Не, я конечно понимаю, что да, есть, не отвертишься. Что вот чуешь порой - а обитаешь-то здесь и сейчас какой-то шестой - восьмой - десятой, экономной своей частью, достаточной для минимальной социальной адекватности и пристойной работоспособности на том, что называется работой, а всем остальным - оххх, как в запой выстравиваешь берега - своих придуманных стран, и может быть где-то как-то оно нехорошо, н-но...
А потом сидишь, во имя этой работоспособности на соответственном мероприятии от серьезных административных чиновников, смотришь на разнообразных учителей, на голоса поющих осанну образовательным проектам нашего президента; также предлагающим собственные инициативы - в частности, ресурсоэкономной школы или музеев последних локальных российских войн как средства воспитания патриотизма...
И тихо думаешь - то ли лыжи не едут, то ли где-то наши реальности и действительности куда-то сдвинулись на сторону...
То ли это мы полагаем, что пишем дале-окую абстрактную фантастику, а вляпываемся в такой махровый реализм, что хоть соцреализьмом его прикладывай...
*впрочем дальше я начинаю думать, что сказали бы файдайр на идею ресурсоэкономной
школы - выдыхаю - веселюсь о различия нашей ругани - и продолжаю думать за имперзцев.
пролог - здесь
ingadar.diary.ru/p93030149.htmраз здесь
ingadar.diary.ru/p93149876.htmдва здесь
ingadar.diary.ru/p93264326.htmтри здесь
ingadar.diary.ru/p93336170.htmчетыре здесь
ingadar.diary.ru/p93399476.htmпять здесь:
ingadar.diary.ru/p93465902.htmшесть здесь:
ingadar.diary.ru/p93496607.htmсемь здесь:
ingadar.diary.ru/p93872405.htmвосемь здесь:
ingadar.diary.ru/p93989897.htmдевять здесь:
ingadar.diary.ru/p94079450.htmдесять здесь:
ingadar.diary.ru/p94149881.htmодиннадцать
ingadar.diary.ru/p94192358.htmдвенадцать:
ingadar.diary.ru/p94285343.htmтринадцать:
ingadar.diary.ru/p94389233.htmтак как в субботу меня не будет - вот вам еще кусок
про неудачные испытания и парня, который лазит, куда не надо
Конечно, ты не думал о мальчишке, который жил в Клину или Орле...
...А испытания «зеркалки» свалились как раз весной, в редкое время, когда степь бывает – цветной и зеленой. Иллрейн еще договаривалась со своими наставляемыми и ньирре-теи Альри выбраться в степь на подольше, по пахучее разноцветье – в пору цветения собирается много полезного. «И дополнить заодно первые испытания Котькам, - серьезно говорила Иль вслед, - проверкой, как держит небо». Утром следующего дня собирались, но поздним вечером переходит на связь экран передающего в доме эс рен Нирлен… Иллрейн просит прощения, что внеочередной и срочный вызов, призывает – не задумываться и заниматься, что полагает – займет недолго, дней через шесть ждите, вернусь и все проверю. Запомнилось: «дней через шесть ждите» - и завершение оценивающего жеста – бликом по золоту на рукаве. Запомнилось – прикрой глаза, увидишь… А в те дни…
Известие о неудачных испытаниях пришло в городок раньше этих шести дней. Информация, не рекомендованная к распространению, доходит до жилых городков Башни и распространяется там – со скоростью огня по сухой степи. И также сопровождается плотной дымовой завесой слухов и разного... Что день кажется длинным и воздух тяжелым, и очень долго. Завесу не сможет рассеять и Альри айе Халльре, вернувшаяся вечером с работы. А ждали - после исполнения своей священной обязанности: Кийро имя получила и поступила уже в обязательное учебное - Альри вернулась работать в младших помогающих в медблоке основной базы Башни. Так ждали, что та по первому взгляду на лица маленьких, уже на пороге дома, может сказать - новость известна. До – единственного Рийнара:
- Иллрейн там... была? - и придется отпустить в небо рассыпающийся, беспомощный жест:
- Была. Я не знаю. Их сразу в восстановительный отправили, на скоростном.
Дальше она заговорит, сердито и шумно, что время позднее, что завтра - какая-то весенняя практика (как это далеко), что быстро есть, мыться и ложиться... Правда, не очень заметит, что поедят кое-как. Вечер поздний, а сидеть и ждать неизвестно чего, это никому не поможет, особенно тем, кому завтра работать, а также отправляться учиться – так что «шагом марш спать, гашу свет». Уложить как-то выйдет. Встать потом посреди общей комнаты, как там она говорит: вдохнуть и выдохнуть? – и выгрести из ближней ячейки хранения цветной лиловый ворох – хорошо, раскроить успела… Теперь – спуститься вниз, в готовочной освещение лучше и маленьким мешать не будет. Сначала – аккуратно положить на домашнюю жаровенку, под уголек благодарственного, маленький лоскуток – обрезок с рукава будущей рубашки. А дальше сесть… Эту просьбу лучше говорить вот так, сшивая медленно, на руках – старинным витым швом – на защиту и на удачу. Обычным, повседневным (не очень-то действенным, нельзя об этом) – но если я кому-то что-то делаю, значит – тот, кому я это делаю, будет?
Наверху тоже не спят. Недолго попытаются – «лечь по местам и закрыть глаза», но когда снизу особенно громко всхлипнут, Рийнар – стараясь как можно более бесшумно – спрыгнет со своего «верхнего насеста». Дальше сесть у ночника, сказать тихим шепотом:
- Котька… не плачь, а?
Развернется, высунется из спальника:
- Я боюсь… я не хочу… - голос сорвется, громко получится. А страшное – только шепотом. – А вдруг она…
- Тихо, Котька! – это слишком командным – пусть шепотом, потому что за продолжением того «а вдруг» - что-то в горле дерет, хоть сам реви, а это нельзя, когда принял решение. – Котька, я придумал. Только – обещай, что никому не скажешь!
Выпрямляется совсем – и на ухо, теплым:
- Я очень обещаю.
- Завтра я все узнаю, - теперь из-под спальника выныривают и руки, огромным и удивленным: «как?». В ответ надо разложить по порядку – все, что придумал… и далеко оставить, где сомневаешься. – Я завтра не пойду на практику. Возьму «стрижонка» - у меня же разрешение есть – и отправлюсь в восстановительный. Должен быть в нашем секторе, я… немного знаю, там у Таскуна из двадцатого отец был. В «стрижонке» полная полетная карта была, я помню, я найду. Ну… и спрошу.
- Ты ничего не узнаешь, - в шепоте Котьки начинают проявляться слезы. – Ничего тебе не скажут. Потому что тоже маленький.
А сейчас надо сдержаться и не разозлиться на мелкую плаксу. И не испугаться - потому что по правде тоже не понять, а как - там, в чужом пространстве это сделать. А дальше - придет в голову: а вот как:
- Она - мой наставник. А у меня аттестация. Летняя. Мне надо знать. Вот так может получиться, Котька. Правда, может!
- Пусть у тебя все получится! – жалобно отвечает Котька, и злость тогда девается далеко. – Совсем все…
- Коть… - негромко отвечает Рийнар, - все будет хорошо.
…И у него получилось. Совсем, правда, по-другому. Тихим подтверждением – когда делаешь правильное, найдется, кому поддержать.
Сначала все получалось удачно. Выбраться ранним утром, свернуть никем не замеченным к соседнему двору, нырнуть в ангар… Привычные действия по подготовке «птички» ко взлету, немного непривычный – много более объемный и долгий осмотр и выбор маршрута по полетной карте – как, птичка, съешь – молодец? – и помоги с оценкой, хватит ли батарей? По пределу – проходим, а на обратную дорогу… должен успеть подзарядиться, пока придется все выяснять. А дальше – вывести «стрижонка», и в небо. Что тут могло не получиться? На проверенной территории любимого дела – и с очень подробной и открытой, можно заподозрить: не для гражданских высот и «птичек» сделанной – полетной картой…
…А еще за управлением «стрижонка» почти отступило – холодное и страшное, не назвать, что грызло – мало и плохо проспанную ночь. Только чуть-чуть скреблось в горле, словно накричался на ветру – главное было справиться с привычкой, ни мельком, ни двенадцатой выдоха не бросить взгляда на резервное. Потому что стоит отвлечься – рисунок степи под плоскостями, привычно перемигиваются показатели – и уже кажется, Иллрейн сидит вот тут рядом, сейчас еще – негромким и четким – выдаст оценку перебора скорости на маневре. И еще спросить хочется, стандартны ли известные правила посадки гражданских, подходят ли – для «лесного лечебного» сектора – столько учился и не дошло спросить: чужая земля.
На чужой земле, в «лесном лечебном» шел мелкий дождь, сшибая лепестки, и густо пахло лесом, которого было совсем много. Так, что здания было плохо видно. Правда общей справочной лечебного сектора это не касалось – ее стеклянный купол заметен был издали, это за ним разливалась – клубящимся, зеленым, огромным – территория восстановительного, чьи первые строения еле угадывались в этом сплошном зеленом…
Мысль, что войти и попробовать узнать можно будет здесь, в общей справочной – как говорили, всем открытой – была теоретически верной. А практически оказалась бесполезной. Потому что открытые автоматические терминалы просто отказывались его, невзрослого, видеть и отвечать на какой-либо запрос… А «по традиции» обязательное живое дополнение из служащих справочной – из системы обеспечения – оказалась благожелательной. Ей, не слишком обремененной работой, редкостно было интересно, чего пытается добиться от автоматики явно не взрослый и явно же не балующийся парнишка. Но порядок есть порядок - итогом той благожелательности стало лишь: "Информация о Службе Защиты предоставляется только состоявшимся взрослым близким представителям Семьи по личному запросу... Да подожди ты, сейчас форму запроса объясню!" Подождал, не выметнулся - бегом, как хотелось. А толку - внутри как будто налили что-то совсем темное и тяжелое, и оно плещется, и мысли такие же: "И мама тоже не сможет... У аллье Иллрейн нет Семьи ведь. Ничего - вообще - не узнаем, даже если..."
Это «если» плеснуло - настолько мутным, что разозлился. "Ну и что за нытье и что за рева? Вернуться ни с чем нельзя, ты обещал. Сдаваться решениям, - постараться сделать такой же серьезный прищур, в горле заскребет, неважно, - "недожорки", как говорит Иллрейн? Никогда. Я узнаю. Надо как-то пробраться внутрь - и там, наверно... Сначала решить как пробраться. Территория запретная для посторонних, но - не стреляют же там? Главная проходная в справочной, но там "щелкалки" - невзрослому, без разрешения... не, это Спящие проспятся... Когда летел, я видел..."
Дальше Рийнар караулил под дождем спрятавшуюся на незаметном повороте, видимо, грузовую - неглавную проходную. Автоматическую. И тоже убеждался - не выйдет. А в "дальше" виноват был, сначала, крупный обломок, железяка на дороге. На которую неудачно приземлился, попробовав, допрыгнет ли до верха линии: если следующий "слепой вагончик" здесь приостановится, можно... Не допрыгнешь. Было больно. Со злости на все - пнул бедный осколок сильнее. И случайно проследил его траекторию полета. И - что это, куда он шлепнулся? Вьется – темной полосой посреди высокой – у, наверно, какой мокрой – травы. Точно – тропинка… и как раз в направлении куда-то к высокой – в четыре роста и гладкой – не перелезешь – «плетенке» забора восстановительного. Быстро – бегом – на ту тропинку бросило… наверно, чутье, вечное знание любого в возрасте между именами – «если где-то стоит забор, значит где-то в этом заборе есть дырка»… И она там правда была – кто-то снизу сумел слегка приподнять опоры «плетенки», несильно, но Рийнару пролезть хватило с запасом.
Только с выполнением каждого мелкого этапа поставленной задачи, самый глобальный казался все более невыполнимым. Куда и как дальше-то? Вот вынырнул – из мокрых, тяжелых как каменные, колючих ветвей, огляделся… Мрачно – почти черные по дождю, незнакомые высокие деревья – стрелами, как памятные арки – стеной вокруг тоже черной дорожки, лужи – тихо, только дождь шуршит. Проходная, по направлению, за спиной, значит – вперед, выбраться к ближайшим ориентирам, сопоставить с запомненным – надо было карту снять – оглядеться…
Не получилось. Впереди еще только-только забрезжило – блеском и освещением за дождевой пеленой – похоже, разгрузочная площадка тех самых вагончиков, как оттуда, резко в этой тишине, ударит знакомым звуком. Минимальным тревожным, на переливчатый визг которого – до мысли – одна реакция: ссыпаться в наиболее противоположную сторону и быстро…
Привычка – у детворы жилых городков Башен, иные отчаянные из которых умудрялись пролезать и под зарядными мачтами – на испытательные поля, несмотря на страшные рассказы про некоторых «вот когда-то сгоревших, что ничего не осталось». За непонятными взрослым ценностями, доказательством храбрости – мелкими ли «плавлеными камешками» - следами выстрелов, более того – золотистыми «пяточками» «болванок». А если засекли – именно с этим сигналом – беги быстро, родных оповестят – не оберешься. Перестал тогда тоже – из-за Иллрейн получилось. Сначала потому что времени не было, все свободное – туда, научиться, как в небе держаться. А потом, первой зимой, когда она с изоляцией в их доме возилась, там за стенной панелью тайник когда-то делал. Ценностей. И забыл. Посыпались… Дернулся – поднять и деть куда-нибудь. И первый раз увидел, как наставник умеет меняться в лице. Как насквозь, через блестящую «пяточку» на ладони смотрит – и страшно, словно небо снова не держит и земля под плоскостью все ближе:
- Сам собирал?
А сказать неправду никак нельзя. Соглашаешься. Смотрит. Тот же взгляд насквозь – от «пяточки», по ответившим ладоням, вверх… Таскуну из двадцатого, однажды все-таки пойманному – ну, не все бегают быстрее караульного «блюдца» - дома устроили испытание на воспитанность и достойное поведение, вспоминал потом долго. Но кажется – лучше так вот, чем… Она просто смотрит насквозь – и говорит на отсутствующих:
- Абсолютно надежная система защиты… раз…бери вас по периметру… Это с нашими непредсказуемыми стрельбами и прочим дерьмом…
- Иллрейн… - ну что тут скажешь – просить прощения? – «я больше не буду»? Вместо того, что просится: «увидь меня снова»… И все-таки – движением рук, детским жестом – прощения Рийнар просит. И обнаруживает – увидели, чтоб вслед услышать – неожиданное совсем:
- Извини, я очень испугалась. Вот видишь – умею бояться. Рийнар…- и движение рук, жест взрослый, четкий – подкрепляет большую просьбу, - не лезь туда больше. Я тебя – очень прошу. И остальные лучше бы – не делали…
Сам точно больше не делал. Не потому, что вспоминалось – вспоминать такое и не захочешь. Просто – так получалось.
Не делал, а привычка осталась. Услышал визг тревожного – быстро! И, по привычке жителя сильно открытой местности, хочешь скрыться – беги вниз… Вниз – это вот там, с противоположной стороны, за каменными ветками – потому что там овраг. Крик, тише сигнала – что-то вроде: «Малый, что ты тут делаешь?» - нагонит уже над оврагом. И не догонит. Ссыпался.
Ага – именно: ссыпался. Не подумал, как легко и быстро поедет под ногой мокрый обрывистый склон. Повезло еще как-то сбалансировать, скатился – в осыпи песка и камешков, больно ободрался о какой-то выворотень, но кое-как не свалился совсем. А овраг – глубоче-енный, слетел с осыпью до огромной разлапистой сосны, зацепился, затормозил – огляделся… До верха – мно-ого – еле видно… и, кажется, - вот притихла осыпь, - голосов нет, не ищут. И вниз – неблизко, и хорошо, что зацепился – это вниз посмотрев – там, под разлапистыми корнями, склон становился совсем отвесным, а внизу ручей – и камни… И дальше – что же?
А дальше все так, что взвыть впору – как совсем мелкий, от ссадины. Нет, столкновение с осыпью и выворотнем штаны пережили. И то счастье. Но – влезал-то в самое парадное, думал, так будет проще. Д-да: песок, грязь, еще смола, пара царапин в комплект – такое чучело встрепанное никто и к порогу не подпустит. А еще мокрый – куртка уже дождь пропускать стала. И ботинки, вроде. Остановился – почувствовал. Холодно. Устал. Тяжело, хоть реви. Чему это поможет? Не время и не место. А время и место – вот с той стороны можно слезть вниз, надо искать удобное место, чтоб выбраться. Отряхнись по дороге. Здесь никто не увидит, но и указатели в этом буреломе проектом не предусмотрены.
Идти вдоль по руслу ручья, примерно по направлению дальше от забора, против течения, придется недолго. Первый мост где-то на самом верху оврага он не упустил из виду, задумался на вдох и выдох, но мост ли, место ли для тех вагончиков - кто знает, и слишком от тех близко, лучше дальше... А еще шагов через пятнадцать к ручью спустилась тропинка – ухоженная, и все равно – очень знакомая... простая, с деревянными бортиками по краям. Перешел. И на повороте к маленькому, тоже деревянному, низкому резному мосту - тропинка оправдала доверие, обрадовав его первым указателем. Оказывается идет он "Первым тихим маршрутом". Рийнар оглянулся: стою над водой, проточной, можно думать - хорошей - и пожелать: пусть так и дальше, и все получится.
И вроде – есть. За мостом, пока медленно ползет вверх тропинка, сам мир меняет краски: в отрогах оврага, белым, цветут какие-то кусты, а выше – золото, рыжий и зеленый - песок и сосны. Лестница кончается почти на самом верху, дальше еще поднимаются поросшие соснами пригорочки, загораживают от ветра площадку. Круглая. Яркий зеленый газон, сходящиеся к середине дорожки, чередуясь - то неровные камешки, то спилы стволов - между ними разрешают расти траве. В середине – обычный, почти такой же, как во дворе за школой – о котором можно небрежно «просилка» - фонтан, «родник благодарственных»: каменная чаша, тонкие беседки приношений… Шуршит, несмотря на дождь. А качество резьбы – когда тут разглядывать, когда на другой стороне, ровно за ним, как из рук в руки передали – держи, не это ли надо? Там, где две скамейки и поворот другой дорожки вниз – здоровая такая карта восстановительного…
Но – «с выполнением каждого мелкого этапа»… Теперь бы еще разобраться, что здесь и куда…
а дальше *дразнюссь* пришла героиня, которая принесла с собой совсем другую историю, отдельную, и сказала, что она вот тут будет
*мы просто с вдохновителем и соавтором уже недели две этот приквелл-вбоквелл раскапываем)), и из меня каша лезет, как из того волшебного горшочка))*
а вот вломится такое в текст - и оп-паньки)
*берем все то, что снять успели и делаем печальный сериал*