NAVIGARE NECESSE EST, VIVERE NON EST NECESSE][Я шел домой. И я попал домой.(с)]Должен же кто-то, ягодка, быть плохим
так как все выходные я тут буду отсутствовать - то еще кусочек
Продолжим за имперзцев:
пролог - здесь ingadar.diary.ru/p93030149.htm
раз здесь ingadar.diary.ru/p93149876.htm
два здесь ingadar.diary.ru/p93264326.htm
три здесь ingadar.diary.ru/p93336170.htm
четыре здесь ingadar.diary.ru/p93399476.htm
пять здесь: ingadar.diary.ru/p93465902.htm
про небо, про наставничество - и как в это влипают
как умеем, но летаем***
***
Перед очередным отправлением на дежурство - первый раз здесь в новом звании - необходимо проверить, как дела у тех, кто останется без тебя. Даже если это означает только приварить сеточку дополнительной изоляции на ангар «стрижонка», ради чего красавцу придется чуток померзнуть - нижние щиты снять нужно. И заодно проверить состояние его "систем противостояния". На решении этой задачи - непростое дело: машинка явно предполагает соответствующий ремонтный блок и мастерскую, а не шесть страховочных захватов и две руки - и отвлекает четкое чувство, что рядом кто-то есть.
Круговой обзор летающих не обманывает. Непрошеный гость перешагнул разделяющий заборчик, одолел несколько шагов по сугробам до ангара и замер, почти прижавшись к прозрачным верхним щитам купола. Парнишка. Сколько-то лет назад перемахнувший возраст первого имени парнишка. И настолько заворожен "стрижонком": не замечает, что обитатель ангара прервал работу и смотрит на "вторженца". Вдох и выдох: дите еще и в очень условно уличном, а ветер в этих пределах зимы - не дай Спящие очередных построений! Так что дальше дотянуться, приоткрыть один из щитов входа и средней командной громкостью рявкнуть:
- Проходи сюда!
Ошеломленный неожиданным окликом парень дернется, едва не поскользнется и не сядет в сугроб у купола ангара, уцепится за что-то... Зависнет - явно: не удрать ли?
- Быстро! - продолжит Иль - командный тон свое воздействие окажет, он двинется в проходу, замрет:
- М-можно?
- Ну!.. Холода напустишь, - парнишка, наконец ныряет за щит, можно его захлопнуть - температура тут от уличной отличается слегка, но хотя бы ветра нет.
- Извините... Но... - растерянно говорит он, вроде бы оглядываясь, вроде бы осознавая, что совершил крайне неодобряемое - это вообще как, влезть без всякого разрешения на чужой участок, к чужому дому? Но взгляд так прикован к «стрижонку», что понятно - где там примагнитились первые десятка полтора его мыслей. Ну и тем лучше:
- Интересно?
- Ага! - о, мы даже пытаемся всем лицом просиять.
- Вот и замечательно. Мне как раз второй пары рук не хватало, помогать будешь?
Сияет. Теряется.
- Я не умею...
Внима-ательно оценить его - взглядом под нашивки, таким, что плечи сами разворачиваются.
- Кому только что было интересно? Научиться хочешь?
"Ага!" - на лице написано крупным, цветным. И Иль командует:
- Иди сюда: все сначала не умели. Стоп! - только сначала влезь вон в те ботинки - за тобой, под опорой. А то замерзнешь тут.
Это опыт. Долговременный неоднократный. Работа делается быстрей и эффективней не просто в четыре руки, но особенно при том условии, что эти руки принадлежат двум заинтересованным головам. Даже несмотря на то, что "стрижонку" досталось несколько больше запланированного: надо же парню объяснить, когда спрашивает. "А он понятливый... И даже что-то в них соображает. Не хуже иных моих слетков," - подводит итог Иль.
Парень только под конец всей работы, когда крепят поверх машинки защитный слой, чуть разочарованно спросит:
- А вы не полетите сегодня?
- Нет, я завтра на базы, укрывала "птенчика", чтоб не замерз. Пойдем и мы погреемся? - и, уже на переходе к дому, из заднего щита в низкую хозяйственную дверь - хорошо, ростом не вышла, пригибаться не надо - как раз в "готовочную", где тепло. - А хотел полетать?
- Да, еще бы! - перед тем, как нырнуть в тепло, он слегка застывает у вытащенной на лестницу хозблока гору вывернутой "паутинки", под изоляцию, с которой еще часть крепежей не снята - кому свалка, кому сокровище.
- Серьезно или покататься? - интересуется Иль, снова поторапливая его в тепло. Потом еще накормить предлагает. От еды парнишка вежливо отказывается, "степную заварку" обнюхивает подозрительно, но желание хлебнуть горячего побеждает. "Ой, горько! - говорят руки, когда отставляет ковшик. - Вкусно!"
И потом уже он спросит:
- А по-серьезному - это как?
- А за управлением.
Он смотрит - он щурится, он с очевидностью не может понять, Иль серьезно или так подшучивает. Громко думает - трудно не сбиться, едва ль не поймать, хоть какой из айе Тольмарка мастер экстренной биологической: "А ему не рановато ли? Сколько там ему полных биологических? Под десять есть..." Но видимо, после школы песочников Тольмарка представления о том, что вовремя и рано остаются своеобразными. А то, что думается - очень просто: что прокатить парнишку да повертеться легко, да как-то... неправильно. А еще: "Он хорошо работает".
Так ничего и не ответит. Оставит ковшик и ждет, Иль самой придется:
- Я вернусь с дежурства… До второго зимнего не передумаешь, приходи.
Он отвечает в очень странной форме, во времени условном, как говорят другому совсем другие пожелания - выздоравливать там или вернуться благополучно – из сложного:
- Вы возвращайтесь, - ошибается ли, издержки семейного, что другое - зачем с вероятностью нарушать границы и задевать ненужными расспросами того, кто хорошо работает... Ну и что, что ему лет мало?
- Обязательно. Решить успеешь? - кивает.
На прощание можно еще спросить:
- Как тебя зовут? – Иль говорит легкий вариант, разрешенный, к тем, кто еще между именами. Надо как-то называть – и чем ни назовись – хочешь полным, хочешь легким, хочешь вовсе отдельным внутренним.
- Рийнар, - отзывается тот. Тем, кто между именами, еще можно – без семей и принадлежности. И в ответ тоже можно.
– Я – Иллрейн, - парнишка из жилого городка Башни тоже – смотри – приучен читать окружающих с нашивок, правда еще не с требуемой скоростью и незаметностью. Можно – легко так – провести рукой. – Со всеми «полосатыми» – успеешь еще называть.
Он пришел, как договаривались, ровно к полуденному теневому. На этот раз, как положено, остановится у входа во дворик, подаст сигнал, Иль махнет ему рукой из-за прозрачного стекла общих помещений: проходи давай. И вынырнет встречать. На лестнице, потому что в «стекляшке» ненамного теплей, чем снаружи – жилой блок за время отсутствия успел промерзнуть, кажется, насквозь, надо «пушку» ставить.
- Заходи, - говорит Иллрейн. - Ты очень точно. Это хорошо.
- Вы - не забыли? - переспрашивает он - а руки просят, очень... Пойманное Иль подбрасывает до потолка аквариума:
- Я тебе обещала. - Руки удивляются: а разве такое забывают?
- А я решил! - звонко говорит тогда парнишка. - Я... Очень хочу серьезно. За управление. Если... можно.
- Норм не знаю, - честно отзывается Иллрейн. - Там, где я росла, они были... очень другими. Давай попробуем? Я справилась, ты вряд ли хуже.
Вопросов – ни справишься ли, ни, а зачем тебе это надо? – Иль громко не задаст, ни вслух, ни себе. Ответ на второй был ясен еще с надводных платформ: в оставшееся время – найди себе, чем заняться… желательно – не пить; здесь стоило добавить – особенно когда придет зима, и кажется, на всю зиму хватит. А на первый… Как-то не успела его задать, наблюдая за парнишкой, оказавшемся в ангаре. (Снять защитный слой, прогнать внешние, порядок – ну, давай забирайся…) Просто сиянием физиономии – уже из пилотского отделения – хоть батареи заряжай. «Слетков» он, конечно, хорошо, если вполовину моложе – ну так и у машинки и плоскостей поменьше, и веса тоже, про управление помолчать, и вообще сейчас проверим…
Подтолкнуть на место подъемную опору – для детей и немощных, зашвырнуться в пилотское и улыбнуться сияющему парнишке:
- Начинать придется с самого нужного и скучного. С того, как к этой машинке цепляться, чтоб не отвалиться нечаянно. Садись пока на резервное, система креплений там одинаковая, теперь начали… Как думаешь, с чего начинают к этому прикрепляться? Почти правильно, - Рийнар выбирает самые заметные. – Это основные. Но начинают всегда с верхних, на голову… чтоб в случае чего вам с машинкой иметь возможность быстро дать друг другу по мозгам – на будущее. Разреши – вот так вот… - м-да, завернуть во всю эту конструкцию другого, пожалуй, сложнее – просто непривычней? – чем пристегиваться самой. Пока подгоняет фиксаторы, пока попутно рассказывает, что в этой конструкции зачем, царапнет: не рановато ли? – все же и «по мозгам» давать пока еще нечем… ладно, это что надо делать, чтоб гражданский транспорт перехватывать на личный внутренний, а с остальным…
А больно уж смешно улыбается парнишка, когда под финал «упаковывания» оглядываешь его с ног до головы, и, грозно:
- Все, привязали – теперь пытать будем. А теперь попробуй из этого выбраться. Подсказываю, в обратном порядке. С браслетов. И попробуй повторить, что запомнил… - «А он и вправду не хуже иных слетков…» - Неплохо. Почти ничего не забыл. – И улыбнуться. – Тебе еще раз и обратно это предстоит. А пока – первое теоретическое. Как «птичку» привести в рабочее состояние и вывести в небо – и чего при этом не надо делать. Все «зачем» и «почему» разрешены и нужны.
Уточнить и заговорить; эти самые «почему» за лекцию услышать раза четыре – и очень к месту, усмехнуться про себя: «приказать проще, объяснить действеннее, все – вопрос времени», на проверке усвоения задать пару вопросов: а если вот так, как ты думаешь, что будет? - отозваться на последнее: «Сорвется со стабилизаторов – и… поцарапается?» - «Ну да, в лучшем случае». А потом сесть за управление, защелкнуться на фиксаторы, «так, ты неправильно оцениваешь мою скорость» - и вслух:
- А теперь еще раз и обратно.
- Объяснять надо? – переспросит Рийнар.
- Надо… Так сам запомнишь, - но за объяснением следить уже мыслью третьей. Первой будет чуть более сложное: «Меня учили совсем по-другому, но интересно проверить эффективность этого метода».
- Тренажера для проверки теории у меня не найдется… так что – давай, командуй?
Он пытается высказать огромное удивление, но с непривычки в «браслетах» руками говорить не очень-то просто…
- Что мне сейчас сделать, чтобы пойти на вылет. По порядку… Ну?
«Условие задачи» он подхватывает не сразу, но успешно. Когда «стрижонок» выбирается из ангара… в общем, а Рийнар неплохо запомнил – парнишка смеется в голос: Иль попутно припомнила самые неповторимые «а почему?» еще из курсантских баек. Но, пока идут разрешенной высотой над пространством жилого городка – медленно и пока не слишком интересно – Иллрейн уже серьезно:
- А теперь по всем правилам полагается пробный полет… И слушай: если – ну очень вдруг по возвращению тебе никогда больше не захочется подниматься с земли – это еще можно слышать. Но есть слова, которые я слышать очень не хочу… которые вообще лучше не произносить.
- Это какие? – на внимание его с трудом хватает, заметно – он все пытается смотреть одновременно – как далеко до земли, и что там говорят обзорные «стрижонка». Этому тоже придется учить… и как? Ладно, сейчас услышит.
И говорит Иль тонким-тонким, подчеркнуто сюсюкающим, соплячьим, скорчив при этом соответственную рожу:
- Я так никогда не научу-уусь. Договорились?
Звук его согласия не очень внятный, внимание снова остается там, в небе над крылом… Ладно, пусть пока остается. Можно и не спрашивать:
- Ты летал когда-нибудь?
Не отрываясь от обзора:
- Н-не… а – когда мы сюда летели, но я маленький был, не помню.
И Иль про себя уже: тогда ясно. Еще не столько лет, чтоб забыть восторг своему первому – небу под крылом… до таких, надо думать, и не дожить. Оно впервые, и пусть – сколько там, до земли под плоскостями? Белое, ровное – равно, что снизу, что сверху; в небе - серые лохмы, темные прожилки в облачной глубине, на земле – в синеву – снежный "рельеф ветров", в иных краях единственный ориентир; серые, пунктиром, заросли над редкими реками... Нет, до снежной пены выпендриваться не стоит, пока не стоит - улыбнуться, окликнуть: теперь смотри, открутить чистенько – простой круговой из парадных, что легко "стрижонок" позволяет. Так научить – и взяться несложно: все необходимые элементы программы полета как есть. "Нравится?" - "Здорово!" Ага, понятно, что делать дальше. Набрать высоты, выйти на "игру в стоячку" и заговорить:
- А теперь еще одна... теоретическая программа. Курсантская игра "шевельни показатель". Их здесь, как видишь, много...
- Ага, и они сейчас все... почти все – ровные.
- "Стоячка", - улыбается Иль. - Мысль, что будет, если парочку шевельнуть, в голову пролезает?
- Ну... - он теряется, Иль смотрит. - Да... Да, немного.
- И хорошо... Значит, вправду интересно. Давай, спрашивай – куда что шевельнуть? - и, весело. - Нарушений не обещаю, но много нудных объяснений...
В не так давние курсантские годы было оно конечно "игрой" весьма своеобразной. Отчетные проверки на усвоение теории. О "шевельни показатель" курс Безумца скорее слышал от предыдущих летных. Новый назначенный преподаватель это означенное веселье использовал своеобразно. С поднятыми до предела "имитаторами реальности" "игрой" это было ощутимой: последствия пробирали ярко - от простого перебора скоростей, через срыв в "вертячку" - и вплоть до практически идентичных эффектов от кривого выхода на боевые или неудачной посадки... Не сообразить, как - куда - и с какой интенсивностью шевелить тот самый показатель, было – ну, чуть менее чревато последствиями, чем в реальной "бабочке": испытательные тренажеры хороши тем, что сколько раз ни разобьешься, жить будешь... и жрать свои полученные выговоры тоже - в том числе и в обязательном порядке. А при учете того сколь приближенно к реальным обстоятельствам (это поймешь очень потом) гонял Райэн Безумец эту проверку теории – вовсе не равномерно по порядку усвоения знаний… И иной раз при наставляемом курсе шипел на эксперта Ползуна, что небо с них потребует умения сложить три и двенадцать – и не по порядку руководства, а на полном переборе скоростей, и кверху тем, чем отдельные представители разумных думают. И правда, приходилось решать – именно из такой позиции – задачи несколько посложнее, например, как отсюда выровняться и выйти на боевые… В общем, тем, кто рассказывал байки о разных «игрушечках» в процессе проверки теории курс Безумца верить-то верил, но – на практике не встречались.
На «стрижонке», правда, особо и «шевелить» нечего – высота, пара маневренных, если – «вот это вверх», то будет нам вот так – и аккуратно завалить машинку на плоскость – и дальше тут должны ныть системы безопасности, что тут вам не боевые «крылышки», через голову вертеться… А это ты уже знаешь, переход на посадочные, сейчас лучше не пробовать, далековато планировать придется раз, а два – там сплошное снежное поле, мягкость его условна весьма, и почему-то плюхаться в снег по самые верхние никакая техника не любит, «бабочки» в том числе.
- А на боевом много сложнее? – спрашивает тогда Рийнар.
- А представь, что того, что «пошевелить» раз в двенадцать побольше… и все это на одну твою голову. А таких вот вывертов, - напомнить, завалить слегка машинку, - хорошо, когда не весь вылет, а с них еще иногда стрелять приходится. Ну… трудно. Привыкнуть можно, - и улыбнуться – и все же «залечь на боковые», выкрутить подобие «звездочки», нырнув до «снежной пыли» - под восторженное скорей – «ой-й-й!» Подписаться. – Знаешь, мне это нравится. А ты как думаешь?
- Думаю… - он сосредоточенно и чуть-чуть торжественно. – Я этому обязательно научусь!
- Правильный ответ, - вполголоса оценит Иль. – Надеюсь, на то, чтоб преодолеть неизбежное скучное – твоего желания хватит.
…Ему хватило. Иллрейн и правда – нашла себе занятие на все свободное время зимы. Потом выяснилось – и дольше. Он появлялся четко и последовавшую за вступительным занятием теоретическую часть терпел сосредоточенно и учил неплохо. Не хуже – думала Иль – чем иные на первых годах обучения в академии. Десятыми мыслями можно было пойти и дальше, сказать: не по возрасту, только вот в чем эс’тиер Иллрейн айе Тольмарка соображает сомнительно, так это в нормах на «времена между именами». И можно думать – ладно, до первогодка ему не так уж много общих биологических и осталось, а куда ему еще-то – родом из жилого городка Башни, с технической спецификой общей подготовки… Интерес к тому как это работает и как летает – и дальше пригодится. Может, тоже в летные повезет – Иль-то когда-то угораздило. Дальней, не самой нужной мыслью: чужая жизнь – чужая ценность, дальше, чем пустили, лезть недостойно. Это помнится также крепко, как первый восторг небу под плоскостями...
А парень учится. Так терпеливо и внимательно, что уже ко второму после отправлению на дежурство Иль смотрит, как «оглаживает» парнишка «стрижонка», проверяет стабилизаторы, а кажется, и вправду – как погладил. И задумчиво:
- Тебя бы с ним сейчас не разлучать, но свободный доступ обеспечить… Круг дней дежурства – срок долгий, для головы и рук немало – подзабудут. Но на самостоятельный вылет тебя еще никак не выпустишь.
А Рийнар умеет иногда нарушать границы. Он подхватывает раньше, чем слова доходят до паузы окончания:
- Ну… можно с него батареи снять.
- И спрятать в сугроб, - смеется Иль. – Не самая простая в исполнении идея. Помешать «птичке» пойти на вылет можно более простыми способами. И, - быстрая пауза на подсчет, - два из них ты уже знаешь. Какие?
Хмурится – сосредоточенно – что взъерошиваются светлые брови:
- Система безопасности?
- Верно… а второе похуже, у тебя под основным браслетом.
- Знаю! Переходы маневренных!
- Верно… без чего вообще в воздух не выйдешь. А вообще таких помех вылету, для ровного счета, штук тридцать. И все проще, чем снять батареи. Но… Сначала – это неправильно, приводить то, что может летать, в нерабочее состояние. А то, - руки выговаривают – насмешливое и угрожающее, - понравится ему – в самый неподходящий момент. А главное, - и посмотреть внимательно, - я не знаю, зачем учить тех, от кого надо прятать батареи. – А въелась ведь привычка, как говорят серьезное – рукам замолчать, спину прямо. – Мне будет достаточно, если ты пообещаешь, - поймать безмолвный вопрос, уточнить. – Не выходить на вылет в одиночку, пока ты этого не умеешь.
Смотрит. И ведь тоже пытается выпрямиться:
- Я обещаю.
Надо еще, не выходя из стойки – спросить… сказать?
- Ты помнишь, что обещают – один раз?
Дело было в самую сердцевину холодных времен, когда ходишь, «поглядывая на ворота» - дошло до «белого металла» или нет пока, что-то холод через форму как домой пробирается. Хорошо еще безветренно. И ясно. В такую пору восьмое Крыло, конечно, надо погонять. Летите, «птички» - отработка патруля, тренировка универсальности – от третьей резервной наземной (неофициально: «срань трехслойная») и вплоть до атмосферных большой «подрешетки Башни», на высшие защитные – «собственность» верхних Крыльев. Хорошо не наоборот: верхние Крылья свои «приемки» обогревают, там бы и зазимовать, а про существование «трехслойной срани» не то, что Спящие – ремонтники забыли. Верхние, как придет срок, и до главной базы подкинут – время сэкономить, правда большую часть сэкономленного придется потратить на очередное взыскание с полировкой головы. От самого командира крыла. Для порядка. Командиру Подушке, скорей всего, тоже все на голову начесали – и то… Тренировка универсальности! – это ж обнять и плакать, что такое – на поминальных памятниках восьмого Крыла особенно… Раскладывались – по то, что на лист не запишешь – чтоб хоть в какие-то нормативы влезть. Влезли. Но ка-ак… На высоком мастерстве (м-да), величии нашей нерушимой и не иначе, на том, что жить очень хочется.
Ну да ладно, голова у «полосатых» на то и есть, чтоб ее командование полировало. Долго ль, коротко – дело кончено, и принято, и даже в законно положенное выпущены без задержки. Так, что на транспортный до городка успели, и это хорошо отдельно – пешком по степи не каждый раз надо и радостно; а снаружи под вечер – точно до «белого металла» не дошло или только по датчикам базы? Дом, надо думать, остыл до звона… А к новому вечеру там «птенчика» встречать – который Рийнар.
Встречать его пришлось раньше. Вот прямо по возвращению. Поняла от входа. От показателя всякого там тепло-энерго... вот зачем стоит? Дом действительно промерз, пушкой поправить можно, но что это такое теплое все подогревало ангар... что там и сейчас? И живое. Ну так кому там быть, кроме Рийнара... Быть – это ко времени возвращения с дежурства, когда ночь уже идет на глубину? Вроде тем, кто между именами, пора б домой, в дополнительные нормы тепла, спать. Ну да ладно с ним. Подняться, запустить пушку - пусть греется - и пойти к ангару.
Он и есть. Сидит, увлекся - дважды окликать придется.
- Рийнар, эй!
...- дальше на маневренные, - шепот. - Ой! Теплого вечера, Иллрейн!
- И тебе теплого! Только там уже ночь на глубину идет, и звезды мерзнут. - Сказать, зашвырнуться внутрь, спросить. - Что повторяешь?
-Поворот по направлению, - отзовется он сначала. Потом повернется объяснять. - Нас сегодня на общих занятиях задержали сильно. К зимним аттестациям готовимся. По сложным и точным. Решил вечером повторить здесь.
Говорит, а сам напружинился, словно ожидает от внезапного появления вот не иначе, как выговор, с чего бы это. Взглядом не отрываться, улыбнуться:
- Надеюсь, со строгими и точными у тебя порядок? Дело полезное.
- Почти что, - сосредоточенно отзывается Рийнар.
- А как упорно ты здесь тренировался, попробую оценить. Сегодня разберемся или после? – нетерпеливый жест: сегодня, обязательно. – Точно не поздно? Ладно, давай начерно, завтра подробнее…
А что упорно – это видно. Нюхом чувствуется, вернее. Буквально. Очень часто сюда приходил, здесь согревался – оставил пилотскому отделению «стрижонка» свой запах. Теплый. После улицы и холодного пока дома. Можно еще краем дальней мысли подумать: в «побочных позывных» парень с вероятностью будет тоже рыжим – с зеленым – взъерошенный молодой такой сосненок на скале. А первой мыслью – продолжать. – Ты ведь «птичку» «будил», когда занимался?
- Да, - и осторожно. – Иллрейн, я нашел… где у него запускается программа тренировки.
- А, молодец. Я была уверена, что ты ее найдешь. Но она, честно сказать, хиленькая…
- Д-да, - обрадовано отвечает Рийнар. – Часть ваших переходов она признает опасными… ну, за границей допустимости. А части – совсем не понимает.
- Не на том меня летать учили… - насмешливо тянет Иль в ответ. – Давай смотреть. Знаешь, как отчеты активации из нее вытаскивать?
- Не…
- Смотри, пригодится…
Смотрит. Ждет. Внимательный такой. Пружинка. Надо не один раз позволить ладони отметить: неплохо. Придется, конечно, кое-что и разобрать – но это завтра, не глубокой же ночью и после дежурства. А дальше – вслух, даже разговором рук, отмечать не обязательно. Неплохо – а еще очень часто; а если считать полную протяженность… Да, - о глубокой ночи… Круговой обзор летающих – хочешь того или не хочешь, но дальними мыслями, пусть десятыми, подхватит все окружающее. И запах в «стрижонке», и туда же – явно чужой серый тючок, задвинутый в емкость грузопассажирского; мысль: это что-то новенькое на моей территории – на скорости подколачивает по плоскостям другая: «ну кто ж так комкает, и не опознаешь»…
- Неплохо, - это уже закрывая отчеты. – Завтра разберемся. Но, думаю – тебе пора уже поздороваться с небом. И… можно задать один лишний вопрос?
- Да, - отвечает он настороженно.
- Ты всегда так спальник сворачиваешь? – и, на яркое недоумение показать на «новость на территории». – Это ведь твой?
Не надо быть мастером экстренной биологической, чтоб почувствовать – до звона напряглась пружинка. Про себя: «Нет, парень, неправильно читаешь вопрос, спрашиваю я именно про спальник. А о том, зачем ты здесь – несколько раз точно спал – не собираюсь. Пока сам не захочешь. Твои границы – твоя ценность. Но этот тюк!..» Вслух же просто:
- Точно – всегда так, или торопился? – жест подхватит первое. - Можно? – помедлит, выдаст согласие. Можно пройти в грузопассажирское, вытащить глаз цепляющий тючок, расстелить. – Смотри. Начинают с хвоста, с зажимов, и вот так, - «эс’тиер сен айе Тольмарка, сбавь скорость – не норматив сдаешь», - сворачивают. Потом выжимают лишнее – проще всего на него при этом сесть! – теперь можно внешние зажимы прокладывать. Вот так – вперехлест. Результат должен, - сложить, перевернуть на руке, чуть подбросить, другой – привычно открыть задний клапан на своей полной полевой, - помещаться вот сюда… - и для финала усмехнуться, - не без протеста. Это у всех так. Он у тебя на межсезонье, кстати. Судя по креплениям – старый. Не замерз?
- В нем тепло, - заступается, как за близкого. Впрочем – проверенные вещи иной раз дело и правда – близкое очень.
Осторожно встать рядом. Руками можно – и «извини, если» - и еще «я открыт – и я не трону». Голосом – другое:
- Если что – в левом грузовом лежит «покрышка»… который рассчитан на ночевку на снегу. И – да – как говорят, будь гостем, возражать не буду. А завтра я тебя жду. Проверим, как небо держит.
Небо поначалу держало как всех – так себе.
- Первое правило, - негромко говорит Иль, направляя «стрижонка» над рассветными улицами городка дальше в степь, - не уверен в итоге своего полета – постарайся, чтобы рядом не было – ни хрупкого, ни живого, ни ценного иначе. Так, что мы сейчас – в Седое поле. Там и поздороваешься с небом.
Седое поле было огромным, белым – снег да снег, не поймешь, где горизонт. Белое в облаках небо, белое поле, посреди – черное перекрестье каких-то обгорелых развалин: «Будут ориентиром!» - говорит Иллрейн. Такой останется в памяти первая земля под крылом, когда сам – с самого начала и всерьез – пытаешься поднять «птичку» к облакам; и какой она тогда оказывается тяжелой и непослушной, как пытается – завалиться, слушаясь команды управления, кажется, куда меньше, чем ощутимых оплеух ветра… Голос в памяти тоже останется надолго. Команды – ровные. И еще…
Это уже снова на земле, у черной стены строения. Сначала Иль проведет посадку, потом – первый разбор полета, подробно. И когда скажет: «Выводы?» - нужно признать: «Не стрижонок у меня получается – паук-хромоног». И тогда первый раз за день она прищурится – смеется: «Ничего страшного – птенчик учится летать. Первый раз. Видел когда-нибудь?» - «Нет», - «Они смешные. В золотое время – я тебе покажу. А еще – в выводах ты забыл главное». – «И что?» - «Ну, веерами, пару раз – почти «собачьим парусом» - но летел же. И первый раз сам». – Радостно: «И правда»…
- А теперь, - это Иллрейн уже серьезно. Снова командует. – Еще раз.
…Так Рийнар впервые услышит главный припев нескольких последующих лет. В которые учился – и впервые узнавал, что небо держит. От первых встреч, когда «птичка» под руками кажется невероятно чужой и непослушной, до далекой еще уверенности полета… И так же ярко – и так же впервые – узнавал, что ровным воздушное пространство кажется только тем, кто смотрит на него с земли. Как невозможно тряско в небе – и как ощутим ветер – и как это все оказывается единственно родным и близким – рожденному здесь, чтоб небо держало.
…Но пока до всего еще очень далеко, как до тех далеких – и совсем других – дней, куда он потом унесет с собой этот припев. Пока Рийнар не дорос еще до взрослого имени – и небо под ним впервые… Самым разным. Небо другой жизни, что готово и новую подарить – иногда почти вправду.
Продолжим за имперзцев:
пролог - здесь ingadar.diary.ru/p93030149.htm
раз здесь ingadar.diary.ru/p93149876.htm
два здесь ingadar.diary.ru/p93264326.htm
три здесь ingadar.diary.ru/p93336170.htm
четыре здесь ingadar.diary.ru/p93399476.htm
пять здесь: ingadar.diary.ru/p93465902.htm
про небо, про наставничество - и как в это влипают
как умеем, но летаем***
***
Перед очередным отправлением на дежурство - первый раз здесь в новом звании - необходимо проверить, как дела у тех, кто останется без тебя. Даже если это означает только приварить сеточку дополнительной изоляции на ангар «стрижонка», ради чего красавцу придется чуток померзнуть - нижние щиты снять нужно. И заодно проверить состояние его "систем противостояния". На решении этой задачи - непростое дело: машинка явно предполагает соответствующий ремонтный блок и мастерскую, а не шесть страховочных захватов и две руки - и отвлекает четкое чувство, что рядом кто-то есть.
Круговой обзор летающих не обманывает. Непрошеный гость перешагнул разделяющий заборчик, одолел несколько шагов по сугробам до ангара и замер, почти прижавшись к прозрачным верхним щитам купола. Парнишка. Сколько-то лет назад перемахнувший возраст первого имени парнишка. И настолько заворожен "стрижонком": не замечает, что обитатель ангара прервал работу и смотрит на "вторженца". Вдох и выдох: дите еще и в очень условно уличном, а ветер в этих пределах зимы - не дай Спящие очередных построений! Так что дальше дотянуться, приоткрыть один из щитов входа и средней командной громкостью рявкнуть:
- Проходи сюда!
Ошеломленный неожиданным окликом парень дернется, едва не поскользнется и не сядет в сугроб у купола ангара, уцепится за что-то... Зависнет - явно: не удрать ли?
- Быстро! - продолжит Иль - командный тон свое воздействие окажет, он двинется в проходу, замрет:
- М-можно?
- Ну!.. Холода напустишь, - парнишка, наконец ныряет за щит, можно его захлопнуть - температура тут от уличной отличается слегка, но хотя бы ветра нет.
- Извините... Но... - растерянно говорит он, вроде бы оглядываясь, вроде бы осознавая, что совершил крайне неодобряемое - это вообще как, влезть без всякого разрешения на чужой участок, к чужому дому? Но взгляд так прикован к «стрижонку», что понятно - где там примагнитились первые десятка полтора его мыслей. Ну и тем лучше:
- Интересно?
- Ага! - о, мы даже пытаемся всем лицом просиять.
- Вот и замечательно. Мне как раз второй пары рук не хватало, помогать будешь?
Сияет. Теряется.
- Я не умею...
Внима-ательно оценить его - взглядом под нашивки, таким, что плечи сами разворачиваются.
- Кому только что было интересно? Научиться хочешь?
"Ага!" - на лице написано крупным, цветным. И Иль командует:
- Иди сюда: все сначала не умели. Стоп! - только сначала влезь вон в те ботинки - за тобой, под опорой. А то замерзнешь тут.
Это опыт. Долговременный неоднократный. Работа делается быстрей и эффективней не просто в четыре руки, но особенно при том условии, что эти руки принадлежат двум заинтересованным головам. Даже несмотря на то, что "стрижонку" досталось несколько больше запланированного: надо же парню объяснить, когда спрашивает. "А он понятливый... И даже что-то в них соображает. Не хуже иных моих слетков," - подводит итог Иль.
Парень только под конец всей работы, когда крепят поверх машинки защитный слой, чуть разочарованно спросит:
- А вы не полетите сегодня?
- Нет, я завтра на базы, укрывала "птенчика", чтоб не замерз. Пойдем и мы погреемся? - и, уже на переходе к дому, из заднего щита в низкую хозяйственную дверь - хорошо, ростом не вышла, пригибаться не надо - как раз в "готовочную", где тепло. - А хотел полетать?
- Да, еще бы! - перед тем, как нырнуть в тепло, он слегка застывает у вытащенной на лестницу хозблока гору вывернутой "паутинки", под изоляцию, с которой еще часть крепежей не снята - кому свалка, кому сокровище.
- Серьезно или покататься? - интересуется Иль, снова поторапливая его в тепло. Потом еще накормить предлагает. От еды парнишка вежливо отказывается, "степную заварку" обнюхивает подозрительно, но желание хлебнуть горячего побеждает. "Ой, горько! - говорят руки, когда отставляет ковшик. - Вкусно!"
И потом уже он спросит:
- А по-серьезному - это как?
- А за управлением.
Он смотрит - он щурится, он с очевидностью не может понять, Иль серьезно или так подшучивает. Громко думает - трудно не сбиться, едва ль не поймать, хоть какой из айе Тольмарка мастер экстренной биологической: "А ему не рановато ли? Сколько там ему полных биологических? Под десять есть..." Но видимо, после школы песочников Тольмарка представления о том, что вовремя и рано остаются своеобразными. А то, что думается - очень просто: что прокатить парнишку да повертеться легко, да как-то... неправильно. А еще: "Он хорошо работает".
Так ничего и не ответит. Оставит ковшик и ждет, Иль самой придется:
- Я вернусь с дежурства… До второго зимнего не передумаешь, приходи.
Он отвечает в очень странной форме, во времени условном, как говорят другому совсем другие пожелания - выздоравливать там или вернуться благополучно – из сложного:
- Вы возвращайтесь, - ошибается ли, издержки семейного, что другое - зачем с вероятностью нарушать границы и задевать ненужными расспросами того, кто хорошо работает... Ну и что, что ему лет мало?
- Обязательно. Решить успеешь? - кивает.
На прощание можно еще спросить:
- Как тебя зовут? – Иль говорит легкий вариант, разрешенный, к тем, кто еще между именами. Надо как-то называть – и чем ни назовись – хочешь полным, хочешь легким, хочешь вовсе отдельным внутренним.
- Рийнар, - отзывается тот. Тем, кто между именами, еще можно – без семей и принадлежности. И в ответ тоже можно.
– Я – Иллрейн, - парнишка из жилого городка Башни тоже – смотри – приучен читать окружающих с нашивок, правда еще не с требуемой скоростью и незаметностью. Можно – легко так – провести рукой. – Со всеми «полосатыми» – успеешь еще называть.
Он пришел, как договаривались, ровно к полуденному теневому. На этот раз, как положено, остановится у входа во дворик, подаст сигнал, Иль махнет ему рукой из-за прозрачного стекла общих помещений: проходи давай. И вынырнет встречать. На лестнице, потому что в «стекляшке» ненамного теплей, чем снаружи – жилой блок за время отсутствия успел промерзнуть, кажется, насквозь, надо «пушку» ставить.
- Заходи, - говорит Иллрейн. - Ты очень точно. Это хорошо.
- Вы - не забыли? - переспрашивает он - а руки просят, очень... Пойманное Иль подбрасывает до потолка аквариума:
- Я тебе обещала. - Руки удивляются: а разве такое забывают?
- А я решил! - звонко говорит тогда парнишка. - Я... Очень хочу серьезно. За управление. Если... можно.
- Норм не знаю, - честно отзывается Иллрейн. - Там, где я росла, они были... очень другими. Давай попробуем? Я справилась, ты вряд ли хуже.
Вопросов – ни справишься ли, ни, а зачем тебе это надо? – Иль громко не задаст, ни вслух, ни себе. Ответ на второй был ясен еще с надводных платформ: в оставшееся время – найди себе, чем заняться… желательно – не пить; здесь стоило добавить – особенно когда придет зима, и кажется, на всю зиму хватит. А на первый… Как-то не успела его задать, наблюдая за парнишкой, оказавшемся в ангаре. (Снять защитный слой, прогнать внешние, порядок – ну, давай забирайся…) Просто сиянием физиономии – уже из пилотского отделения – хоть батареи заряжай. «Слетков» он, конечно, хорошо, если вполовину моложе – ну так и у машинки и плоскостей поменьше, и веса тоже, про управление помолчать, и вообще сейчас проверим…
Подтолкнуть на место подъемную опору – для детей и немощных, зашвырнуться в пилотское и улыбнуться сияющему парнишке:
- Начинать придется с самого нужного и скучного. С того, как к этой машинке цепляться, чтоб не отвалиться нечаянно. Садись пока на резервное, система креплений там одинаковая, теперь начали… Как думаешь, с чего начинают к этому прикрепляться? Почти правильно, - Рийнар выбирает самые заметные. – Это основные. Но начинают всегда с верхних, на голову… чтоб в случае чего вам с машинкой иметь возможность быстро дать друг другу по мозгам – на будущее. Разреши – вот так вот… - м-да, завернуть во всю эту конструкцию другого, пожалуй, сложнее – просто непривычней? – чем пристегиваться самой. Пока подгоняет фиксаторы, пока попутно рассказывает, что в этой конструкции зачем, царапнет: не рановато ли? – все же и «по мозгам» давать пока еще нечем… ладно, это что надо делать, чтоб гражданский транспорт перехватывать на личный внутренний, а с остальным…
А больно уж смешно улыбается парнишка, когда под финал «упаковывания» оглядываешь его с ног до головы, и, грозно:
- Все, привязали – теперь пытать будем. А теперь попробуй из этого выбраться. Подсказываю, в обратном порядке. С браслетов. И попробуй повторить, что запомнил… - «А он и вправду не хуже иных слетков…» - Неплохо. Почти ничего не забыл. – И улыбнуться. – Тебе еще раз и обратно это предстоит. А пока – первое теоретическое. Как «птичку» привести в рабочее состояние и вывести в небо – и чего при этом не надо делать. Все «зачем» и «почему» разрешены и нужны.
Уточнить и заговорить; эти самые «почему» за лекцию услышать раза четыре – и очень к месту, усмехнуться про себя: «приказать проще, объяснить действеннее, все – вопрос времени», на проверке усвоения задать пару вопросов: а если вот так, как ты думаешь, что будет? - отозваться на последнее: «Сорвется со стабилизаторов – и… поцарапается?» - «Ну да, в лучшем случае». А потом сесть за управление, защелкнуться на фиксаторы, «так, ты неправильно оцениваешь мою скорость» - и вслух:
- А теперь еще раз и обратно.
- Объяснять надо? – переспросит Рийнар.
- Надо… Так сам запомнишь, - но за объяснением следить уже мыслью третьей. Первой будет чуть более сложное: «Меня учили совсем по-другому, но интересно проверить эффективность этого метода».
- Тренажера для проверки теории у меня не найдется… так что – давай, командуй?
Он пытается высказать огромное удивление, но с непривычки в «браслетах» руками говорить не очень-то просто…
- Что мне сейчас сделать, чтобы пойти на вылет. По порядку… Ну?
«Условие задачи» он подхватывает не сразу, но успешно. Когда «стрижонок» выбирается из ангара… в общем, а Рийнар неплохо запомнил – парнишка смеется в голос: Иль попутно припомнила самые неповторимые «а почему?» еще из курсантских баек. Но, пока идут разрешенной высотой над пространством жилого городка – медленно и пока не слишком интересно – Иллрейн уже серьезно:
- А теперь по всем правилам полагается пробный полет… И слушай: если – ну очень вдруг по возвращению тебе никогда больше не захочется подниматься с земли – это еще можно слышать. Но есть слова, которые я слышать очень не хочу… которые вообще лучше не произносить.
- Это какие? – на внимание его с трудом хватает, заметно – он все пытается смотреть одновременно – как далеко до земли, и что там говорят обзорные «стрижонка». Этому тоже придется учить… и как? Ладно, сейчас услышит.
И говорит Иль тонким-тонким, подчеркнуто сюсюкающим, соплячьим, скорчив при этом соответственную рожу:
- Я так никогда не научу-уусь. Договорились?
Звук его согласия не очень внятный, внимание снова остается там, в небе над крылом… Ладно, пусть пока остается. Можно и не спрашивать:
- Ты летал когда-нибудь?
Не отрываясь от обзора:
- Н-не… а – когда мы сюда летели, но я маленький был, не помню.
И Иль про себя уже: тогда ясно. Еще не столько лет, чтоб забыть восторг своему первому – небу под крылом… до таких, надо думать, и не дожить. Оно впервые, и пусть – сколько там, до земли под плоскостями? Белое, ровное – равно, что снизу, что сверху; в небе - серые лохмы, темные прожилки в облачной глубине, на земле – в синеву – снежный "рельеф ветров", в иных краях единственный ориентир; серые, пунктиром, заросли над редкими реками... Нет, до снежной пены выпендриваться не стоит, пока не стоит - улыбнуться, окликнуть: теперь смотри, открутить чистенько – простой круговой из парадных, что легко "стрижонок" позволяет. Так научить – и взяться несложно: все необходимые элементы программы полета как есть. "Нравится?" - "Здорово!" Ага, понятно, что делать дальше. Набрать высоты, выйти на "игру в стоячку" и заговорить:
- А теперь еще одна... теоретическая программа. Курсантская игра "шевельни показатель". Их здесь, как видишь, много...
- Ага, и они сейчас все... почти все – ровные.
- "Стоячка", - улыбается Иль. - Мысль, что будет, если парочку шевельнуть, в голову пролезает?
- Ну... - он теряется, Иль смотрит. - Да... Да, немного.
- И хорошо... Значит, вправду интересно. Давай, спрашивай – куда что шевельнуть? - и, весело. - Нарушений не обещаю, но много нудных объяснений...
В не так давние курсантские годы было оно конечно "игрой" весьма своеобразной. Отчетные проверки на усвоение теории. О "шевельни показатель" курс Безумца скорее слышал от предыдущих летных. Новый назначенный преподаватель это означенное веселье использовал своеобразно. С поднятыми до предела "имитаторами реальности" "игрой" это было ощутимой: последствия пробирали ярко - от простого перебора скоростей, через срыв в "вертячку" - и вплоть до практически идентичных эффектов от кривого выхода на боевые или неудачной посадки... Не сообразить, как - куда - и с какой интенсивностью шевелить тот самый показатель, было – ну, чуть менее чревато последствиями, чем в реальной "бабочке": испытательные тренажеры хороши тем, что сколько раз ни разобьешься, жить будешь... и жрать свои полученные выговоры тоже - в том числе и в обязательном порядке. А при учете того сколь приближенно к реальным обстоятельствам (это поймешь очень потом) гонял Райэн Безумец эту проверку теории – вовсе не равномерно по порядку усвоения знаний… И иной раз при наставляемом курсе шипел на эксперта Ползуна, что небо с них потребует умения сложить три и двенадцать – и не по порядку руководства, а на полном переборе скоростей, и кверху тем, чем отдельные представители разумных думают. И правда, приходилось решать – именно из такой позиции – задачи несколько посложнее, например, как отсюда выровняться и выйти на боевые… В общем, тем, кто рассказывал байки о разных «игрушечках» в процессе проверки теории курс Безумца верить-то верил, но – на практике не встречались.
На «стрижонке», правда, особо и «шевелить» нечего – высота, пара маневренных, если – «вот это вверх», то будет нам вот так – и аккуратно завалить машинку на плоскость – и дальше тут должны ныть системы безопасности, что тут вам не боевые «крылышки», через голову вертеться… А это ты уже знаешь, переход на посадочные, сейчас лучше не пробовать, далековато планировать придется раз, а два – там сплошное снежное поле, мягкость его условна весьма, и почему-то плюхаться в снег по самые верхние никакая техника не любит, «бабочки» в том числе.
- А на боевом много сложнее? – спрашивает тогда Рийнар.
- А представь, что того, что «пошевелить» раз в двенадцать побольше… и все это на одну твою голову. А таких вот вывертов, - напомнить, завалить слегка машинку, - хорошо, когда не весь вылет, а с них еще иногда стрелять приходится. Ну… трудно. Привыкнуть можно, - и улыбнуться – и все же «залечь на боковые», выкрутить подобие «звездочки», нырнув до «снежной пыли» - под восторженное скорей – «ой-й-й!» Подписаться. – Знаешь, мне это нравится. А ты как думаешь?
- Думаю… - он сосредоточенно и чуть-чуть торжественно. – Я этому обязательно научусь!
- Правильный ответ, - вполголоса оценит Иль. – Надеюсь, на то, чтоб преодолеть неизбежное скучное – твоего желания хватит.
…Ему хватило. Иллрейн и правда – нашла себе занятие на все свободное время зимы. Потом выяснилось – и дольше. Он появлялся четко и последовавшую за вступительным занятием теоретическую часть терпел сосредоточенно и учил неплохо. Не хуже – думала Иль – чем иные на первых годах обучения в академии. Десятыми мыслями можно было пойти и дальше, сказать: не по возрасту, только вот в чем эс’тиер Иллрейн айе Тольмарка соображает сомнительно, так это в нормах на «времена между именами». И можно думать – ладно, до первогодка ему не так уж много общих биологических и осталось, а куда ему еще-то – родом из жилого городка Башни, с технической спецификой общей подготовки… Интерес к тому как это работает и как летает – и дальше пригодится. Может, тоже в летные повезет – Иль-то когда-то угораздило. Дальней, не самой нужной мыслью: чужая жизнь – чужая ценность, дальше, чем пустили, лезть недостойно. Это помнится также крепко, как первый восторг небу под плоскостями...
А парень учится. Так терпеливо и внимательно, что уже ко второму после отправлению на дежурство Иль смотрит, как «оглаживает» парнишка «стрижонка», проверяет стабилизаторы, а кажется, и вправду – как погладил. И задумчиво:
- Тебя бы с ним сейчас не разлучать, но свободный доступ обеспечить… Круг дней дежурства – срок долгий, для головы и рук немало – подзабудут. Но на самостоятельный вылет тебя еще никак не выпустишь.
А Рийнар умеет иногда нарушать границы. Он подхватывает раньше, чем слова доходят до паузы окончания:
- Ну… можно с него батареи снять.
- И спрятать в сугроб, - смеется Иль. – Не самая простая в исполнении идея. Помешать «птичке» пойти на вылет можно более простыми способами. И, - быстрая пауза на подсчет, - два из них ты уже знаешь. Какие?
Хмурится – сосредоточенно – что взъерошиваются светлые брови:
- Система безопасности?
- Верно… а второе похуже, у тебя под основным браслетом.
- Знаю! Переходы маневренных!
- Верно… без чего вообще в воздух не выйдешь. А вообще таких помех вылету, для ровного счета, штук тридцать. И все проще, чем снять батареи. Но… Сначала – это неправильно, приводить то, что может летать, в нерабочее состояние. А то, - руки выговаривают – насмешливое и угрожающее, - понравится ему – в самый неподходящий момент. А главное, - и посмотреть внимательно, - я не знаю, зачем учить тех, от кого надо прятать батареи. – А въелась ведь привычка, как говорят серьезное – рукам замолчать, спину прямо. – Мне будет достаточно, если ты пообещаешь, - поймать безмолвный вопрос, уточнить. – Не выходить на вылет в одиночку, пока ты этого не умеешь.
Смотрит. И ведь тоже пытается выпрямиться:
- Я обещаю.
Надо еще, не выходя из стойки – спросить… сказать?
- Ты помнишь, что обещают – один раз?
Дело было в самую сердцевину холодных времен, когда ходишь, «поглядывая на ворота» - дошло до «белого металла» или нет пока, что-то холод через форму как домой пробирается. Хорошо еще безветренно. И ясно. В такую пору восьмое Крыло, конечно, надо погонять. Летите, «птички» - отработка патруля, тренировка универсальности – от третьей резервной наземной (неофициально: «срань трехслойная») и вплоть до атмосферных большой «подрешетки Башни», на высшие защитные – «собственность» верхних Крыльев. Хорошо не наоборот: верхние Крылья свои «приемки» обогревают, там бы и зазимовать, а про существование «трехслойной срани» не то, что Спящие – ремонтники забыли. Верхние, как придет срок, и до главной базы подкинут – время сэкономить, правда большую часть сэкономленного придется потратить на очередное взыскание с полировкой головы. От самого командира крыла. Для порядка. Командиру Подушке, скорей всего, тоже все на голову начесали – и то… Тренировка универсальности! – это ж обнять и плакать, что такое – на поминальных памятниках восьмого Крыла особенно… Раскладывались – по то, что на лист не запишешь – чтоб хоть в какие-то нормативы влезть. Влезли. Но ка-ак… На высоком мастерстве (м-да), величии нашей нерушимой и не иначе, на том, что жить очень хочется.
Ну да ладно, голова у «полосатых» на то и есть, чтоб ее командование полировало. Долго ль, коротко – дело кончено, и принято, и даже в законно положенное выпущены без задержки. Так, что на транспортный до городка успели, и это хорошо отдельно – пешком по степи не каждый раз надо и радостно; а снаружи под вечер – точно до «белого металла» не дошло или только по датчикам базы? Дом, надо думать, остыл до звона… А к новому вечеру там «птенчика» встречать – который Рийнар.
Встречать его пришлось раньше. Вот прямо по возвращению. Поняла от входа. От показателя всякого там тепло-энерго... вот зачем стоит? Дом действительно промерз, пушкой поправить можно, но что это такое теплое все подогревало ангар... что там и сейчас? И живое. Ну так кому там быть, кроме Рийнара... Быть – это ко времени возвращения с дежурства, когда ночь уже идет на глубину? Вроде тем, кто между именами, пора б домой, в дополнительные нормы тепла, спать. Ну да ладно с ним. Подняться, запустить пушку - пусть греется - и пойти к ангару.
Он и есть. Сидит, увлекся - дважды окликать придется.
- Рийнар, эй!
...- дальше на маневренные, - шепот. - Ой! Теплого вечера, Иллрейн!
- И тебе теплого! Только там уже ночь на глубину идет, и звезды мерзнут. - Сказать, зашвырнуться внутрь, спросить. - Что повторяешь?
-Поворот по направлению, - отзовется он сначала. Потом повернется объяснять. - Нас сегодня на общих занятиях задержали сильно. К зимним аттестациям готовимся. По сложным и точным. Решил вечером повторить здесь.
Говорит, а сам напружинился, словно ожидает от внезапного появления вот не иначе, как выговор, с чего бы это. Взглядом не отрываться, улыбнуться:
- Надеюсь, со строгими и точными у тебя порядок? Дело полезное.
- Почти что, - сосредоточенно отзывается Рийнар.
- А как упорно ты здесь тренировался, попробую оценить. Сегодня разберемся или после? – нетерпеливый жест: сегодня, обязательно. – Точно не поздно? Ладно, давай начерно, завтра подробнее…
А что упорно – это видно. Нюхом чувствуется, вернее. Буквально. Очень часто сюда приходил, здесь согревался – оставил пилотскому отделению «стрижонка» свой запах. Теплый. После улицы и холодного пока дома. Можно еще краем дальней мысли подумать: в «побочных позывных» парень с вероятностью будет тоже рыжим – с зеленым – взъерошенный молодой такой сосненок на скале. А первой мыслью – продолжать. – Ты ведь «птичку» «будил», когда занимался?
- Да, - и осторожно. – Иллрейн, я нашел… где у него запускается программа тренировки.
- А, молодец. Я была уверена, что ты ее найдешь. Но она, честно сказать, хиленькая…
- Д-да, - обрадовано отвечает Рийнар. – Часть ваших переходов она признает опасными… ну, за границей допустимости. А части – совсем не понимает.
- Не на том меня летать учили… - насмешливо тянет Иль в ответ. – Давай смотреть. Знаешь, как отчеты активации из нее вытаскивать?
- Не…
- Смотри, пригодится…
Смотрит. Ждет. Внимательный такой. Пружинка. Надо не один раз позволить ладони отметить: неплохо. Придется, конечно, кое-что и разобрать – но это завтра, не глубокой же ночью и после дежурства. А дальше – вслух, даже разговором рук, отмечать не обязательно. Неплохо – а еще очень часто; а если считать полную протяженность… Да, - о глубокой ночи… Круговой обзор летающих – хочешь того или не хочешь, но дальними мыслями, пусть десятыми, подхватит все окружающее. И запах в «стрижонке», и туда же – явно чужой серый тючок, задвинутый в емкость грузопассажирского; мысль: это что-то новенькое на моей территории – на скорости подколачивает по плоскостям другая: «ну кто ж так комкает, и не опознаешь»…
- Неплохо, - это уже закрывая отчеты. – Завтра разберемся. Но, думаю – тебе пора уже поздороваться с небом. И… можно задать один лишний вопрос?
- Да, - отвечает он настороженно.
- Ты всегда так спальник сворачиваешь? – и, на яркое недоумение показать на «новость на территории». – Это ведь твой?
Не надо быть мастером экстренной биологической, чтоб почувствовать – до звона напряглась пружинка. Про себя: «Нет, парень, неправильно читаешь вопрос, спрашиваю я именно про спальник. А о том, зачем ты здесь – несколько раз точно спал – не собираюсь. Пока сам не захочешь. Твои границы – твоя ценность. Но этот тюк!..» Вслух же просто:
- Точно – всегда так, или торопился? – жест подхватит первое. - Можно? – помедлит, выдаст согласие. Можно пройти в грузопассажирское, вытащить глаз цепляющий тючок, расстелить. – Смотри. Начинают с хвоста, с зажимов, и вот так, - «эс’тиер сен айе Тольмарка, сбавь скорость – не норматив сдаешь», - сворачивают. Потом выжимают лишнее – проще всего на него при этом сесть! – теперь можно внешние зажимы прокладывать. Вот так – вперехлест. Результат должен, - сложить, перевернуть на руке, чуть подбросить, другой – привычно открыть задний клапан на своей полной полевой, - помещаться вот сюда… - и для финала усмехнуться, - не без протеста. Это у всех так. Он у тебя на межсезонье, кстати. Судя по креплениям – старый. Не замерз?
- В нем тепло, - заступается, как за близкого. Впрочем – проверенные вещи иной раз дело и правда – близкое очень.
Осторожно встать рядом. Руками можно – и «извини, если» - и еще «я открыт – и я не трону». Голосом – другое:
- Если что – в левом грузовом лежит «покрышка»… который рассчитан на ночевку на снегу. И – да – как говорят, будь гостем, возражать не буду. А завтра я тебя жду. Проверим, как небо держит.
Небо поначалу держало как всех – так себе.
- Первое правило, - негромко говорит Иль, направляя «стрижонка» над рассветными улицами городка дальше в степь, - не уверен в итоге своего полета – постарайся, чтобы рядом не было – ни хрупкого, ни живого, ни ценного иначе. Так, что мы сейчас – в Седое поле. Там и поздороваешься с небом.
Седое поле было огромным, белым – снег да снег, не поймешь, где горизонт. Белое в облаках небо, белое поле, посреди – черное перекрестье каких-то обгорелых развалин: «Будут ориентиром!» - говорит Иллрейн. Такой останется в памяти первая земля под крылом, когда сам – с самого начала и всерьез – пытаешься поднять «птичку» к облакам; и какой она тогда оказывается тяжелой и непослушной, как пытается – завалиться, слушаясь команды управления, кажется, куда меньше, чем ощутимых оплеух ветра… Голос в памяти тоже останется надолго. Команды – ровные. И еще…
Это уже снова на земле, у черной стены строения. Сначала Иль проведет посадку, потом – первый разбор полета, подробно. И когда скажет: «Выводы?» - нужно признать: «Не стрижонок у меня получается – паук-хромоног». И тогда первый раз за день она прищурится – смеется: «Ничего страшного – птенчик учится летать. Первый раз. Видел когда-нибудь?» - «Нет», - «Они смешные. В золотое время – я тебе покажу. А еще – в выводах ты забыл главное». – «И что?» - «Ну, веерами, пару раз – почти «собачьим парусом» - но летел же. И первый раз сам». – Радостно: «И правда»…
- А теперь, - это Иллрейн уже серьезно. Снова командует. – Еще раз.
…Так Рийнар впервые услышит главный припев нескольких последующих лет. В которые учился – и впервые узнавал, что небо держит. От первых встреч, когда «птичка» под руками кажется невероятно чужой и непослушной, до далекой еще уверенности полета… И так же ярко – и так же впервые – узнавал, что ровным воздушное пространство кажется только тем, кто смотрит на него с земли. Как невозможно тряско в небе – и как ощутим ветер – и как это все оказывается единственно родным и близким – рожденному здесь, чтоб небо держало.
…Но пока до всего еще очень далеко, как до тех далеких – и совсем других – дней, куда он потом унесет с собой этот припев. Пока Рийнар не дорос еще до взрослого имени – и небо под ним впервые… Самым разным. Небо другой жизни, что готово и новую подарить – иногда почти вправду.
@темы: сказочки, рыбы небесные
-
-
22.01.2010 в 18:57Хорошооо)
читать дальше
-
-
22.01.2010 в 19:22*улыбается*
блошиный рынок )))
Эх, еще два дня без продолжения...
-
-
22.01.2010 в 20:40С уважением,
Е-Антрекот
-
-
25.01.2010 в 13:29Катанагари Кодзё де-е-е-ети) а что делать) спасиб за блохоловку! продолжение вскорости будет)
mtva и Вам спасибо.