

А потом еще так говорил: «Про добычу скажите, что все обыскали, многого не видели. Зерно, еда и скотина – и та с наших земель ворованная, оружие большей частью плохо было, их далеко стреляющее наших прадедов видело. Только два годных нашли, один при присылаемом подарочке, который бородой темен и лыс, второй в теплой комнате крепости. Один князю отвезите, может мастеров поищет».
Про добычу тут вот почему рассказывают. Пока Рийнар это своим людям командовал – а так было, когда они уже всю крепость взяли, все закутки обыскали. А тоже одно слово было – крепость, башня одна на скале пристроенная, а потом пещерный лаз. Старые люди так строили, и у этой камень был старый, приспособили, глядишь. А кладовые свои ничьи разбойные люди как раз в пещерах устроили.
Обыскали люди мастера Рийнара все те кладовые, до последней. Вниз, в лазы спускались. И среди тех, кто лазил, был и один новый человек, кто с мастером Рийнаром от княжеской крепости пришел, из железного двора. Звали его Тьёг, что значило – Угольщик, а мастера Рийнара он потому себя взять с собой уговорил, что в очень хороших стрелках себя числил и новое далеко стреляющее оружие обдумывать и делать любил. А долго же не были нужны Дому Серебра ни сложные переговоры, ни дальние походы… куда ж ему было сходить, где новую малую пушечку пристрелять.

Пушечку не запомнили люди, видно, не так хороша оказалась. Запомнили вот что. Что пока говорил мастер Рийнар, что князю про добычу доложить, недалеко стоял тот мастер Тьёг, стоял – смеялся, так, что всем видно было. А потом мастера Рийнара о личном разговоре попросил. А как мастер Рийнар на тот личный разговор подошел, вот что ему говорил тот мастер по железному делу Тьёг. Что у самих-то этих дрянных людей сокровищ не было, откуда бы им взяться? Если они тупы были настолько, что на сокровище жили, а вместо доброй работы только разбоем занимались. А он, как человек, своё дело знающий, свою работу работающий, вот что удачливому мастеру Рийнару скажет. Чёрный камень, и камень рыжий, что по стенам пещерных лазов разбойничьей братвы змеятся и в глубину уходят - или это та руда, из которой главное сокровище Дома Хорн плавят, или до конца жизни ему с ума сойти, лисье золотце с истинным серебром путать. И руды той, он думает, там богато, может еще старые люди бить начинали, не всё выбили. Не серебра, а доброго железа - так оно для Крыланьей крепости куда ценнее будет. Из серебра пушки не отольешь, а и отольешь - не выстрелишь. А вот здешняя руда куда как к делу пригодна...

Выслушал его мастер Рийнар, спустился с ним, сам на те жилы смотрел, считал и слушал. Потом уже в Крыланьей крепости со всеми ее людьми и со старшей Тий’ирин совет держал. На том совете и решено было, что возьмёт мастер Рийнар ту землю, по праву местного властного, оборонявшегося и оборонившего. А властному северо-восточной четверти князю Сайну Эс Хорн еще одно послание отправит, что за добро на взятой, прежде ничьей земле нашел, и как дальше поиск вести думает. Если богата жила будет – не утаит, если бедна – что ж, не сложилось. Пусть пока мастер Тьёг все, как надо, осмотрит, знающих людей спросит, людей крепости поучит, работников себе найдёт.
Говорил мастер Рийнар - уверен он, что князь Сайн лишнего не спросит, пошлины не задерет. А что до возражений соседей — на то, что он ничью землю в свои причислил, в свою работу взял – вот тех самых, договор с которыми госпожа Кошка в гнездо утащила - то он, мастер Рийнар, думает: не с руки сейчас тем соседям возражать. Сидит тот новый колдун Дома Талой воды, ночей не спит, думает – не спится ему, не срется - кто мы, да почему мы, Крыланья крепость, выжили. А еще - что мы знаем, что мы не знаем. Хорошо думают: на всякую пакость в головах места не останется.

Так и было: об этом потом узнают в Крыланьей крепости. Князь Сайн подарок и принял, и расспросил, о чем – тут уже нам не докладывали. А еще рассказывают, в одно время переговоров невовремя спрошенные люди Дома Талой Воды работу-то опознали. Того мастера, что далеко стреляющее оружие делал. Вот то самое, что мастер Рийнар князю-то отправлял, перед тем сняв с главаря ничьих людей. Крупной распри за этим не было сразу, потом было, когда эта история уже рассказана будет, когда Дом Серебра старшего над собой избрал. И в этой другой истории рассказывают, что случилось с большой тяжбой Дома Серебра с Домом Талой воды. Пока здесь говорят про то, что к землям северо-восточной четверти Дома Серебра на пограничье прирезали по праву защиты одну немаленькую долину – никто возражений не принес, никто людям Крыланьей крепости работать не помешал.
Но в Крыланью крепость, это неудивительно, о том немного доходило. А мастер Рийнар со старшей Лебедью и людьми их крепости и их земли о том не жалели. Жили как заведено, и хорошо жили. Кошка тоже жила, котят растила, таких тварей им играть таскала, что оставшееся только в ямы в Вонючей башне сгребать было. Только никто в землях Крыланьей крепости в ту пору уже тех тварей много не боялся: госпоже кошке и детям ее они – еда; а людям – сырьё, из которого порох родится. Люди жили себе, всякое привычное дело делали: к зиме готовились, припасы собирали, зверей отбирали, мясо коптили. И новые дела затевали – строили новый двор, где пушки лить; жила та, что мастер железных дел Тьёг нашел – в крепкой скале была, а много добра обещала, с треть того добра сбылось.

А вот каких два дела было, о каких тут обязательно говорят. Одно из них – то, что удачлива была семья мастера Рийнара и госпожи Лебеди, как не у всех бывает, осенью они свадьбу сыграли, а весной первый ребёнок в их семье родился. А на новую осень уже ясно стало – прочным должен быть потомок, хорошо шевелится, хорошо ест, часто спит, много не плачет. А еще говорят, когда плакал, госпожа кошка баюкать приходила, у нее-то потомки уже хорошо подросли, кишели себе.
А второе – что незадолго до Полночи года прибыл побывать в Крыланьей крепости и властный Харсн – а там и на зиму остался. А еще с собой, при всех прочих людях, взял обоих сводных братьев мастера Рийнара. Так рассказывают: старел властный Харсн, хотел показать, как с добрым разумением и доброй удачей разумные люди живут. Может, и пристроить подальше от дома дурных потомков хотел, чтоб в родной крепости распри не было – этого не знают, но поговаривать кто ж запретит.
Но это неудивительно, что ничего из того не вышло. И так не был мастер Рийнар по душе своей сводной родне. А как те увидели, как живёт он, и люди его благоденствуют, мастерские работают и властный Харсн с уважением с ним о делах хлеба и торговли советуется, так тут вдвое разозлились. Если вспомнить еще, это как бы не в прошлую зиму один из сводных братьев, волей князя Сайна пограничную крепость взял - и не удержал. Так что злости в них было - на три подвальных бочки хватило бы, если отжать. Хоть и держались они законов гостеприимства, пиры пировали, о деле говорили. Но говорили только мастер Рийнар с властным Харсном, младших-то все видели – что о деле спрашивать, этим выгребную яму копать доверишь, не успеют выкопать, утонут. Тут никто не знает, может, мастер Рийнар так своему старшему и ответил. О чём они личные беседы вели, не пересказывал, никем это не записано, не дошло до нас. Но нетрудно подумать - и хотел бы старший Харсн, старость свою зная, сплавить дурных потомков подальше на границу, чтоб в своих краях распри избежать. Но умен он был, землю хорошо держал, глазами смотреть умел, видел: оставь их здесь, точно будет грызня и распря, а зачем она на хорошем прочном месте, к тому же на границе – где соседи-то так глядеть не станут, своего не упустят.

Но это люди только думают. А точно знают вот что: старшей Тий’ирин вся эта младшая некстати сказать родня сильно не понравилась. Из хорошей Семьи была госпожа комендант, из тех семей, что всегда на границе жили, хорошо умела смотреть - и по ту сторону, и по эту, а порой вот и дальше умела, туда куда вода притечет. Вслух своим людям госпожа Лебедь, говорила, люди за ней запомнили. Что если за этими двумя - сводными-то родичами мастера Рийнара земля не трескается, то вот точно - сквозит. Ни серой водой, ни зелёной, а самой говённой водой - глупости в них, как говна за ничьим сараем, а злости в двенадцать раз больше, а больше ничего не положили, так на землю жить и плюнули. А еще вот что люди точно запомнили: что вот думает она, старшего Рийнара, властного Харсна, закон принимать велит – а про прочих родичей, даже если и обидно то мастеру Рийнару слышать будет – она думает, эти в другой раз так придут, что их пушками приветствовать придется. А Рийнар – это при людях было, все знают, записывали потом, и возражать-то ей не стал, думать, что шипит и воет гневно, как его кошка над гнездом, не стал. Да, знают и о том, чего не стал думать – если вслух сказал только: «Что ж, у нас хватит пушек».

Далеко старшая Лебедь умела смотреть, и не ошиблась, но об этом здесь дальше будет сказано. А пока небольшое мы дело вспомним, но здесь его всегда вспоминают. Кошка-то тоже гостей помнила, и хорька не забыла – сама далеко сидела, как пиры пировали и детей своих кошачьих близко не подпускала. Но молодые-то кошки – их дело кошачье и детское – лазили и вылезали. Так что если кто слух слышал – а в те годы его слышали – что в Крыланьей крепости такой колдун завелся, что волшебную кошку приручил, и ее котята там непрерывно – через шесть выдохов в известном месте падают и разбегаются – этот слух тогда по всем землям северо-восточной четверти тогда разнесли. И в крепости-то думают, знают, кто его дальше в земли северо-восточной четвери занёс. А еще думают, что вот без него не обошлось – то, о чем тут дальше расскажут…

Проводили гостей и жили дальше в Крыланьей крепости. Может год, может больше. Пушки лили, новую стену строили, хлеб и детей растили – у старшей Лебеди и мастера Рийнара первый ребенок бегать начинал, вторая люльку заняла. Когда беда за ними пришла, откуда думать не могли. В пограничных землях на ничьи земли, да на соседей за ними смотрят.

А эта беда в землях Дома Серебра завелась. В крепких землях Дома Серебра. Не везде на границе восточной и северо-восточной четверти люди жили, были там и бестолковые земли, где хорошей земли и хорошей воды – мало, а голого камня хватает, иной раз с не той водой заодно – на что людям на таких жить? Протекала серая вода, поднималась зеленая – смотрели на то княжеские колдуны по прочным землям, по тем, где люди живут, по неудобьям же мало смотрели. Не увидели в свой срок, так и не знают, когда, какой волной принесло, как на берегу оставило не то. Такое это было не то, что даже слова люди придумать не успели. Не такое не то, что в прочный мир живых, сытный мир живых по мелочи просачивается, в нём уже отъедается – мало ли дураков на свете – пока своему Ловцу не попадется. Принесло это уже таким крупным и неведомым, что так никто и не знает – как не возмутило оно воды, как колдуны по всем берегам озера Сетсар не почуяли всплеска, как рябь по воде до самой полноводной Тарры не пошла? – и потому сколько оно так было и таилось в бросовых землях никто не скажет. Узнали про ту тварь только когда она разумных распробовала как еду, и стала та из своей норы в негодных землях выходить и людей есть. Одно хорошо было – людей это не то только ело, а прикидываться ими не могло. А все остальное плохо.
Говорили так люди – те, кто убежать успели – притекало оно водой, приплывало оно туманом, а поднималось почти до гор, и было страшное, и было такое, что кого не съедало, те от страха умирали. А кто бояться не привык – тоже умирал. Это ведь как князь Сайн Эс Хорн узнал – с его земель был один хороший колдун, сам по себе колдун, один хороший Ловец. Что про новую тварь в диких долинах услышал, и добыть пообещал. И так пообещал, что еще с пятью колдунами зарок держал. Только это не то того Ловца добыло и сожрало.
Князь Сайн Эс Хорн знал о том споре – кто-то здесь скажет, дальним родичем ему тот Ловец был. Спустить он такого никак не мог, сказал лучшим из колдунов своих – пусть кто умеет – на свои ножи, в свои чаши поглядит, расскажет – что за тварь пришла, много ли она земли портит, не той воды за собой носит – и что с ней Ловцам делать. Посмотрели те колдуны – поняли, что нельзя такому не тому места в мире разумных оставлять – болото она разводит, зеленая вода проступает за ней и не уходит никогда – а ведь и вовсе не уходит эта вода бесследно. Надо, стало быть, мастеров собирать, охотиться…

Только хорошо умела та тварь таиться и нападать. Это скоро узнал князь Сайн и колдуны его. Как из тех пятерых сначала один пошел охотиться, выслеживать, что же за дрянь пришла-то, а за ними следом еще трое и с загонщиками. Никто не вернулся, только тот и остался, что не ходил. Он-то к князю Сайну о помощи и справедливости просить ходил. Услышал его князь.
Дальше так было: говорят, и своих колдунов не худших он отправлял, и пришлым Ловцам рассказывал, ни оружия, ни серебра им, обещая, не жалел. Мало только толку было и мало кто назад пришел. А и те, кто пришел - хоть бы и там остались: они-то или от твари бегали или тех, кого она не доела, хоронить помогали. Второй раз, ясно, идти не хотели – а тем, кто спрашивал, отвечали.
Долго думал князь Сайн эс Хорн, с четверть года думал. На одну сторону посмотреть, все колдуны говорили, опасная тварь приползла – прочная земля за ней трескалась, зелёная вода проступала и не уходила. А к тому же приспособилась она людей есть, пришлись они ей по вкусу, так в ближних краях северо-восточной четверти окрестные хутора, а там и большие селения пустеть стали, по смежным землям князя безземельный народ завёлся, напуганный, страшное всем рассказывал и непокой всякий чинил – кому на земле такое надо?
А на другую сторону посмотреть – так хоть и не плюнуть бы на все эти неудобья и что на них завелось? И так пытались тварь ведь победить, и этак – только не худшие из колдунов гибли. А колдунов ведь не из выгребной ямы достают, слыханное ли дело в пару четвертей года их не меньше десятка потерять, и каждого хорошего? Вот и сами они говорят – неслыханное.
Неудивительно и то, что дальше колдуны говорили, пока не в лицо князю, но ему вести прилетали, на рынках у всех уши есть, а в княжеской крепости и подавно. Что не иначе, ушла от князя Сайна его удача, если в землях его неспокойно и еще такая тварь завелась, а раз так – может и ему пора уходить? Самому-то князю говорить – пока языки прикусывали. А он слушал, воинов своих считал, а все одно оставалось думать – что с колдунами распрю затеять, что вовсе без колдунов остаться – дрянное дело; тут не только о дряни надо помнить, но и о том, что соседи из-за гор, Дом Талой Воды, всё услышат, и не миновать земле бед больших.

Так вот подумал князь Сайн Эс Хорн, подумал, с людьми своими поговорил, сначала один на один, потом малым советом. И колдунов не забыл туда позвать – тех, что при нем служили, всех старших. На почетные места посадил. И боевых своих людей князь Сайн созвал – кого в дверях поставил, кого кругом усадил.
А дальше вот о чем говорить стал. «Вы, колдуны, люди мудрые, люди знающие. Как течет серая вода, где пробивается зелёная, рассудить можете, и то, что та зеленая вода с собой принесет, от того, что на земле людей родилось, отличить и обратно не то отправить умеете. А вы, мои военные люди, по слову моему сделаете, как я вам скажу - пока я властный ваш, место моё и удача моя со мной. Вот и посоветуйте мне, колдуны мои, что мне тут делать. Совсем негодно мне, чтобы на землях моих такая дрянная тварь жила, людей кого не съедала, тех распугивала, подвластных моих мутила. Слышал я, не среди вас ли заговаривали, что – а может никуда я не гожусь, как князь, если пришла на мои земли неудача. Слышал - и не забыл. Я бы тоже мог спросить, что же так вышло - куда вы, как колдуны, годитесь, если до сих пор эта тварь по земле моей ходит, людей жрёт. Я бы мог, пока вправе, и приказ своим военным людям отдать, у них-то оружие наготове, клинки под рукой, фитили готовы - чтобы взяли они вас, колдунов, и в те края сопроводили, с тварью той повоевать. Только князь этой земли пока я, Сайн Эс Хорн, великой мудростью я не отмечен, но управляю ей, как умею, думаю, разумно. Потому скажу сначала: никак не нужна мне на моей земле никакая распря, и не хочу я терять ни воинов своих, ни своих колдунов. Я считаю для своей земли должным дрянной смерти никого зря не подвергать и на блага не скупиться. Но что мне делать с этой тварью - жду, что вот теперь вы скажете».

Знал князь Сайн, как не знать, умные люди его колдуны и ушлые. Те-то, кто уже под внуков-правнуков все места при князе расписали – те прочно подумать должны, как им и лица не потерять, и с дрянью справиться. Вот и пусть подумают. Долго те думали, долго считали, кто-то жребий бросать предлагал, а только все из них помнили, чем прежние облавы кончались, отказывались колдуны – да и князь отказывался, что толку одного за другим колдунов терять? Думали, на общий совет всего Дома Серебра это дело вынести, глядишь, в северной четверти Ловцы пожелают себя проверить и найдут способ, как дрянь извести, а если не найдут – может общим советом Дома Хорн и верного гонца на юг пошлют, чтоб он с злым масляным огнем возвращался, которого любая тварь боится. Подумал над этим князь Сайн – кто недобрым его вспоминает, тот добавит – а только не таким он хотел в мире запомниться. Чтоб значит, о своей беде со всего Дома Серебра помощи просить, а то и со всего мира – от серебряного моря до черного.
А кто это сказал, о том не особо помнят. Зато помнят, что сказал, поначалу, в сторону, да непутевое. Много у князя северо-восточной четверти колдунов, всякие есть, не все в столице мудрствуют, иные на границах живут. Может среди них и поискать – какие-никакие, а колдуны, с разными тварями встречаются, что узнают – не всегда в книги записывают. Может, среди них и поискать – кого и терять не так жаль, что был он у князя, что не было, и отказаться не выйдет.
А что среди этих колдунов сводный братец мастера Рийнара, его же и подучил вспомнить, как иные скажут – это все враньё. Кто бы такого дурака неудачливого слушать стал. Сам князь Сайн Эс Хорн слушал-слушал, сам и засмеялся. Про «придурка с кошкой» вспомнил – а чем не колдун, кого и терять не жаль?
Вспомнил князь Сайн про мастера Рийнара и больше не забыл. Еще бы. Помнил князь Сайн: неплохо вырос придурок-то с кошкой, иным и на зависть. Работу мастерства своего сделал с толком, и сейчас продает, серебро податью привозит, на гиблые земли его посылали - вывернулся, от врагов и голода отбился, и от не тех тварей... были же - не те твари. Явно из тех парень вырос, к кому добрая удача хорошо провести ночь ходит и детей от него рожает. Вон - даже кошки, говорят, одна за другой у него родятся. Такого-то и можно на неведомую тварь отправлять: раз так удачлив, должен справиться. А если и не справится, не так много печали.
И того князь Сайн не забыл вспомнить, что подвластный ему мастер Рийнар, в его воле ходит, его приказа послушаться должен. Не послушается - волен князь Сайн и места, и имени его лишить. Правда, если подчинится тот Рийнар, а потом с победой придёт, должен будет князь Сайн и наградить его так, чтоб запомнилось. Так вернётся - там и договариваться будут. А если пожелает мастер Рийнар княжеских колдунов с их правнуками разогнать, а то и на воротах повесить, а сам их место занять - у него, князя Сайна, возражений не найдётся.

Никому князь Сайн так не говорил тогда. А почему люди Крыланьей крепости о том решили в хронику записать - кто знает, нам не сказали. В общей хронике сказано только - что назвал властный северо-восточной четверти князь Сайн Эс Хорн мастера Рийнара тем из колдунов, кого он выбрал следом - чтоб ему поручить неведомую тварь одолеть. Если одолеет - пусть запрашивает, что хочет. И согласились с тем колдуны. Неудивительно: еще бы они отказались.

и иллюстраций от дорогого друга-соавтора  Gaell.12 (self-made AI), разумеется!

а кошичька продолжает думать, что оно - еда. и котятам поиграть

@темы: сказочки, Тейрвенон, друг-соавтор, файские сказки, сказка про кошичьку

---

и баечек у сказочки на полях

история пра кошичьку еще будет продолжаться и не одной частью но чуть позже. А сегодня очередь баечек на полях

во-первых, обещанная  Lissiel байка про хорька:
У дорогого друга-соавтора тоже живёт прекрасная кошичька, что тоже пятнами и мехом богата, а мозгами - ну тут ведь как
И вот сидит дорогой друг-соавтор, рисует картиночки к сказочке, а если быть точным, то разнообразные морды - и не только морды - хорька.
И тут приходит кошь! И демонстрирует всё своё кошачье отношение к тому, что это тут ее человек делает. Водружая поверх рисунка свой шерстяной жёппа и сидит такая и смотрит на всех... как кошь

ну и байка попутно. чуть больше файская

типа пра лингвистику) скорей про каллиграфию)

Этого пока никто не спросил, но заранее отвечу: тёзки ли мастер Рийнар из сказочки пра кошичьку и Рийнар из "Рыб Небесных"? Таки тёзки - и полностью.
Я сильно подозреваю - это ржака, но всё же - что эти традиционные "погодные" имена - может даже больше, чем "звериные" - в традиционной файской письменности, которая иероглифическая - и которую хотя бы в минимальном объеме учат от Исс-Тарры до самых до окраин - очень простые в начертании. То есть буквально пара чёрточек. И добрые родители на разных окраинах - прикидывая, что ребёночку предстоит стопиццот работ с каллиграфией этим именем подписывать - оочень их любят
Да, имя Саайре - из той же серии

@темы: глубокоавторское, файские байки

---

и снова сказочки про кошичьку

или версия "Кота в Сапогах" по-файски
где кошичьке делается фкуфна, а еще появляется госпожа Лебедь

Да, забыл:продолжение следует

предыдущая часть истории

Трех дней не прошло, призвал к себе властный Харсн мастера Рийнара. Так ему в большом зале при всех говорил, все еще гневным был. «Учили тебя в этом доме, как должно. Растили как должно. Но раз тебе дурацкая кошка дороже всего – и нашей доброй славы среди людей оказалась – так такое наследство я тебе и назначу. Собирай – всю свою работу мастерства и то, что еще позволят взять; зови с собой людей, сколько пойдут с тобой, но не больше двенадцати, и пусть берут оружие, как на границу; кошку свою дрянную, главное, забирай с собой и иди. Ставлю я тебя от себя старшим в Крыланьей крепости, что на границе за Двузубым перевалом охраняет спорные земли. Будешь там моей рукой и моей властью. Вынесешь всё, что это место несёт,– может, прославишься, не донесешь – там и закопают; а откажешься от наследства – скажу, никто ты на моей земле, и прямо здесь никто».

дальше?

На спорных землях с домом Талой Воды и вовсе ничьими землями старшие крепостей и в них назначенные в самые мирные годы много лет не жили, кто этого не знал, и мастер Рийнар знал. Но поклонился, не помедлив, кошку погладил – она снова в рукаве сидела, и почтительно ответил: «С чего мне отказываться? Редко с первой работой мастерства старшим крепости становились, и я не уроню. А что донесу – с новой осенью в пору хлеба, в новое Утро Года и увидим». «А раз принял, поторапливайся, - отвечал ему властный Харсн. – Это здесь осень, а в горах зима спускается. Пока перевалы не заперло». А еще только записали здесь, что ключи от оружейной властный Харсн тогда мастеру Рийнару выдал, собираться. Что закон не велел, а только позволял.

Быстро они вышли. Шести дней не прошло. Больше двенадцати за мастером Рийнаром не пошло, а девятеро собрались, крепких и из людей Троебашенной крепости не худших. Кто-то здесь еще скажет – отбирал их мастер Рийнар из тех, кто пожелали. Быстро собрались и шли быстро, а только в горах зима спускалась. Треть пути они прошли, не поворачивали, и еще треть – и вот дальше не стало им дороги. Снег на них сыпался, ветер им навстречу шел.
Нашли люди и их звери место тихое, стали совет держать – как им быть, как двигаться? И мастер Рийнар сам думал, это люди знают, рассказал он потом кому-то из тех, кто был с ним, а те своим детям – потомок народа перевалов, а думал – не поворачивать ли им назад? За заслуженным позором, но хоть живы будут. Только две мысли остановило. Первая, что две трети пути за спиной остались, в такую пору назад идти – три беды нагонит. А вторая – что кошку из виду упустил. Люди спорить начинали – на вьюке сидела, а оглянулся как задумался, не повернуть ли назад – нигде той кошки не видать. Испугался, так что и мысли поворачивать не осталось. А как не осталось – тут она и заорала, громко – и за пологом шатра-то.
Ночь заночевали, доброго ветра подождали, утром посмотрели – снег, какой был, с неба высыпался, на землю лёг, небо чистое, а троп, какие были, не сыскать. Снова думал Рийнар. А дальше так рассказали, все это видели – прыгнула эта кошка на снег, отбежала шагов на два десятка – и давай орать, точно год ее не кормили. Попытался он кошку поймать, а та еще отбеги и снова орать начала.
Дальше вот как было – постоял мастер Рийнар, воздух понюхал, нож надежный в руке подержал, на себя в лезвии посмотрел. Вернулся к людям и так сказал – собираемся и подниматься будем. Или пропадем, или выведу. И по тем следам и пошел, что кошка оставила.
Люди что – за ним же идти выбрали – собрались и пошли вслед. Говорили – об этом тоже здесь рассказывают – что между собой говорили, не повредился ли разумом наш старший – за кошкой пошел. А только кто мы тогда, если сами его старшим выбрали. Потом дорога на подъем круто пошла, говорить тяжело стало. А мастер Рийнар все впереди них идет, то на нож свой смотрит, то на кошку. Кошка та еще впереди бежит – все видят, что они по цепочке кошачьих следов идут – и все орёт, так, что последний из людей в ряду слышит.
Шли они так немало, какие скалы обходили, между какими проходили, слышали – как снежная обманка с обрыва сыпалась, а никого горы не забрали. А затем подъем ровной дорогой сменился, там и снега поменьше стало. А дальше и камень люди увидели, который знаком дома Серебра помечен, у него хлеб оставляют те, кто дошел. Значит, верно идут, к Крыланьей крепости выйдут. Спрятал тогда мастер Рийнар нож и кошку подозвал – тут подошла – в рукав спрятал. А там и ниже к месту передышки вышли, где всегда люди лагерем вставали, на ночевку, костры светили – чтобы в крепости знали – идут к ним. Тут уже что про мастера Рийнара и его кошку в начале дороги говорили, забыли быстро. С кошкой не один, все девятеро от своего куска самым вкусным поделились. А она что – лежит, мурлыкает, лапы лижет, дело ее кошачье.

На новый день, к полудню, к Крыланьей крепости они и спустились. Со спуска мимо никак нельзя пройти было. Кто там не был, тем скажем: хорошо крепость стоит, все тропы запирает, на все двенадцать сторон смотрит. Своих гостей как надо приветит, а незваных издали разглядит, и тем привет найдется – землю удобрять лягут. А тем, кто был, добавим – вовсе не такой она была, когда мастер Рийнар спустился. Не было на дороге сторожевых башен, и внешних новых насыпных бастионов тогда не было. Те, кто спускался – так видели: затевала крепость каменное дело, и не то, что новые стены строить, старые подлатать – затевала, бросила. И не первый год – молодые деревца на камне поднялись, листвой шуршали, сбросить не успели. А зря бросила – и в старых стенах урон был виден, починили как могли – не иначе, когда те деревца семенами ложились. Кто бестолковый придет, может и откатится, а кто с боем захочет – так весна и еще весна, эту стену плечом толкни – камень подведет. Видно было – тяжелые времена к крепости пришли, и пока уходить не думают.
Мастер Рийнар, здесь говорили, его всякой стрелковой науке в Троебашенной учили, не мог он не посчитать, над каким наследством его тут старшим поставили. А потом говорил – плохого не считал, камень в горах дело наживное, стены выстроим, сколько пушек понять пытался – если их лить придется, тут уже дело хуже… А на своих местах были – и люди крепости, и ее пушки, как ни мало их было – к делу готовы.
И встретили их должным образом – видели люди крепости сигнальные костры, ясно им было, что от дома Серебра к ним идут; приоткрыли малые воротца – нужные слова сказали, нужными словами им мастер Рийнар ответил, открыли перед ним и его людьми ворота. Вошли они во внутренний двор, встретили их люди Крыланьей крепости, а там старшая той крепости спустилась.

В крепостях, которые за перевалы выходят, там те люди, которых когда-то Дом Серебра на эту землю поставил, живут, семьями свое место держат, семьями свое место чтят, а к делу непригодных и раздор затевающих мало там родится. Поприветствовали люди крепости свою старшую, поклонился ей и мастер Рийнар со своими людьми. Стала та при всех своих людях спрашивать, кто они такие и с чем от Дома Серебра пришли, про эти края вспомнили.
Так при людях крепости сказал мастер Рийнар, что как заслужил он имя мастера и право быть взрослым, так и направил его властный этих земель Харсн в эту крепость, старшим от себя поставил, рукой и властью. Вот он здесь – стоит и ждет, куда его и его людей поставят.
Плохо его слушала тогда уже старшая той крепости. Гневалась. Со ступеньки спустилась, руки на пояс положила, так сказала. «Отправлял старший мой князю Дома Серебра людей с просьбой о подмоге, что велика наша нужда в людях и оружии, а того больше нужен нам хороший колдун и бойцы при нём. После ничейного летнего дня, после Полудня года отправлял, никакого мы ответа не услышали. Говорил мой старший Рэй’ин: кончилось наше время, оставили нас своими силами держаться – кто до весны не умрёт, тем весной только и останется крепость не сдавать, умереть без позора. Он-то умер, а мы раньше времени позор увидели. Какое тебе тут место, пришлый колдун – уходи, если жить хочешь, оставь нас своей судьбе. И балаган свой с собой забирай, вместе с кошкой».
Кошка та к тому времени, сидеть-то у мастера Рийнара в рукаве, где грелась, прискучив, выпрыгнула, по снегу прошла, маленькие следы оставила, туда взглянула, сюда нюхнула, села потом и давай вылизываться. Так госпожа комендант при всех своих людях не сказала, потом внукам рассказывала – а те дальше донесли – что вот как кошка эта появилась, так она вовсе свету не взвидела, так зла была. «Воины нам были нужны, - говорила она, - и колдуны, знающие, чтобы разобраться, что за дрянь такая на наших землях творится. Многих людей ждала я, и от лишних припасов крепость бы моя не отказалась. А что я в них увидела – в тех, кто верные огни зажгли, верные слова сказали – что сами дрянью какой-то оказались, что приперся к нам бродячий балаган, во главе с шутом и его кошкой! А те, кто с ним, за акробатов сойдут».

Плохо его слушала госпожа комендант, а мастер Рийнар на ее людей смотрел, видел: тяжело Крыланьей крепости. Что под зиму в крепости всех людей собрали и детей их – и то не к добру. Что оружные люди крепости с первым снегом уже спят вполглаза, едят вполсыта, и того меньше. Да и у госпожи коменданта траурный пояс над хорошим оружием, к которому близко руки держит. Совсем ясное дело, что дело плохо. А только не за тем же его поставили, чтоб он назад поворачивал – стены крепкие, место хорошее, и кошка его зря ли уже вон села, вылизывается – в дрянном бы месте разве делала? Тоже вперед шагнул мастер Рийнар, но руки на виду оставил. Так сказал:
- Я здесь останусь, старшая моей крепости. И не потому, что куда нам идти: перевалы с прошлой ночи замело.
Угадал он, с чего начать – отвлеклась старшая крепости, удивилась:
- Так и было, - сказала. – Но, если все замело, как вы прошли?
- Где я сам прошел, - отвечал ей Рийнар, - зря ли я по крови и людям перевалов родня, а где я не смог – там меня вот эта кошка проводила. На мне этом месте мне было сказано встать, себе показать и людям, чего я достоин – прославиться или умереть; здесь я и встану, а умирать я не собираюсь. А еще, старшая крепости, я так тебе скажу – не знаю, какой я колдун, но дело я взял по себе, за которое немногие даже думали взяться. А я сделал и хорошо сделал. Немного людей пошли за мной, но каждый из них умеет и стрелять, и строить, и пахать, если понадобится. Иначе не выбрали бы они меня, и я их не выбрал. Если нас меньше, чем это нужно крепости – я скажу, я не знал об этом, и не потребовал больше людей. Но прежде пусть твои люди и наступающая зима проверят, как мы работаем и на что мы годимся – пока, я скажу, мы ничем не заслужили гнева.
- Мне ли возражать руке и власти крепко нас забывшего властного и тем, кто желает встать там, где никто разумный не пожелал бы остаться, - снова отвечала ему госпожа комендант. – Желаешь оставаться – оставайся, умирать готов – готовься. Кого из нас Господин Голод до весны не возьмет, и не те твари не куснут – к тем по весне из ничьих земель невесть чьи люди придут, голыми руками эту крепость брать, мало кто тогда на стены встать останется. Если вы доживете – и вы пригодитесь.

Люди знают, как ее мастер Рийнар слушал – сам потом своему среднему внуку рассказал, а тот своим. «Слушал я ее и знакомое услышал, - так рассказал он. – Точно как кошка моя шипит-рычит, когда очень сердита. Так интересно мне стало, а как она мурлыкать будет, если довольная рядом ляжет».
А была госпожа комендант крепости из старшей наследующей это место Семьи, хорошей крови и со всем должными знаниями и в возрасте самом лучшем. Ростом была высока, телом крепка, бёдрами широка, куртку носила волчьего меха. А звали ее Тий’ирин, что значит Лебедь.
Дослушал ее мастер Рийнар и так тогда ответил:
- Я не умирать сюда пришел. И вам, старшая моей крепости, говорю – незачем прежде смерти умирать. Дальше вот что вам я, мастер Рийнар, колдун и не из худших скажу – когда будет весна, мы до нее доживем, когда тех, кто придут попытаться нас взять, будут с ближайших скал отскребать, что от них там останется – по ошмёткам, и не отскребут… Что потом скажет госпожа комендант моей крепости, если, как велит закон – когда зазеленеют поля, я к ней с предложением полного брака приду? А то долго нам вместе жить, куда деваться…

Шумно стало среди людей Крыланьей крепости – это Рийнар слышал. А еще слышал – незачем было ни ему, ни его людям думать, как браться за оружие – понравилось людям сказанное. А еще кошка его вперед пошла, маленькие следы оставляла, тех людей нюхала, не отворачивалась. Так чему бы людям не понравиться – о смерти здесь многие слышали и видели в ту осень, а о свадьбах так и впервые.
Подождал тогда мастер Рийнар, дальше так сказал:
- Правда всего наследства, что есть со мной, одна моя голова и руки, но они многого стоят, и вот это место, куда меня поставили. Ну и кошка моя со мной – так мой старший властный Харсн мне сказал – если кошка мне всего дороже была, пусть она моим наследством и будет. Я знаю, что неплохой колдун, но не могу сказать – будет ли она всем людям таким ценным наследством, каким мне оказалась…
- Так ли я услышала, что мне предлагает полный брак безземельное недоразумение, у кого кошка – единственное наследство? – спросила в ответ старшая Тий’ирин, до ответа – рассмеялась и с лестницы спустилась. Призвала тогда людей к молчанию и дальше так сказала. – Вот что я тебе, мастер колдун, рука и власть нашего властного отвечу. Если будет по-твоему и у нас будет весна и пора сеять, а потом пора жать; если на дальних полях вырастет ячмень, если из того ячменя крепким летом сможем мы поставить доброе, долгое и крепкое пиво в дальние подвалы – я скажу: с таким мастером я буду и все мои люди будут пить это пиво на моей свадьбе. А пока, мастер колдун, мы не только не можем обработать эти поля – мы и в наши дальние подвалы спуститься не смогли. Отняли их у нас и многих убили стыдные звери. Прячь свое главное наследство, кошку свою меховую, дурную покрепче, вот что я тебе скажу – сожрут.
Это старшая Тий’ирин не просто так, а потому сказала – что совсем во двор спустилась. А кошка всех людей обошла и к ней подошла – один сапог понюхала, у второго потёрлась, мурлыкнула свое кошачье и между сапог тоже прошла. Хорошие сапоги были – на меху, на крепких подошвах, что хорошей кожи с тиснением – и говорить незачем.
- Что за стыдные звери? – спросил на то мастер Рийнар.
Посмотрела на него старшая Тий’ирин – так, как будто думала, откуда его убивать удобней. Только кошка снова мимо прошла – и один сапог ей обнюхала, и об другой пободалась, а мурлыкала громко – звонкая была кошка. Подумала тогда госпожа Лебедь, так сказала:
- А ты видел когда-нибудь, мастер колдун, как добрые воины от крыс и многоножек, и улиток на куриных ногах отступают? Вот и увидишь. И ничего стыдного в этом я не вижу: бывший старший этой крепости и мой старший Рэй’ин от мелких их укусов плохо умер. Если до сих пор готов оставаться – назовись и людей своих назови моим, и я назову. Чтоб смогли разместить их и накормить, пока есть чем. Дальше я буду готова позвать старших из своих и ответить на всё, что ты захочешь спросить.

«Я готов оставаться», - сказал на то Рийнар, назвал и своих людей, и своих зверей. Разместили их, где место нашлось, тесное, но без урона. Видно было – хорошо держали крепость, прочно было бы ее людям, было где и чем укрыться от обычных бед мира людей – от лихих людей, Господина Голода и времени холодов. А сам Рийнар, себе подобрав место на полшага выше, на полпальца шире, пошел со старшей Тий’ирин и старшими ее людей долгий разговор разговаривать, о том что как в крепости твориться стало, что за беды к достойным людям Дома Серебра пришли, и чем Крыланья крепость вооружена и ответить может, и чем в том он и его люди пригодятся.

Люди знают: это сам мастер Рийнар потом говорил, и те, кто в самой крепости и около вырос – те сами его слова читали, в той хронике Дома Серебра, что Кошачьей зовется. Говорил – все услышав, очень зол был. И трижды зол от того, что хорошим был мастером, а в хороших Ловцах себя не числил. Много времени, считал, придется ему потерять, чтоб понять, что за напасть пришла и как ее вон из крепости отвадить. А в двенадцать раз больше был зол – от того, что о той напасти люди запомнили, рассказали и нарисовать сумели. Что отступали люди – со своих полей, со своих домов, а вот к зиме ближе и от дальних подвалов крепости, от дрянных уродцев, стыдных зверей. Иные из тех зверей на вид были крысы себе и крысы, какая с большую крысу, какая с небольшую собаку. Такую прежний комендант Крыланьей крепости, Рэй’ин, отец старшей Тий’ирин, пошел убить, когда тех уже в подвалах встречать стали, с добрым оружием почти безбоязненно. Убить сумел, только та его тоже укусить успела – он так от раны умирал, что быструю смерть от своего оружия выбрал. Но потом вовсе несуразных тварей видели – вроде улиток с шерстяной головой на петушьих лапах.
Ясное дело – не те это были, не знают они, как у людей по закону звери живут. А точно знал мастер Рийнар, хоть и глупы и голодны не те, никогда они раньше в таких тварей не собирались и такого обычая – людей с земли теснить – не водилось за ними. Не был Рийнар хорош как Ловец, а все одно подумал – не простые это не те, что где-то в округе всплыли, как бы не чужие руки запретное дело делали, всем землю портили. И то, ничейные земли с дозорной башни видно, а в Дом Талой воды за ними – плюнуть можно, одно жаль, не долетит.

Так он и словом сказал. И ему старшая Тий’ирин и другие старшие крепости ответили: недолго искать. По весне, а иной раз и осенью, по временам урожая и вплоть до неглубоких снегов, налетали из ничейных земель к Крыланьей крепости кто их знает, какие люди, атаковали они не назвавшись. Долго не стояли, измором не брали, стреляли редко. В том и дело, что стреляли – ничьим людям откуда хорошее большое оружие добыть и порох, а у этих было. И знают в Крыланьей крепости, что по весне, когда с такими-то бедами хорошо если треть людей останется, ждать им незваных гостей снова, было бы кому стрелять.
Так вот мастер Ллерн, что в Крыланьей крепости старшим был над пушками и их огненным зельем мастеру Рийнару сказал: «И мы слышали, что вы по пороху мастером названы. Вы у нас старший – всё, как есть, покажу, всё, в чем есть недостаток, не укрою. Не знаю, имею ли я право – но нужно нам любое мастерство и очень нужно, попрошу вас, мастер Рийнар, научить, чему сможете и сочтёте нужным и меня, и всех людей, моих и не моих. Кто же из нас знает, чему судьба потом случиться?» На то второй раз Рийнар ответил: «Я не умирать сюда пришел. Вы имеете право, и я с великой радостью и удовольствием осмотрю, с чем мы будем весной гостей встречать, так, чтоб второй раз приходить не захотели. Чему смогу – вас научу, чему сумею – у вас научусь, это моё дело в этой жизни, и никто не скажет, что мастером меня назвали зря».
Дальше так рассказывают – всё в Крыланьей крепости осмотрел мастер Рийнар, на каждую башню поднялся, в каждый подпол спустился, каждую пушку и припас ее с четырех сторон осмотрел. Дальше так умалчивают, а здесь сказать придется – тем, кто не помнит – дорог в ту пору порох был, с трудом малым крепостям доставался. Как вдоль всей стены, да к внутреннему двору прошелся мастер Ллерн с мастером Рийнаром, так полную присягу ему принес. А затем сразу и три приказа выслушал – какая Крыланьей крепости нужна будет новая печь – и какая яма.

Здесь рассказывают, что вот за тем делом мастер Рийнар упустил. Кошка его на тот совет с ним не пошла, на плаще осталась – в том месте, где Рийнара с его людьми разместили. Старшие свои разговоры разговаривали, прочие – свои, припасы считали, оружием, как ни сказать, прихвастывались. А там и за вечернюю еду сели, местных детей угощали. Тесно было в Крыланьей крепости, немного дверей-то запиралось. Помнили люди – рядом кошка ходила, об одного потрётся, другому мурлыкнет, от третьего что перепадет. А потом помнили – испугались, как пропала.
Вот за едой как раз – кто из людей Рийнара и пооглядываться успел. Он-то и рассказывал, что ушами слышал, будто откуда-то сверху кошка та, как бы не с крыши, говаривала на своем кошачьем: все мррр да мяу. Ладно бы одна говаривала, так ей как другие кошачьи голоса отзывались. Потом рассказывал. В первый день ничего не случилось: пришел мастер Рийнар с пушечного двора, снова поднялся в башенный коридор – и увидел, что кошка та навстречу ему идет – хвост торчком, глаза сверкают, зимний мех, пушистый. Так ее дело кошачье, забрал ее Рийнар, с собой унёс, день длинный был, спать пора, кошка маленький зверь – а все с ней теплее. Крепко спал, ничего не слышал, и кошка вроде в ночи лапами топтала, поутру лицо нюхала, никуда не делась. Это вот тот из его людей, что про разговоры на кошачьем рассказывал – потом уже говорил, плохо спалось на новом месте, живот пучило, пока искал, куда все из себя излить – видел, ходила кошка по карнизу, все продолжала на своем кошачьем говорить, а еще в три раза больше себя-то в ночи казалась.

Это он потом рассказывал, тогда-то молчал. День молчал, другой, на третий уже на стенах дозорные – а с ними один из людей Рийнара были – говорили, люди подтверждали. Будто казались им откуда-то визг и писк, и мяуканье. Удивлялся Рийнар, говорил – как так, кошка тут одна, моя, и та рядом спит. Сам в дозор вставал, ничего не слышал, кошку с собой держал.
А на шестой день вот какое дело вышло – долго работал мастер Рийнар, сложное людям Крыланьей крепости объяснял, может быть, о том, как порох родится, и что им сейчас построить нужно. Поужинать забыл – а позавтракать громкими голосами разбудили, и вот почему. Нашли люди трех тех тварей – которые вроде крысы, а вроде и не крысы, дохлых, рядком выложенных у самого выхода, где людей мастера Рийнара разместили. Спорили люди – откуда гадость взялась, кто принес, для чего это. Нехорошим мог спор стать – но тут Рийнар встал, а кошка за ним пошла, привела туда, где твари лежали – и стала ходить и мурлыкать. Тут вот кто-то и сказал: «Так кошка придушила», - хоть и были те стыдные звери кошки если и меньше, то немного. Повеселились люди, отошли, а кошка-то все на своем кошачьем мур да мяу, разве ее спросишь?
Осмотрел Рийнар ту тварь, что вроде и крыса, а вроде и не крыса, откуда у крыс чешуя полосами росла бы? А потом всем людям крепости и старшей госпоже Тий’ирин так сказал: «На достойное место послал меня мой старший, по работе моей. И проверить, хорош ли мой порох на всяких не тех тварей смогу. А еще скажу – если я что-то понимаю в том, из чего такой порох, что по обе стороны бьет, делать хорошо – а я хорошо понимаю – тут под ногами залежи скопились, бегают, вон, кусаются, в кладовые пройти мешают?» - а кошка вокруг него ходила, мур и мяу говорила, а люди Крыланьей крепости смотрели, удивлялись.
Дальше так мастер Рийнар продолжал: «Не простые у вас тут, старшая Тий’ирин, твари завелись, теперь глазами вживую вижу. Непростому делу и послужат. Если мне твои люди глухого и звонкого угля из кузницы не пожалеют, и такое место найдется, чтоб печь там была или хоть поставить можно было, а на крепость дымом не несло – посмотрю, проверю, на что такая пакость годится». «Твое дело, мастер Рийнар, - отвечала ему старшая Тий’ирин. – Если мои люди эту дрянь убивать начнут – я сама скажу, тут твое место. А пока – скажешь ли ты мне, кто этих-то убил?» «Не скажу, но подумаю, - так отвечал ей мастер Рийнар. – У тебя под ногами крутится, мяу говорит. Они ж почти крысы, а ее дело кошачье…» Старшая Лебедь тому поначалу не поверила, сказала – крупноваты они для кошки-то будут, запирал бы кошку лучше, и о другом спросила – зачем ему отдаленное место. «Затем, что вонять моя работа, а если я прав, так вся эта работа, так будет – что хоть на ту сторону беги, только не поможет», - так ей отвечал Рийнар. А еще отвечал – что так-то того, что делать будет ни от нее, ни от ее людей не утаит, только сначала проверить ему надо, чтоб не обнадеживать понапрасну.

И в самом деле воняло – так дальше говорят. А еще говорят – довольным вышел мастер Рийнар. Понял он – сгодятся твари, чтоб их тушки делу послужили, в порох, что по обе стороны бьет, перегнили-перебродили – с черной землей слились, «кошачьей шерстью» поросли.
Дальше так здесь рассказывают, вечером мастер Рийнар вышел, усталым был. А ночью сам слышал, как будто рядом – грохотало что-то, топотало и катилось. И как будто в самом деле кошки – и не одна – и мяукали, и шипели… А все не так как со страху, а так будто свои игры кошачьи топочут. Потому и не просыпался он, а его люди на него смотрели, тоже просыпаться не спешили. Снова один предутренний дозор разбудил – сказали люди: «Вставайте, мастер Рийнар, посмотрите, что у нас в ночи за битва была, да какие мертвые валяются». Быстро, здесь скажут, он вскочил – еще и потому, что кошки у себя под боком не нащупал.
Только кошка быстро нашлась – и прятаться не думала, сидела у лестницы, что к кладовому дому, к дальним подвалам вела. У той лестницы, куда люди в ту осень мало ходили. Сидела, лапы вылизывала, усы мыла. А что в том дворе, что на той лестнице – вот чисто хорь лесной до курятника добрался, да от добычи жадными глазами помутился – что не съел, то задушил. Одно только – куры были странные. Таких там тварей люди дохлых находили, что никому и не расскажешь, глупый будет – не поверит, трусливый будет – испугается. Те, которые крысы в чешуе еще самыми понятными были – и улитки на куриных ногах не самым дивным. Иные твари, каких только в плохом сне с плохого пива в угарной комнате увидеть можно – всякие были. Одно только – все лежали, дохлее дохлого – какие поеденные, какие надкушенные, какие так задушенные. И кошка та сверху сидела, усы мыла.
Посмотрел на всё это Рийнар, порадовался – это люди обязательно говорят – запомнили, удивились. «Хорошая ты у меня кошка, - сказал. – Хорошая, добычливая. По себе я наследство выбирал, богатым оказалось. Видно, и в самом деле этой дряни у вас там залежи богатые, любимому моему делу такая добыча, о котором и думать не мог». Так он сказал, а потом людям крепости распорядился – что как только полностью рассветет, чтоб хорошо видно было, всю эту дохлятину смели, так, чтоб ни шерстинки, ни чешуинки, ни хвостика не осталось. И всё это туда отнесли, где он работу работает, в яму, где для будущего пороха «кошачья шерсть» вызревать будет.

Потом все людям рассказал мастер Рийнар – хорошим он был колдуном, умным, что ему скрывать было. Не зря в иных землях иные мастера Ловцов нанимали, серебром – а то и истинным серебром по весу за зубы-кости всяких не тех платили. В умелых руках в безопасном месте с правильной работой – в разный материал это превращать люди умеют. И для пороха, который по обе стороны мира хорошо горит и огонь дает – нужно такое добро, много нужно, а в Крыланьей крепости его, не иначе, слоями насыпано и отменными – мало кто у не тех тварей панцири приносил.

Дальше говорят – не один раз Крыланью крепость так будили. А только с того дня веселей в ней жить люди стали. Ведь одно дело, когда люди мельком неведомую тварь видели, у которой вид такой дрянной, что и не поверишь. А каждый знает, что зубы у той куда дряннее – мало кому выжить повезет, если схватит. И совсем, совсем другое – глазами видеть, как та тварь, а на вид она яйцо дурацкое, у которого глаза на стебельках, а на жопе чешуя – лежит под лестницей пополам битая, на три четверти сожранная. И кошка пушистая сверху лестницы сидит, усы моет, мурчит на своем кошачьем: «Была ты стыдная тварь – стала мне еда». Сытая кошка была-то, даже у людей еды нечасто просила, и росла только всё больше, распушалась.
Так, на кошку глядя, и люди осмелели. Мастер Рийнар же с толком собирался, как же иначе, и с собой хороший мешочек того пороху привез, да и здесь надо было проверить – хорошо ли дело получается. Из своих людей лучших выбирал, из бойцов крепости тех просил, кто со своим далеко стреляющим оружием ходит, зря пороха не тратит – нашлись такие. Кого из них учил, кого подучивал мастер Рийнар – как стрелять лучше то, что умеет в тени прятаться, в серую воду уходить. Много дней не прошло, как и сам он смог бы самой мастеру Лья подтвердить – хороший он порох сделал, по обе стороны бьет, ни одна тварь, что нырнуть пыталась, не успела спастись.

Так что много дней не минуло – а люди уже и до своих кладовых в дальних подвалах добраться сумели. Втрое тогда в крепости обрадовались – припасы-то хорошо клали, крепко упаковывали – мастер Рийнар сказал, до большей части ни сами твари, ни их серая вода добраться не успели, много они с собой не носят – зря ли моя кошка жрет их с хрустом? Так сказал, своих знающих людей просил проверить, людей крепости тоже просил. Дальше сам еду пробовал из тех припасов и другие с ними; смотрели за ними знающие люди, сама старшая Лебедь смотрела – никакой беды с ними не случилось. Это уже к глубоким зимним дням, где люди пляшут и греются, к Полночи года, твердо знали, вместе с тем знали – так им припасов и до весны как-никак, а как-то хватит. А еще вот что знали.

Не раз, не два так было, что мяуканье кошачье в ночи по крепости раздавалось, и дохлых тварей поутру находили, и говорил на то старший Рийнар: «Умная у меня кошка, добычливая кошка, носила бы их ты только сразу к селитряной яме…» Не ему люди рассказали, когда крепкий снег встал в одно утро над Крыланьей крепостью, но старшую Тий’ирин самым ранним утром позвали, как коменданту, что эту крепость держит, посмотреть и рассудить.
Ясное дело – кошка и по карнизам прохаживалась, и по двору бегала, и на стенах порой встречали ее. Но по крепкому снегу вот какое дело разглядели люди – больно много следов враз было, чтобы их одна кошка даже за целую ночь оставить сумела. Еще видно было, разные лапы следы оставляли, и большие, и маленькие… И старшей Лебеди то было видно.
Стояла она так, пока рассветало, с лестницы вниз на кошку смотрела. А кошка не смотрела, кошка ела, стыдную тварь доедала, из тех, что почти на крыс были похожи. Смотрела старшая Тий’ирин, а недаром же она была из Семьи, что столько Крыланью крепость держала, что уже корнями под корни камня вросла. Из достойной Семьи была, хорошо госпожа комендант смотреть умела – и по ту сторону, и по эту, а по ту – и с берега и на глубине. А того больше – про все увиденное хорошо могла рассудить, к добру ли оно для ее земли, или мнимое добро в три раза большей бедой обернётся.
Так и стояла старшая Лебедь, с этой и с той стороны смотрела. А кошка, с какой глубины на нее ни посмотри, оставалась той же кошкой – меховая, мягкая, мех в пятнышки. Это тварь, которую кошка ела, та с той стороны по-другому была, тоже поганой тварью. По поганой твари ясно было – по ту сторону воды ей самое место, и там немного, а в прочном мире живых нечего ей делать. Только ничего в нем эта тварь не сделает: ест ее самая настоящая кошка, и по ту сторону мира людей и по эту, и сейчас насовсем съест, один хвостик оставит.
Стояла старшая Лебедь, солнце рассветное на нее светило. А то, что дальше в Кошачьей хронике записано, то сама она потом второму из своих внуков рассказала, а он уже записал и теперь все знают. Так сказала: «Вот тогда я первый раз и подумала: переживём мы зиму. И победим весной. У меня и у людей моей крепости будет весна». А еще рассказала – и это тоже записать внуки не забыли, что тогда и поняла: по желанию ей и по сердцу, чтобы были у ее детей светлые глаза людей серебряной крови, согласием ответит она мастеру Рийнару, как тот выполнит свою часть уговора, и нет у нее никаких сомнений, что выполнит.

А кошка что, ее дело кошачье, ела себе тварь – и доела. «Хорошая кошка, - так сказала старшая Лебедь, своим людям отвечая. – Добычливая, прочная, толковая кошка. Непростая ты кошка. Так наш мастер Рийнар хороший колдун, с чего бы была у него простая кошка?».
Услышали так люди от своего коменданта – что не надо ждать беды от странных дел, что в крепости творятся. Поверили потом, когда из дальних кладовых припасы в крепость носить стали, по дальним залам почти без опаски ходить начали, с далеко стреляющим оружием, к бою готовым – и не только кошки, но и люди тварей бить стали, в Вонючую башню тушки носить, хороший порох делать. С тех пор и навсегда так повелось, что мастеров, делающих удивительное, немало из Крыланьей крепости выходит, а плохо стреляющего там на самых дальних хуторах не найдешь.
Так потом будет, а той зимой – неплохо с тех пор крепости жилось. Так что и на охоту скоро выходить люди стали, говорили так: найдут то, что должно быть в мире живых – мяса принесут, найдут то, что не должно – нужные кости донесут. Охоты тоже хорошие были: снежные бараны и лисы людей бояться разучились, на бывшие поля спускались. Не тех тоже добывали порой, мастер Рийнар объяснял людям, что на месте жечь, что до Вонючей башни доносить. И сам порой с ними выходил, нужной себе для работы земли в горах и скалах искал, находил, говорят.

Прошла так для крепости Полночь года, после неё люди уже по крепости совсем не боясь ходили, это их всякое побаивалось, и следы кошачьих лап, из тех, что побольше, уже не только в самой крепости – а и на дорогах встречали, и на хуторах, что в теплое время для этой крепости землю пахали, зверей держали. Как беда пришла, бросили их люди, в крепость стеклись. Вот и осмелели, за охотниками вслед выбираться стали, смотреть – как в их домах-то дела, много ли урону зима нанесла, а еще знающих людей с собой звали посмотреть – наследили ли там разные не те, от кого отступали люди, чего им ждать, чего бояться. Мастера Рийнара из первых звали – как же иначе, такой колдун, что всю Крыланью крепость и всех людей спас и вооружил. Доволен был мастер Рийнар такое слышать, по всей земле ходить не отказывался. Места смотрел, о подтопленных не той водой говорил, какие обходить.
Здесь обязательно скажут, не забудут: мало таких новых мест во всей долине Крыланьей крепости нашлось. Знающие люди говорили – очень мало. Для того вот особенно, что твари людей с земли почти вытеснили и в крепость начали просачиваться. Не так это бывает, когда сама по себе серая вода проступать начинает. А здесь как будто из другой земли, как из прорезанной дыры прицельно плесканули. В крепости-то дважды повторять не надо было – все поняли: за ничейными землями Дом Талой Воды всегда стоял, всегда зубы точил, наверно, новый колдун у них народился и выучился, новые пакости пробует. А только наш сильнее вышел. Это так они про мастера Рийнара говорили. И смотреть сильно не смотрели, что кошка-то его порой в поездки те сопровождала, иной раз поперек седла лежала, иной раз следом бежала: хорошо отъелась кошка, в капюшоне уже не помещалась. А еще иной раз отставала – знали тогда люди, где кошачьи следы останутся, где им не тех тварей искать – какие пожеваны, какие задушены.

Не сильно смотрели, немного спрашивал – мастер Рийнар хорошим был колдуном, понимающим, совсем другое говорил. Солнце-то уже греть начинало, снег маслило, на перевалах вот-вот первые оползни пойдут, а там и реки поднимутся, а сойдет вода – придет черед людям поля поднимать – как всегда было, и как будет сейчас, если живыми останутся – а тогда многие в Крыланьей крепости поверили.
Вот о полях мастер Рийнар говорил – хорошее, радостное. Люди страшные сказки рассказывают, про то как всякое не то на полях от неправильных мёртвых прорастало. И правильно рассказывают – вовсе незачем в поля неправильных мёртвых класть. А он, мастер Рийнар, рожденный не только в Доме Хорн, но и в народе перевалов, еще вот какую мудрость знает. Её торговые люди привезли, но и среди них не каждый ее знает, и трижды не каждый поделиться готов, но с его родней по праву спасения жизни и дальнейшего родства поделились – и он по родству поделится. Что не только на хитрый порох обработанные кости и другое сырье идёт, из этой всей вони жгучая и пахучая земля родится, которую если толком в землю запахать – крепче земля родит и прочнее. «Я этот хлеб с детства ел, видите ничем не порос, только умным вырос», - так он еще говорил, веселил людей. Здесь говорят – когда Крыланья крепость хороший совет держала старый весенний праздник, под ровный счет года отмечала, и было им, чем его отметить – с хлебом и сыром, с мясом и пивом.

Здесь еще вот что рассказывают – ведь вместе старый весенний праздник, день, когда начинает отступать снег, день перед последним голодным временем, люди вкусной едой отмечали – могли отметить. И вместе за высоким столом сидели – мастер Рийнар и его люди, старшая Тий’ирин и лучшие из ее людей. И когда срок уже подходил им расходиться – поднялась она и так мастеру Рийнару сказала:
- Помню я, в первый день, когда ты прибыл сюда, я от тебя услышала предложение полного брака. Я не забыла о нём, а твое наследство оказалось достойней и богаче, чем я считала. И я хочу спросить тебя сейчас, мастер Рийнар, не передумал ли ты?
Удивился на то мастер Рийнар:
- Не передумал и не передумаю. Я хороший колдун, я вижу – здесь моё место, и в эту землю хочу я врасти корнями – как я могу отказаться? Я, старшая моя Лебедь, не только снежных баранов и лишние трещины в этой земле ищу – всё думаю, на каком поле тот ячмень вызреет, где тот хмель повьется – дальние-то подвалы уже чисты, а к жатве еще чище станут.
- Твоя правда, - ответила ему тогда старшая Лебедь. – Если ты не передумал, я так спрошу – как наследующая эту землю, со своим правом по закону – не хочешь ли ты, мастер Рийнар сейчас пойти со мной и узнать, как мы договоримся – хорошо ли нам будет вместе? Сама за себя скажу: так хочу, что скоро пояс на спине расшнурую.
А мастер Рийнар что – обрадовался и с ней пошел, и так они вместе ушли. Хорошо ли они столковывались, сколько спали, сколько не спали – не рассказывали, ясное дело. Люди тоже в окна не смотрели; люди выпили, чтоб их старшим хорошо было и в свой черед разошлись. Все, конечно, знали – эти двое точно столкуются, а спать им мало.
Ясное дело – столковались. Поутру вместе вышли – на стену, к пушкам верхнего боя – о деле и о дозорах говорить, пушечный припас досматривать.

Потому что знала Крыланья крепость и ждать не переставала. Потекут снега, откроются перевалы, установятся дороги – тут незваных гостей и жди. Тех, до которых дожить-то кто и думал, а вот ответа дать уже и не надеялись, думали – мало людей останется, и у тех силы не будет. Так люди Крыланьей крепости, что в то утро при пушках были, рассказали – вместе поднялись мастер Рийнар со старшей Тий’ирин, говорили – надо так дело обставить, чтоб и увидело разбойное войско поначалу, мало людей в крепости осталось. Чтобы доброго припаса оружейного на дурные ничьи головы не тратить – пусть трудами мастера Рийнара его за зиму немало стало. А стену потом починят, и внешнюю выстроят – все равно ж придется.
Знала Крыланья крепость, знала ее госпожа комендант, и не ошиблась. Только-только вода начала сходить, как увидели дозорные – не те огни, с ничьей земли, вошли в долину. Ждали непрошеных гостей в крепости, так ждали, будто живых в ней еле было – с трудом огни светили, кое-где дым поднимался, стены старые осыпью ложились, щербинами смотрели… А что на тех стенах от башен до подошвы все пушки, которые есть, караулят – так то изнутри смотреть надо было. Что за долгую зиму-то с мастером Рийнаром мастер Ллерн каждое место измерил, каждый бой проверил, каждый нужный заряд своего срока в своем месте тихо дожидался – у кого откатанный, у кого дробовой – в крепости то знали, только и ждали сроку проверить. С башен молодые поглядывали, считали, что там за незваные гости по долине текут, много ли их, или как обычно. Как обычно было. Если бы много их пришло и встать сумели тут хуже было бы – какой-никакой припас Крыланья крепость приберегла, какой запасла, а только все люди зиму пережили, все ели…
Только тех как обычно, едва на десяток-другой больше было. Оттого невеликая хитрость Крыланьей крепости хорошо удалась. Видно, знали ничьи люди, какая беда у крепости осенью была. А о том, что с зимой тут со всеми не теми тварями было, им никакой гнилой водой не донесло. Не подождали, не обнюхали, с ходу поверили – старым стенам, осевшим воротам.
О том, что за дела в Крыланьей крепости с перехода пошедшим на приступ только хорошо пристрелянные пушки сказали. Хорошо говорили – эхо по всем горам гуляло, может и до Троебашенной долетало. А много не били, не понадобилось. Как мастер Рийнар и говорил – так пушки рассказали, что до ближайших скал то, что от нападавших осталось – то и долетело. Те из ничьих людей, что живы остались, своих мертвых убирать не торопились, рады были, что сами убрались.

Рийнар, здесь рассказывают, жалел еще, что одного дела не удалось – живым взять бы кого из непрошенных гостей толком – потрясти и принести, а ну как расскажет, не им, так самому князю Сайну Эс Хорн, у того-то умельцы спрашивать точно есть, что это ничьих людей на эти земли принесло, какой водой – уж не талой ли… Люди крепости говорили ему – вряд ли повезло бы так, кто знал, тот постарался не попасться. А только цену договорам с Домом Талой Воды, у которого всякие ничьи люди под тень прячутся – хорошо в Крыланьей крепости знали.

Но о том дальше будет. А пока так дело было – отбилась Крыланья крепость, быстро отбилась – много дней не прошло, много пороху не сгорело, зря вообще не горел. Поначалу – жили осторожно, ждали – вернутся нападавшие с новыми силами, потом понемногу весна начала крепнуть, добрая пора налаживаться. Стали и люди из крепости постепенно выдвигаться, сначала ее боевые люди дозорами ходили, дальние заставы поднимали-чистили, посты ставили – чтоб загодя незваных гостей с четырех сторон видеть. А там уже и прочим людям, живущим под ее защитой, черед пришел – в домах заново осваиваться, поля поднимать. В ту же пору двоих из своих людей Рийнар отправил к властному Харсну с полным докладом: как зиму пережили, с чего пушки гремели, как он думает дальше дела обстоять будут, сколько Крыланья крепость от него припасу просит и чем вернуть обещает.
Сам мастер Рийнар пока в крепости остался. Работы много было – и как руке власти, и как местному колдуну, и как мастеру – на пушки и на зелья. Тут, говорят, он еще людям своим, что в Троебашенную отправлялись просил кого надо поспрашивать и вообще слух пустить, что ищет Крыланья крепость толкового мастера-литейщика с подмастерьями. Много дать не сможет, но не меньше установленной платы едой и серебром, если сможет, даст, и землю тоже – где камней поменьше. Ясно было, со старшей Лебедью это дело вместе решали. А еще говорил мастер Рийнар своим людям, если встретят в Троебашенной кого из проводников, из людей перевалов – а по полной весне скорей всего на рынке хоть одного да встретят, чтоб оделили того достойным подарком и просили их в родные земли, проводникам весть передать, что Рийнар, сын старшей Гильсайр из семьи Чёрного отрога всем привет шлет и в гости в своё место просит – не просто так зовет, есть о чем разговаривать.
Литейщика они не нашли тогда, это было. Но уходило их двое, вернулось больше – кто скажет, вшестеро, кто скажет вдесятеро. Услышал властный Харсн обо всех делах их, и о том, что убыль в людях понесла Крыланья крепость. А так и было еще в осень, до мастера Рийнара. И так сказал: видит, что его младший вырос не только пригодным властным и признанным мастером, но и добрую удачу к себе приманил. Он, властный Харсн, как велит закон, не будет препятствовать ни пашущим, ни воюющим, если те захотят в земли Крыланьей крепости переселиться. Самого же мастера Рийнара под Утро нового года ждет он должным порядком – с осенней податью, переговоры вести про вещи и людей на новую зиму – а главное в Чёрнокаменку доехать, перед князем отчитаться. А люди Рийнара, про своего старшего, где могли, там хорошее говорили – каких они тварей побеждали, как от ничьих людей отбились. Оттого с ними и немало людей отбывать собрались, говорят, две полных семьи поднялись. Закон и тогда и сейчас говорит – на границе лишнего не платят, и от долга освобождаются. А если там земля ничья стала и властный хороший, чтоб и не попытаться людям осесть и пожить?

Дальше еще люди приходили. Вот как про это рассказывают. Мастер Рийнар той крепкой весной и началом лета, где ложился – там и спал – а все вот почему. Не только заставы он проверял, как рука властного, не только старые и новые трещины, как мастер колдун Крыланьей крепости. Но еще и то дело, что о полях говорил, доделал, людей учил – как горючую землю, как вонючую землю в поле сыпать, какой будет толк, и что вреда не будет. Тут ему еще сильно помогло, что не только с земли властного Харсна люди приходили – до проводников его привет тоже долетел. Сначала из его родни люди приходили – родичи его, говорил мастер Рийнар, из семьи Черного отрога и тех семей, что с ними дорогу делит – те и на часть лета остались, про вонючую землю сторговывались. Тут уже ясно стало, если истинным серебром платить народ перевалов собрался – и подождать пока готов, посмотреть как поля – а как подождал, так и впрямь собрался – кто ж дурак опасаться-то?

А про кошку тут не говорят, потому что кошка – дело ее кошачье – бегала себе и росла. Линяла вот по весне здорово. Люди, которые по своим хуторам расходились, говорят, клочки шерсти подбирали – на удачу, в стены вмазать, чтобы всякая гадость обходила. Приглашали госпожу кошку заходить, угостят – вот уж ей дважды повторять не требовалось. Мастер Рийнар по заставам ходил – кошка с ним, мастер Рийнар по полям – кошка с ним. Гадость ловила иной раз, на поля не несла, но Вонючей башне простаивать не давала. А люди привыкли – видели на земле следы, всяких лап, больших больше, а у кошки-то и самой в ту пору лапы так и совсем средние стали – так и знали: их кошка ходит… Ну может со своей родней кошачьей, так и пусть ходит – кур ведь не душит, только всякую гадость.
Так вот лето на той земле прошло, хорошо началось и хорошо закончилось, с иных полей вдесятеро урожай собрали, а с самых худших впятеро. На пиво то, мастеру Рийнару и старшей Тий’ирин на свадьбу, вдоволь ячменя сжали, вдоволь хмеля собрали, хорошо сварили, зреть поставили – а там и осень подходить начала. Подошел мастеру Рийнару черед в Троебашенную крепость ехать, так как год был хороший – то со своей платой, серебром и зерном, а дальше и князю Сайну Эс Хорн, властному своей четвери показываться, с полным правом, как дельный властный. А таким вернувшись уже и в брак вступать самое время.

Здесь еще вот что скажут: собирался мастер Рийнар, а кошка та с ним и не собралась. Искал ее – пряталась, звал – не всегда выходила. Подумывал, это говорят, не случилось ли чего недоброго. Только случилось им как-то со старшей Тий’ирин вернуться – на стене стояли, о деле говорили – о том, как с новым летом дальше будут внешние стены строить, что их нужно новым манером вести, с насыпью. А дальше, как сели в общем зале, за верхним столом сидели, мясом перекусывали, хлебом заедали – сытое время было – тут и кошка пришла, под столом ходила, мяу все говорила, да под руку к старшей Тий’ирин пришла. Слово за слово – тут и сказал мастер Рийнар, что что-то с кошкой стало – ищешь, прячется, зовет, не идет. А старшая Лебедь кошку ту гладила – меховая кошка, круглая, мех в пятнышку, в меху и по лету ладонь вся утонет – гладила, да и посмеялась над ним:
- Вот что, мастер колдун, обогнала нас с тобой твоя кошка. Где она себе кота по статям нашла – спроси, может тебе и расскажет. А только не иначе, гнездо она где-то вить собралась, котят заводить. Вернешься вот, тебе подарочек будет – хоть за золото по весу продавай.
- Не продам, - посмеялся на то мастер Рийнар. А где и как кошка гнездо вить стала – искать не стал. Времени на то у него не было. Зря не искал, и здесь расскажут.


и иллюстраций от дорогого друга-соавтора  Gaell.12 (self-made AI))

"а я говорю: ты - еда!)

@темы: сказочки, Тейрвенон, друг-соавтор, файские сказки, сказка про кошичьку

---

Равноденственное

...а что до урожая - если сравнивать с прошлым сентябрём - ну офигеть же я могу!
если сравнивать с прошлым ноябрём-декабрём - ну и нафиг я снова на этом днище?

если не сравнивать и учитывать всё - то боже мой, спасибо, что жив, что все дорогие мои живы и всё ещё растёт
и едем дале.

глубокоавторского на полях

...чисто для себя зафиксировать: а история обогнала меня на сезон, и один довольно мозговыносной и стрёмный и дорогой мне персонаж нынче подбивает котика Тианди поставить на поросячьих бегах на ярмарке уже в честь Зимнего Солнцестояния. Ну, он-то лехта, он не может Ну как это может быть, чтоб была не нужна свинья?) И вторую часть я знаю кажется по основной мелодии почти до конца. Если что-то ещё не прирастёт.
А еще ща тут будет продолжение истории пра кошичьку. Которой фкуфна!

А тем, кто - тем хорошего и вкусного урожая

@темы: глубокоавторское, телеги

---

девочковое страдальческое

Нет, платьишко, о котором я бегала и страдала летом, до меня вполне себе доехало, оно прекрасно и то самое, что я хотела
Но теперь следующая проблема. Полбеды, что к нему теперь надо сумку а почти похожий на правду вариант падла Вайлдберрис пока снял с продажи.

К нему еще нужна шляпка! Вот просто очень А я, мягко сказать, не знаю, где бы то, что надо, поискать.
притом что я герой анекдота, про "Не плачь, сыночек, не квадратная у тебя голова" - оно еще веселей

@темы: житейские мелочи, хотю!

---

файской сказочки про кошичьку?

Равноденствие, между тем, подкралось незаметно И для дорогих читателей у нас есть подарок.
То, чем я вправлял себе мозги в карантин или очередная файская сказочка. Из Сердца Мира, из Дома Серебра.
Любимая сказочка детства Рюй Эс Хорн - и кое-что к вопросу о фай и художественной литературе.

Сказочка ожидаемо длинная за 200 тыщ знаков и 150 килобайт
Поехали:

из историй Дома Хорн и сказок о Старших Зверях
Про властного Рийнара и госпожу Кошку
Эта история началась и закончилась в северо-восточной четверти прежних земель Дома Хорн, Дома Серебра. В те времена не вел Дом Хорн ни больших переговоров, ни сложных походов, потому никого не избирали занимать место Старшего Дома Хорн в Серебряной зале, в пятой доле исконных земель. Свою четверть держал свой властный, свою землю, вершил свой суд и защиту.
Северо-восточную часть земель Дома Хорн держал тогда князь Сайн, что значило Копьё. Не все сейчас помнят, что северо-восточная четверть Дома Серебра славилась богатыми залежами хорошего железа в горах. Но больше того – самой протяженной границей с ничейными землями, а еще больше – с теми землями, что Дом Лит, Дом Талой воды всегда считал спорными. Неудивительно потому, что князь Сайн держал под своей рукой, своими младшими властными, не меньше, чем двенадцать старших крепостей – в три оборонительных круга, а крепостей меньших и не пересчитывали.

И в этой истории сначала рассказывается об одном из его младших властных. Своей старшей крепостью держал он Троебашенную в Сосновой долине, при богатых полях. Младших же крепостей, с теми, что вышли за перевалы и держали дороги в ничейные земли, общим счетом было двенадцать и еще четыре, скажут здесь о немногих. Ко времени начала истории достиг тот властный крепких взрослых лет, старший его сын уже держал свою крепость в Ледниковой заводи, следующий за ним, как следует по Закону, постигал воинскую науку в крепости князя Сайна, были и младшие дети, что подрастали при нем, на его земле. Ростом он был высок, плечами широк, волосом темен, нравом был вспыльчив и горд как все Хорн – и немного больше. А звали его Харсн, что значило Кабан.
Для истории, что будет рассказана дальше, еще вот что важно: не год, не второй – а уже два больших совета – по всем землям Дома Хорн и дальше, по караванным путям, известно было о властном Харсне, что от него хорошо рождаются и прочные дети. За два больших совета это стало ясно, старшие из них успели к взрослому имени подрасти.

дальше?

А еще знали, что местный властный признает своих детей и готов дать им в свой срок еду, обучение и статус, о котором говорит закон. Как же иначе – когда три четверти земли опасны, хороший воин и хороший колдун своей крови – дело верное, родился бы – вырастят.

Дальше случилось так, что ехал властный Харсн в осень, с нового большого совета. Медленно ехал, объезжал землю – свою и спорные. Свою еду заработать давал людям перевалов, проводникам. И вот по дороге не стало им погоды в одной из долин на ничьих землях ближе к югу, над Молочной рекой: на три дня встали. Дальше рассказывают, было так – зная его славу, спросила его старшая Гильсайр, старшая тех проводников, что их вели – что скажет властный Харсн, если скажет она, что желает прийти к нему в шатер и позволить расшнуровать на ней пояс? День-другой дороги им не будет, а вдвоем хотя бы теплее. Еще говорят – весела она была норовом и остра глазом: стреляла без промаха, и не зря в горах её назвали в честь такого снежного ветра с севера, что мешает взойти на перевалы. Кто б удивился, что властный Харсн порадовался тому и принял ее в своем шатре. Так три дня провели они вместе, и еще четвертую ночь на спуске, а потом спустился властный Харсн на свою землю, и они расстались.

Но справедлива была его слава. Все четыре четверти года прошло и еще немного. И перед Полночью Года, в дни уговоренного соколиного обмена, которому следовали тогда все, знающие Закон, люди на земле Дома Хорн и вокруг нее – от людей перевалов получил властный Харсн не одних подращенных птенцов, но еще и написанное послание от старшей Гильсайр. И своей рукой писала она так: после первых урожаев у тебя и у меня родился сын. Это хороший прочный младенец, он прожил свой первый круг и, как я думаю, проживет еще долго. У нас была хорошая весна и хорошая осень, хорошо родили наши поля, наши овцы и наши кони. Мы будем сыты этот год и дальше, и от тебя мне ничего не надо – ни зерна, ни серебра. Но если будет так, что он доживет до взрослого имени, а ты захочешь его признать и обучить должным образом – и я, и моя семья сочтем это должным и достойным.
Никто не знает: никто этого доподлинно не услышал. Но дальше говорят так – рассудил властный Харсн, что кровь людей перевалов – хорошая, прочная кровь, было место в этом народе и воинам и колдунам, оттого это будет хорошее приобретение. Оттого услышала госпожа хозяйка Троебашенной, старшая над тем, что будет есть и чем греться крепость завтра и всегда, распоряжение выделить должное количество зерна и хорошей ткани, сам же властный Харсн отвешивал серебро, чтобы отправить его с гонцами обратно, к людям перевалов, над которыми старшей была Гильсайр. Чем говорил, что признает и ребенка, и договор между ним и Гильсайр состоявшимся и законным.

Так и случилось. Сын властного Харсна и старшей Гильсайр вырос до первого взрослого имени разумным и прочным, всё, что к тому времени должны знать люди народа перевалов и их дети, знал. Ростом он вышел высок, в плечах широк не слишком, но крепок, волосом был темен, глазами и кожей светел – глядя на него, думали люди, что больше в нем серебряной крови, чем было и в матери и в отце его, так бывает. Старшая Гильсайр назвала своего сына Рийнар, что значит – Родник, этим именем его и будут звать всю историю и дальше – потомки его потомков и те, кто захотят помнить.

А нрава он был веселого и доброго. От чего, должно быть, эта история и началась. В свой срок Рийнар должного возраста достиг, в крепости отца своего был принят, в обучение поставлен. Считалось тогда, что люди перевалов куда лучше постигают умение стрелять метко, а также колдовскую науку – тому его и обучали. Всем необходимому – с другими младшими большой крепости, а самому тайному – с другими детьми властного Харсна наравне. Год шел за годом и к осени, что должна была наступить, предстояло тому Рийнару и еще выросшим в той крепости детям, родне властного Харсна, вошедшим в возраст, побывать на малом совете, показаться князю северо-восточной четверти земли Дома Хорн Сайну Эс Хорн. А тому, кто отважится – а иных среди родичей властного и быть не могло – заявить при князе Сайне, при старшем родиче и властном своем Харсне и при всех достойных людях – какую работу мастерства они себе выберут, кем и как они дальше собираются быть. Всегда так было и тогда осталось.
А дальше было так: перед тем весной, как только приоткрылись перевалы, попросился младший Рийнар навестить другую свою родню, проводников, на весеннюю птицу с ними поохотиться и совета спросить. Отпустили его, как всегда отпускали: ни добрый мир и договор с людьми перевалов, ни битая птица не бывают лишними. И вовсе не упомянули бы это как мелкое дело. И другое тоже было делом мелким – что, как возвращался уже в крепость властного Харсна, в Троебашенную, наставляемый Рийнар, где-то по дороге он услышал жалкий звериный писк. Решил он отозваться и – никто сейчас не знает и не расскажет, из какой беды вытащил – котёнка мелкого, едва ли в ладонь, хвост короткий, шерстью небогата, пузо в пятнах, но на кошек людей была похожа и человеческих рук не боялась. Дело неудивительное – про то и старшие крепости поначалу сказали. Господин хозяин, старший над зверями крепости, так тому Рийнару сказал – сам нашел недоразумение, сам его и корми, пока, благо, есть чем. Случится ей вырасти – будет кошкой, кошка зверь толковый, мышей ловить будет.

Так-то поначалу было, а как едва до лета время дошло – совсем не так стало. Мехом кошка обросла, стала лапами длинна, шерстью богата, а голосиной втрое. Ловила ли она в ту пору мышей, тут не говорят. А вот что люди в той крепости сказали бы: эта и свой хвост не поймает – это уцелело. Вовсе бестолковым зверем подрастала кошка. Зря ли в этой истории никогда не ленились рассказывать и переписывать, что наставник младшего Рийнара в делах сложных, колдовских, по имени Ийн, лучший из тех, что были в крепости, а значит, терпеливейший – и тот под середину лета твердо сказал: увидит еще это недоразумение в своей верхней комнате – там и задушит. Ловит ли та кошка мышей – никто не знал, а ценной колдовской посуды, для которой крошка привозного истинного мрамора нужна и без счета угля, без счета та кошка и перебила. И ценные книги от нее пострадали, до сих пор показать могут, какие отмечены были, но уцелели. Простой же посуды и прочих бед никто тут не вспомнит. Скажут только: бестолковая вышла кошка, где пройдет, там что-нибудь упадет.
Не жила бы она долго в той крепости, и вовсе бы не жила, когда б не молодой Рийнар. Тот найденыша кормил-поил, как вляпается – отмывал, куда заберется – доставал, а что роняла – что было делать, сожалел. И от тех, кто с недобрым словом, а то и с веревкой приходил – защищал. Та и знала, куда прятаться – лезла хозяину в рукав да в капюшон, оттуда-то не достанут.

Потому видно так и случилось, что осенью, как пришла пора властному Харсну и тем, кто у него подросли, ехать на малый совет к князю Сайну, князю их четверти и их властному, а там из младших крепости самым достойным и смелым заявлять, что за работу мастерства они выберут и через должный срок людям покажут, Рийнар кошку ту и взял с собой. Одно сразу здесь скажут: опасности она не избежала. А потом другое.
Ходила слава за властным Харсном, приносила ему потомков, два старших уже крепости держали, два вслед только от полного брака росли, а с прочими его потомков как бы не с десяток оказалось. А тогда ведь по простому закону решали, подсчитано было, что первому потомку от полного брака передавать, какие земли; какие – второму… А дальше, если выйдет тех потомков три и больше – волен старший без всякого совета распоряжаться, в сытую ли землю их направить, к старшим ли в подчинение отрядить, или вовсе за перевалы отправить, волкам в горах наследовать. Было здесь уже сказано – богата была земля северо-восточной четверти на крепости и иные места, однако место от места разнится – иное таково, что волков в горах похуже. Властный Харсн младших своих воспитывал должно, от того особых ссор в его старшей крепости не было, только и особого мира не завелось. Уцелело и говорится здесь – младший Рийнар у своих сводных братьев ни добра, ни дружбы не искал, так и те его невзлюбили. Притом, что наставник в делах колдовских наставляемым Рийнаром доволен был, об этом помнят, и в стрелковой науке, большой, малой и составлении зелий, тоже был не из худших – это дальше видно станет. А вот о его братьях не сохранилось такого, и мало что сохранилось.
Вот, значит, невзлюбили они того Рийнара. А кошку его бестолковую отдельно невзлюбили.

Так и прибыл властный Харсн с домочадцами своими в должный срок в Чёрнокаменку, старшую крепость северо-восточной четверти. Много там на праздник съехалось – и людей, и коней. Разместили и их должно, без всякой обиды, на солнечном месте, где коней держать, сказали, где сено им брать, и где воду.
Ясное дело. Тут-то не зря об этом говорится. Младший Рийнар, как и двое других сыновей властного Харсна, впервые там были, им и объясняли – пока старшие за мясом и пивом толковать о делах земель и крепостей сели – какой дорогой им ходить. Что в длинный хлебный зал, что на закат, постучаться можно, если какого припаса толком не оказалось, что вниз спускаться, под высокими крышами – там для коней гостей припас запасён, а поить их – колодец во дворе устроен. А главная для них дорога совсем рядом будет – от того колодца за восточными воротами и подъемом князь Сайн выделил и украсил тот двор, где им о себе сказать будет должно – кто они, и что необыкновенного обещают они сделать.
А колодцы, здесь опять же скажут, в те времена в долинах так делали, как теперь и не увидишь – едва в шесть камней укрепляли, едва на камень поднимали. Хорошая земля была, вода была близко.
И вот настал тот день, какого младшие и ждали. Пришла им пора – кому, как тому Рийнару, может и впервые – цветную тонкую шерсть надевать, двумя поясами подпоясываться, вышитые плащи серебром скреплять – чтоб не хуже всех перед князем Сайном Эс Хорн быть и выйти. Только припозднился младший Рийнар, и оттого, что кошки своей ни в ее месте, ни где не видел. Дожидаться его все не стали – охота ему еще год, а то и все три ходить в младших, права не имеющих – кто о том печалиться будет? И добро бы чего ради, так ему точно сказали. А кто может и добавил – пришибли твою дурацкую кошку. Или в колодец навернулась.
Почему люди думают, что без чужих-то рук и тому младшему Рийнару известных тут не обошлось, про то немногим позже скажем. А пока вот как дело было – так и было: говорили тут уже, голосиста была кошка, чем себя и спасла – услышал младший Рийнар хриплый мяв из колодца, да едва плащ сняв, туда за кошкой и бултыхнулся. Люди-то во дворе были, достали его, но пока достали, пока поотжали, отругали, пока он отругался – или вам бы лучше стало, чтоб у вас тут в колодце кошка утонула? – много не мало, а времени прошло, некогда было уже ему бежать, заново одеваться. Так вот младший Рийнар в высокий двор и ввалился.
Люди со всей четверти хорошо запомнили, много рассказали – стоит, с каждой рубашки вода капает, на плечах тина, в волосах тина, один плащ сухой, и тот комом свернут, а из кома того дурным ором кошка исходит. А ничего стоит, глаз не опускает, свой черед не пропустил, ждёт – в свой и вышел. Князь Сайн посмеяться любил, и смешным показался ему парень – сам и спросил того младшего Рийнара, как тот вышел – кто ж ты таков будешь, чучело болотное, да что ты людям показать задумал. «Разумный я, как и все вокруг, - отвечал он. – Своей матери, своего отца сын, Дому Хорн в родне крепкой. Зовут меня Рийнар. А дело, которое я по себе задумал, вот какое – не меньше полных четырех четвертей полного года пройдут, не больше, чем два полных года – сделаю я, и тебе, мой князь Сайн, и колдунам твоим покажу – такой порох, что по обе стороны мира бить будет».

Тут дальше тихо было, люди говорили – только кошка та дурная орала. А вот почему: хорошим железом Дом Хорн по всем землям славился, это было, оттого крепкое своё далеко стреляющее оружие его военные люди и при себе носили, и на стены крепостей ставили. А вот за прочим оружейным припасом, что Дом Серебра для себя делал, такой славы не водилось. Порох, какой ни есть, в Доме Хорн в двух местах в южной четверти делали, а ценили больше тот, что издали, кораблями с юга приходил. А тот порох, что по обе стороны мира работает – это значит в серой воде не подмокнет, не тех тварей, что за собой эту воду носят, бить позволит – тайну того, говорят, в ту пору только торговые люди, и лучшие колдуны, и лучше, чтоб из народа перевалов – знали. У самого князя Сайна в колдунах не было таких знатоков, оттого и тихо было, когда вышел мокрый дурак с кошкой и сказал такое.
Здесь скажем: это так сам Рийнар потом своему второму внуку рассказал, а от него и другим людям стало известно, а те и записали. «А чего мне было бояться, - сказал мастер Рийнар, – видел я в горах тех мастеров, не много они от меня скрывали. Они думали – и подмастерье из меня может выйдет, и нужный камень с нужной землей в наших горах не везде растут. А я слушал».
А потом посмеялся князь Сайн - любил он посмеяться. И неудивительно тут: выйдет – будет выгода, не выйдет – будет потеха. Сказал: услышал я твои слова, очень мокрый испытуемый Родник, буду ждать твоей работы мастерства. Сделаешь – приму дар, назову моим человеком и взрослым, не сделаешь – сам решу, что сделать. Так сказал, потому что много позабавил его тот Рийнар. Не раз еще потом, на пиру, смеялся князь Сайн, как вспоминал – и властному Харсну говорил: «Этот твой дурак и его кошка». Вышло так, что как бы ни крепче всех младших его запомнил. Сам-то наставляемый Рийнар как с пира как ушел, так и не заметили – переодеваться, знать, и кошку сушить. А уж кто хотел на глаза князю попасться и запомниться – тем не повезло. Младшему Рийнару это запомнили.

Вот здесь мы и скажем, почему в истории не забывают: как знать, может не сама та кошка в колодец свалилась? Властный Харсн хоть и горд был норовом, и от веселья князя Сайна зол потому немало. Но умел он и подвинуть норов, когда и терять нечего, старшие-то дети все при местах, и выгода близко. Велел он для места работы наставляемого Рийнара отдельное удобное место найти, где тот захочет, и нужным инструментом его не обделять.
А вот про младших сводных родичей Рийнара другое сказать придется. Сами-то они и рады были бы хоть немного внимания князя получить – а после такого прославления и не подойти было. Только вот люди думают – сами в том виноваты были и просчитались. Потому как и второй снег на землю не лег после их возвращения от князя Сайна в родную крепость, так опять стало дело мелкое – а такое, что о нем помнят, в записях сохранялось и эта история без него не расскажется.

Кошка та в ту пору еще подросла, зимним мехом порастать стала – хвост торчком, лапы длинные, мех пятнами. А у одного из старших сводных братьев того Рийнара не первый год при себе ручной хорёк был. На мелкую охоту ходил, кроликов душил, птицу, когда дикую, когда и местной доставалось. Сохранили люди, что и до того на ту кошку хозяин хорька его притравливал – видели люди и о том сказали. Кошка знала, куда прыгать, куда лезть и как спасаться, младший Рийнар же не жаловался. Но затей своих тот сводный родич Рийнара не оставлял и вот снова попытался своего хорька притравить. Люди слышали, что попытался, о том и сказали. Еще сказали, так сказал – тяжела стала та кошка, хорошо не прыгнет.

А та кошка прыгать не стала. Семь людей с разных сторон сказали – повернулась кошка и сама напала. А потом была драка. Не иначе, на крыше была, или в другом каком месте, где людям подниматься разнять неудобно. Как поднялись – так от того хорька едва голова да лапы остались. А кошка сытая сидела.
Это не просто так записали, а потому что на том примере младших крепости поучить решили – как среди людей споры разбирают. Брат-то сводный Рийнара быстро к старшим пошел, требовать стал – удушить опасную кошку, а ему с того сраного кошкина сына за обиду получить. Только не на его стороне удача оказалась, об него только что и поучили. Статуса и места, каким людей на свою сторону привлечь, ни за ним, ни за наставляемым Рийнаром не водилось – но вот так и видно было, за честного и веселого больше скажут. А за тем, кто глупые распри затевает – незачем ходить. Девять людей сказали – было, сам обиженный хорька притравливал, и в этот раз повторил, семь сказали – сама кошка повернулась и напала, кто ж ему виноват, что добыча подросла? Так между людей крепости решили: в своем праве была кошка – но нет такого права, чтобы на доказанно чужого зверя охоту затевать, а между родичами дважды нет.
Одно только неудачно вышло – мало кому с той справедливости толк был. Родич наставляемого Рийнара так и остался с обидой. А Рийнар зол был и так сказал: уходит работать в выделенную ему дальнюю башню, там с кошкой и жить будет. А кто лишний полезет – по тому стрелять будет. Выслушал это властный Харсн, да и признал за ним такое право. Тут добавляют еще, что он с наставляемым Рийнаром не раз, не два до того о том его порохе говорил и изъяна в рассуждениях его ни сам он, ни мастер Йин не нашли.

Но если так они думали тем мастерством заодно прославиться – так себе поначалу слава вышла. Хоть все у мастера Рийнара и удалось, как тут дальше сказано. Работал он в дальней башне Троебашенной, той, что у верхнего рва ставили, зимой у горна грелся, весной с крыши воду пил, поесть прийти всякий срок забывал. Но были у него уже в ту пору свои люди, что и в башню к нему ходили – иначе откуда бы здесь дальше еще такие мелкие дела рассказывали.
Что были с наставляемым Рийнаром и мастерство его, и удача – а только и кошка его дурацкая с ним была. Дело с его работой мастерства и неплохо шло – усердно тот работал, у мастера-колдуна Троебашенной, мастера Йина все, что тот знал, спрашивал, что книги содержали – смотрел, к людям перевалов ездил, так вроде и к следующей весне вот-вот бы и смешал, значит, много того пороха, что обещал сделать.
А только тут кошка его дурацкая, или обозлилась на что, или пахло ей не так, или просто весна у ней была. Одно что в сам-то его тайный зал мастерства пробралась – не дурак же он был туда кошку пускать. Вернулся как-то раз наставляемый Рийнар на верх башни, где над своим порохом работал, и увидел – что кошка не разбила, то рассыпала, а уронила и вовсе все. А еще говорили – пометила поверх щедро. Воняют они – те камни и земли, из которых порох делают, не стерпела кошка, должно быть.
Времени у мастера Рийнара мало в ту пору оставалось. А что делать-то? Что сумел – то собрал, с кошачьей дрянью пополам, с кошачьей шерстью впридачу, заново огонь разводил, заново нужную желтую землю с нужной злой водой мешал… Ругался, должно быть. А только вот что вышло – как будто после того, как кошка надо всем этим по-своему поработала, и у мастера Рийнара работа легче пошла. Одно только, что кошками смердела, что глаза резало.
Про вонь – это точно знают, почему – здесь дальше рассказывают. А о том, что кошка та в башне обоссала и разгромила, и правда ли это – никто записывать не стал. Но здесь говорят: недаром ведь тайный серый камень, который иногда в горах и пещерах находят, и ценят его там, где делают порох – «шерстью горных кошек» среди людей зовется. А кто посмеяться готов – тут еще добавит – зря ли о деле, что незнамо как, в последние дни собрано – и работает, говорят во всем Доме Серебра – собрал из ссанины и паутины?

Но про работу мастерства мастера Рийнара то разве со зла сказать могли, про ссанину и паутину. Хотя дело там смешно вышло. Ехал на испытания к князю Сайну Эс Хорн наставляемый Рийнар, ехал, вёз бочонок своего пороха, ехал – не боялся. Точно меньше боялся, чем другие младшие, что обещали – столько-то бойцов побороть, столько-то птиц наловить, сколько-то – чего скажут – подстрелить. И тогда не испугался, когда увидел, что князь Сайн трёх своих лучших колдунов созвал, и еще одну гостью из северной четверти пришлую, известную мастера Лья, Ловца, что по праву стала наследующей землю Дома Хорн, в испытании участвовать попросил.
По праву первой и по праву уважаемой гостьи, ей испытывать работу мастерства Рийнара и выпало. Все в верхнем дворе слышали, как на стрелковом поле грохнуло. Вернулась мастер Лья, так сначала говорила: «А что порох – хороший порох. Вспыхивает быстро, бьет сильно, что на вольном воздухе, что под серой водой, как смогла увидеть. А дальше так скажу: прочна твоя земля, князь Сайн Эс Хорн, чтоб дальше слово твоего мастера проверить. Если он мне горсточку отсыпать не побоится – так испытаю как-нибудь, когда пойду не тех ловить, дельный ли тот порох, не подмокнет ли в тех краях. Если какая тварь смертью не умрёт, так от вони шарахнется – так искусство твоего мастера кошками смердит, что и за зеленую воду запах достанет».
Посмеялась так мастер Лья, а местные, княжеские колдуны за слова гостьи зацепились. Ловцами северная четверть всегда славилась; сложно колдунам князя было – поперек слова наследующей землю Дома Хорн Лья, что из мастеров-Ловцов северной четверти потомственный мастер, свои слова поставить. А только никто не спрашивал, все и так знают – не в радость княжеским мастерам-колдунам было то, что мастер Рийнар такую вещь сделал. Вдруг позовёт князь нового мастера себе на службу, да еще и жениться тому прикажет? Когда всё у тех колдунов до правнуков их правнуков посчитано – кому какое место держать, кому в черед опасности выходить, и кому сколько истинного серебра в каждую четверть года получать для дел колдовских и того около?
Было так: стреляли те колдуны на поле. Возвращались – говорили, что порох вроде и хорош, а всей похвальбы испытать не на чем. Но одно негодное сразу можно сказать – дыма с него много, и сам тот порох, а втрое тот дым кошками смердит – аж глаза режет. Со вторым-то колдуном и говорить ничего не надо стало – запах и до верхнего поля добрался, все помнят, записали, смердело едко.

Дослушал своих колдунов князь Сайн Эс Хорн, сам стрелять не стал, только далеко стреляющее оружие последнего попросил, в руках подержал, понюхал. Так сказал: «Что ж, мастер Рийнар, знающие люди и мои колдуны сказали – работа мастерства твоя неплоха, часть своего дела точно делает, остальное проверить здесь им не под силу. Признаю тебя, каким ни есть, мастером – а на службу позвать никак не смогу, от запаха твоей работы у меня – те, кто куют и сеют, и те разбегутся, что мы есть будем? Потому скажу: возвращайся ты на свою землю, пусть там ее старшие ищут тебе места, где твое ремесло будет нужным и безопасным».
Поклонился ему тогда с должным уважением, а не быстро, мастер Рийнар – по праву теперь мастер. А еще записали, что гостье – мастеру Лья, Ловцу, поклонился тоже, и мешочек пороха своего на пробу отсыпать не побоялся. Попросил – будет удачной охота, пусть князю весточку пришлет – как бьет порох по ту сторону, и боятся ли в самом деле не те запаха…
Снова тогда князь над ним на пиру веселился. И властному Харсну доставалось. Так князь Сайн говорил: и правда колдуном вырос твой дурак с кошкой, мастером. Жаль вот только, кошками смердит. Запомнил ли ты, мой властный Харсн – ты его с человеческой ли женщиной прижил?
Не в радость то властному-то Харсну-то было. А как с утра проснулся – вдвое не в радость. Как все отъехали – так все и возвращались, никого из новых младших князь себе на службу не позвал. Самому Харсну решать велел, на его земле – где им место.


а ещё дорогой друг-соавтор  Gaell.12 (self-made AI) рисует к этой сказочке иллюстрации

так что вот вам кошичьку!

продолжение следует туть: ingadar.diary.ru/p219940305_i-snova-skazochki-p...

@музыка: барсы, синеглазые стражи ледяных перевалов, выручайте, барсы, нас - вернитесь к нашим синим шатрам

@темы: сказочки, Тейрвенон, друг-соавтор, файские сказки, сказка про кошичьку

---

...но как бы я не орала на дорогую работу, пресс-завтраки способны с ней примирить

Это я поржать хотела, но на самом деле... Вопрос даже не в жратве хотя эклеры в Вилла Пасте ом-ном-ном))), а в том, что гтлова привыкла и включается: ааа! Инфаа! Думать! Структурировать! Фкуфна!
Ну да, я успел это полюбить как ту бледную спирохету))

Но увы, это бывает нечасто.
Философски: но зато, зная как делается эта колбаса...

ЗЫ: ага! сказала работа - и задала стране угля сисек и хайповых заголовков
продолжает хотеть ренточку))

@темы: трудо выебудни, телеги

---

Реклама во ВКонтакте временами просто бывает средством от хандры и для поднятия самооценки.
Листаешь так с утра, продирая глаза и побеждая одеялко, телефончик, а тебе предъяву: «Лайкаешь бесплатно? Прекращай!» - Посередине ожидаемая херня про я вас за четыре дня бесплатно без заумных схем научу СММ ну хоть не дизайну и ваще хочешь накопить на квартиру. А в финале просто мякотка: «Перестань проживать жалкую, унылую жизнь на ту подачку, которую нельзя и зарплатой назвать».
Так прям как-то и проснешься, и почуйствуешь, что у тебя всё ваще хорошо несмотря на и потому что
"ибо воистину" тётя иди ты… поработай))

@темы: житейские мелочи

---

и, раз у меня сегодня день брюзжания - причины его физиологичны и я это понимаю - хочу пробрюзжать, что вообще жанры и списки осенних негрустяшек наверное кому дело и хорошее
но я все же хочу посмотреть на того человека, который рекомендует ахъ, мимими переберите летнюю одежду и всё, что за лето не надели, выбросьте - и спросить, что этот житель розовопониландии Калифорнии докопался до жителей Магадана?
Ежли чо в "наше хреновое лето" хрен-то большую часть летнего поносишь, раз. А два - ваще это кококо, выкиньте это - пф.

И в целом бродящая в интернете телега с волколаками носящимися по вереску мне нравится больше
Волкодавами но вы меня поняли

@темы: телеги

---

а, и еще поорательного)

ну то есть было понятно, что в книжке, где упирается на то, что вот вы, магглы, можыте хоть так прикоснуться к волшебному миру, ничего хорошего не будет, пусть она даже и кулинарная

но когда сука в ирландском рагу заявляют, что если вы готовите для детей, можете заменить гиннесс кока-колой
кока-колой, блядь!

притом что в целом при имеющемся количестве сильного говна с шансами не будет. но сам факт
пойду я лучше к дорогому мастеру фэндом еды сравнивать)