NAVIGARE NECESSE EST, VIVERE NON EST NECESSE][Я шел домой. И я попал домой.(с)]Должен же кто-то, ягодка, быть плохим
в смысле финал ее
где изрядное количество народу огребло последствийдовыебывалось, котики всё уронили, а кончилось все хорошо, но многообещающе
и возможно мы когда-нибудь даже и это напишем
а пока
предыдущие по тэгу по тэгу
А что было, как мастер Рийнар со своими людьми и с черепом твари в Чёрнокаменку въехал, то не только в наших хрониках, Крыланьей крепости, но и в хрониках Дома Хорн записано. Что велел князь Сайн с честью его принять. Привёз мастер Рийнар во двор самой Чёрнокаменки череп-то той твари, а повозку еще при въезде в посад расшнуровать приказал, следить только, чтоб не капнуло.
Все видели - и так мастер Рийнар поклонившись князю Сайну сказал:
- Спокойно будет на твоей земле, мой князь Сайн – выполнил я работу, которую ты мне поручал, привёз добычу показать. Сколько смог - принёс, остальное там лежит, куда даже и я доставать не полезу, и колдуны твои не рискнут. Трещины мы проверили, кому их потом присмотреть - найдётся, в том даю твёрдое слово, спокойны будут и земля, и люди.
Осмотрел князь Сайн и череп той твари, и зубы её и кости. Сказал сначала, что ни сам, ни колдуны его дряни такой не видели. Хоть и поменьше она, чем иные рассказывали.
А дальше при всех своих людях, при полном совете и при всех колдунах своих, а как же, так сказал:
- Вижу я твою добычу, мастер Рийнар, признаю ее твоей, а с тем признаю, что ты сделал дело и сделал его хорошо. И я на это достойно отвечу: как пройдёт отведенный законом срок, чтоб окрепла земля и успокоились люди, и если будет так - выдам я тебе полное подтверждение, что земля Крыланьей крепости тебе – наследная земля, за достойную службу; и не имею я и любой пришедший за мной, права на подати с неё зерном и серебром; и на тебя и потомков твоих права имею мало, разве в тех делах, что весь Дом Хорн затронут.
И тут все хроники запомнили, все записали, что вслед заговорить хотел мастер Рийнар, не вышло только у негодальше?: продолжал говорить его властный князь Сайн Эс Хорн и вот что говорил:
- Дальше я еще готов тебе сказать, не знаю, успел ты узнать, или дурным вестником я выступлю – а думаю, если ты не знал, то ничего неожиданного в вести моей нет. Умер восемь дней назад старый мой властный, твой старший Харсн. И скажу я тебе: если ты захочешь занять его место и встать в моих старших властных – я готов отдать тебе это место.
Здесь говорят: недолго мастер Рийнар смотрел, недолго думал – дольше на него смотрели.
- На одну землю поставил меня мой старший Харсн, одну землю дали вы мне, князь Сайн Эс Хорн; одну землю я и знаю, и держу – и она меня держит, моя земля – моей Крыланьей крепости, - отвечал мастер Рийнар. – Про место моего старшего и землю его – я только то могу сказать, князь Сайн, что много у меня родни, у которой куда больше права встать на это место и занять его по Закону. И еще так скажу: потому я и не вижу ни для вас, ни для себя пользы, что займу я это место. А вот повод для споров вижу на долгое время, а то и угрозу распрей. Нам же вовсе они ни к чему: их и так не миновать, - так сказал мастер Рийнар, наследующий землю Дома Хорн. И, когда князь Сайн в ответ тому при всех спросил, с чего мастер Рийнар говорит о распрях, тот так отвечал. - Называли меня у тебя, князь Сайн Эс Хорн, кошачьим сыном, вслух я так и скажу - не смогу я, как велит обычай, у тебя на пир остаться: намурлыкала мне одна из моих кошек, стало быть, что на моей земле незваные гости пришли, осаду затеяли; спешу я вернуться и с этим делом разобраться. А другая кошка, что побольше, добавила мне, князь Сайн, что чтоб спокойно наши земли жили, нам как бы не большой суд затеять придется. Сказал ты - что позовёшь меня, когда дело всего Дома Хорн коснётся, а я думаю: недолго нам того ждать-то.
Выслушал это князь Сайн Эс Хорн, выслушав - людям расходиться приказал. А мастеру Рийнару на личный разговор подняться. О чём они говорили, никто не слышал, никто и не записал, сам мастер Рийнар тоже ничего не рассказывал. А только в Крыланьей крепости все говорят и здесь скажут – то свидетельство нового места своего, на лучшем шелке, что мастер Рийнар роэ’Хорн и его потомки земли Крыланьей крепости наследуют навсегда и неоспоримо, он тогда и получил.
Долго разговор не продлился, спешил мастер Рийнар. Дня они не простояли, как стронулись, как вместе вошли в Чёрнокаменку, так вместе и вышли.
А дальше здесь вот о чём говорят, так дело было: выше головы обидно стало тому колдуну, старшему из колдунов князя. Мало того, что мастер Рийнар, этот беззаконный, как тому колдуну думалось, властный с победой пришёл там, где лучшие мёртвыми ложились, а сам он, колдун, испугался и в глазах князя Сайна себя-то уронил; он знал - князь не забудет. Мало того, что этот выскочка из пограничной крепости с князем дерзко себя держал, а с ними, уважаемыми колдунами, и того больше. Так еще и дело-то сделал, сомневаться в том колдун не мог, и вон какие трофеи с собой увёз, одни зубы и череп чего стоят.
Не стерпел этого старший колдун и вот чего решил. Знал он, думал он: нет же другой дороги Рийнару до его Крыланьей крепости, они и медленно они той дорогой пойдут, нижней, по которой с повозками ходят, ни одного подъема, ни одного ущелья не минуют. А еще тот колдун думал, что всю жизнь здесь жил, с разными людьми дело имел. С теми, кто закон поддерживает и с теми, кто закон подкапывает. А добавят тут еще, что как во времена той твари про князя Сайна чуть смута не заварилась, разные люди к тому колдуну ходили, ладно ходили: во дворе ждали. Было же ему с кем быстро договориться: подговаривал тот колдун того вроде своего человека, кто с разбойными ничьими людьми знался. С тем подговаривал, чтобы быстрыми верховыми дорогами лихие люди шли, повозку-то обогнали, груз потом в известное тому колдуну место перевезли, обещал серебром в две трети веса оплатить... А с людьми, что с этой повозкой будут - с теми как захотят, пусть так и поступят.
Думал так колдун, не иначе ему злость и зависть весь разум помутили. Вовсе забыл он то, о чём князь Сайн ему прямыми словами говорил. Что зорче зоркого за ним люди князя присматривать станут. А князь-то Сайн того не забыл. Да и платил, видать, щедрее, чем колдун. А еще здесь говорят – ведь до всех ничьих людей, что у Чёрнокаменки по посадам и глухим местам ошивались, быстрей ветра дошло бы, что за груз, что за повозка, а главное - что за стрелки при ней – в крепости думали, все одной дорогой поедут.
Этого никто точно не знает: открытого суда не было - то ли сам этот человек, кому тот колдун поручение выдавал лихих людей найти и оплатить, соглядатаем князя Сайна был; то ли вместо лихих людей ему оружные люди князя Сайна, что знали и караулили, навстречу вышли. Одно только точно: трёх раз взойти и зайти солнце не успело, а про колдуна того князю Сайну Эс Хорн всё принесли, всё записали, всех тех людей привели, с двенадцати сторон того колдуна обступили, за пояс взяли.
В Чёрнокаменке вот что записали. Что перед всеми, желающими то услышать, не только знаток законов князя Сайна, но и сам князь говорил, что и как тот колдун сделать собирался. Спрашивал: справедливо ли это было сказано, что тот, вопреки решению князя Сайна, на его земле разбой и распрю затеять хотел, на разумного и достойного, к тому же самим князем Сайном награждённого, без вины напасть – вплоть до недолжной смерти. А куда было колдуну деваться? - если все его люди стояли кругом, всё сказанное подтверждали? Признал он, что всё справедливо.
Тогда так сказал князь Сайн Эс Хорн, что и то зло, что на его земле, его колдун, со своим правом и своей властью – эту землю хранить и держать – недолжные дела творить затеял. И ладно бы сам затеял, так еще и дрянных людей, которых с любой земли только корчевать полагается, ради того прикормил. А дважды то зло, что не первый раз его человек, не из последних на его земле, в том уличен был, что пытается распри сеять, смуту затевать, вопреки своему месту и закону. А еще он, князь Сайн, дальше скажет – сам он в двенадцать раз большим злом считает, что ни во что бывший его колдун своего князя и предупреждения его не ставит: говорил князь Сайн еще когда призывали только мастера Рийнара с тварью справиться, что следить он будет за колдуном, не упустит – и что же – четверти года не прошло, тот уже на его, князя Сайна, землях, разбой затевает и оплачивает. Ленивый и злой колдун – для любой земли беда, но когда этот колдун еще и настолько глуп, то это всей земле поношение. Потому он, князь Сайн, считает справедливым самого того колдуна на внешней стене Чёрнокаменки, у Волчьей башни, лишнего времени не тратя, повесить – а затем имя его выскоблить отовсюду, где оно записано, чтобы нигде не сохранилось. Всю же его кровную родню, что в делах того колдуна уличена не будет, а пока не было того, князь Сайн преследовать не будет, оставляет им право считаться людьми Дома Хорн и стоять под его защитой, и право на наследные земли пока пересматривать не станет. Но никакое из мест на его земле в его Чёрнокаменке эти люди занимать не будут, пусть себе ищут места, где хотят. А если его, князя Сайна, спросят, почему так было, он ответит, почему. Места же, ими занятые за всё время, он приказывает освободить и переписать, а потом отдаст, кому хочет. А остальных своих колдунов он обязывает - день за днём дозором ту стену обходить, пока кости не осыплются, проверять - не смог ли бывший старший колдун никакой недолжной трещины смертью своей создать. И для лучшего понимания своего дела и места.
Так за ним записали, а потом того колдуна повесили. Долго, говорят, висел.
Мастера Рийнара же это дело вовсе не затронуло. Ни самого его, ни повозку. Сами-то они, на тех конях, на каких в гладкую дорогу выходят, из Чёрнокаменки выехали, скоро шли, куда тот Братец-Кот указывал, только в одном ущелье, которое теперь как Лысое знают, спешились, коней верным людям передали, что с повозкой шли. А сами за Братцем-Котом вглубь направились.
А дальше было то, что люди мастера Рийнара видели уже, а сам он нет. Видел он – стена была перед ними и стена ущелья, и высокая, и гладкая. Ни ветер о том, что пещера впереди, не заговаривал, ни вода – никакая вода – не колыхалась. А вот на тебе - как из стены возник кот, средний кот, с его вот госпожу кошку ростом, из тех диких, что редко люди видят. А к ним пошел. К Братцу-Коту, если точно. И ворчал тот кот, и лапой тёр - так-то и Братец-Кот, а с ним и все люди углядели, что у него в мехе запуталось что-то, хорошо вплетенное, кожаным шнурком привязано. И не что-то - а малый ларец для личных писем, что мастер Рийнар у старшей Тий’ирин нередко видел, не только видел, но и замок на нём чинил. Убедил Братец-Кот этого кота без труда тот ларец отдать, открыл его мастер Рийнар – и в самом деле, и почерк своей супруги узнал.
Так и было: успел тот средний младший кот, пока всё это дело было, до Крыланьей крепости их кошачьим путём добежать; что он тут не просто так, а с делом, показать; старшей Лебеди письмо мастера Рийнара вручить - и ответа подождать. И всё с толком вышло.
Об этом все знают и вот почему: письмо мастера Рийнара не уцелело, надо думать, идя охотиться за тварью не брал он с собой прочного шелка. А старшая Тий’ирин на самом прочном шелке из тех, что в Крыланьей крепости был, ответ составляла. До сих пор показать могут те, кто хроники этой земли хранит. Дальше так говорят: разворачивать то послание мало кому дают, списки могут показать. А там подробно записано, где и как стоит осада, и сколько их, и где старшие шатры. А самый край незакатанный – тот показывают, его и тот, кто эту историю записывать начинал, видел. Там вправду сказано: чтоб сигнал нам подать, пусть твои люди поднимутся наверх и зажгут установленный огонь встречи. Мы в ответ поднимем полные твои знамёна – и выйдем, атаку с левой башни начнем и Кривых ворот. А еще дописано: "Как я буду рада доказать твоей родне, что ты не умер".
Прочитал это послание мастер Рийнар. С людьми, кто с ним пошли, обсудил. Удивляться - это так те люди говорили - не удивлялся. Сколько у них зарядов считали, какое оружие, и что кому делать. "Сколько бы их там ни было, нас они не ждут, - говорил. - Их там ровно столько, чтобы с этим преимуществом мы победили". А раз он говорил, то и люди его не сомневались.
Начерно, быстро все рассудили, полностью всё считать решили перед сигналом: времени как раз останется. Дальше Братца-Кота расспрашивал мастер Рийнар - что за путь им предстоит, и людей своих, что уже испытали. Всё ему рассказали: как там вода течет, как времени вовсе не бывает, и как важно след в след идти, чтоб не смыло.
Дальше, и именно здесь, добавляют так: сдержал своё слово мастер Рийнар. Не спрашивал, так говорят, никогда, что это за тайные пути, как их искать и осваивать. Не спрашивал, но подробные записи о том, каковы ущелья, где такие пути бывают, какова там внутри вода, и что прочее мастер-колдун заметит, и по каким признакам он думает такие пути находить – потом оставил. Это мы теперь знаем: правнуки его в той работе не последними людьми были - когда люди искать стали, как эти пути текут; и из первых записанных тот трактат считается.
А теперь про осаду Крыланьей крепости рассказывают. Тут нетрудно сказать, вот как это было. Старший властный Харсн едва умереть успел. Тут те два сводных брата мастера Рийнара, что в Троебашенной жили и вокруг него вились, думая, что в наследство получат, поняли, что ничего не получили. А как до князя Сайна Эс Хорн весть дойдёт, а она дойдёт и скоро - придёт в Троебашенную из потомков властного Харсна сын его полноправный, властный Ньяре, достойный наследующий. А им оставаться - безземельными и безместными служащими людьми, о которых говорят – раз за два звёздных своего места не нашли, так и впредь не найдут.
И вот за день, за два – кто-то из них такое недолжное дело придумал. Кто, так и не знают, так резво они друг на друга-то на суде наговаривали, никого на "я сделал и я отвечу" не хватило. Собрали они немногих оружных людей, что в крепости были и их ещё слушали, а потом ещё чужие ничьи люди, с ними кто-то из тех братьев успел связаться, подоспели. Людям Троебашенной так они сказали: старый Харсн узнал, умирая, что не вернётся никогда мастер Рийнар, властный Крыланьей крепости, повелел он нам туда отправляться и это место занимать, граница всё-таки. Люди, которых с ними взяли потом, ещё добавляли: похожее на правду личное завещание те показывали, и вправду оно было, а что с ним стало, скоро сказано будет.
Так вот: вышли они скоро, может и шести дней не прошло, что переждать положено, пока смерть уйдёт, огонь остынет, земля возьмёт и вода затянется. Шли не дольше – но потом взятые люди, и те, кто раньше сбежал, свидетельствовать пришел, говорили: плохо шли. Были те братцы со старшим Харсном, дорогу запомнили, как смогли, одно им на пользу было: сухого времени в горах не упустили, людей хоть там зазря не убили. Остальное все у них глупо вышло: на тропе в сухое время поплутали, на нужную стоянку не поднялись, должного огня не развели. А чужих-то огней Крыланья крепость ждала, как встречать - знала. Это так потом старшая Тий’ирин на суде речь вела, как повезло-то ей. Что ждала чужих людей Крыланья крепость, прочно все ворота затворила, неведомые огни отследив. Так на новое утро непрошеных гостей и встречала: ворота заперты, пушки наготове.
"Не того, думаю, эти некстати люди ждали, - говорила она. - Глупо встали, с отводной башни мы бы добили, толпой встали, совещались так, что мы со стен видели. Потом-то гонцов послали. Мы стрелять не стали, ждали. А второй раз мне повезло, что были уже эти люди в моём доме, в моей Крыланьей крепости, знала я их – и цену им знала. Понимала, в опасный путь ушел супруг мой, мастер Рийнар, наследующий землю Дома Хорн, может он из того пути совсем не вернуться. Но что о его смерти пошлют мне сказать так быстро и настолько бестолковых некстати людей - я никак поверить не могла. А в третий раз мне повезло, что дурни были они все, по-другому они дело поведи, встал бы за них закон, пришлось бы ворота поднимать и пускать их", - так она на суде рассказывала.
А те родичи-то и не знали – кто бы им сказал – ни знаков, с которыми гонцу прийти надлежит, при таком-то деле, что они провернуть пытались, ни слова условного, что ворота открывает. Просто вырядились, ярко пошли, в рожки трубили. Старшая Тий’ирин уже с двенадцати шагов рассмотрела, что за гости пожаловали, велела ни огня не открывать, ни ворот – малое оконце, "жабий глазок" в меньшой калиточке, открыть, спросить, с чем гости-то пожаловали. А тот из братьев, что с гонцами не утерпел, попёрся, испугался – или лицо перед людьми потерять боялся? – сходу командовать пошел. Что они тут законные наследники, чтоб велели коменданту крепости ворота открывать, нового властного принимать, не то хуже будет.
Старшая Тий’ирин говорила: об одном жалеть продолжает, что вот чего-чего, бочки говна не запасла – плескануть на них из последней бойницы. Потом говорила, своим людям и мастеру Рийнару. Тогда – открывать ворот не приказала: нужного слова у них спросила, что князь Сайн и все властные знали. Но им-то откуда было знать? Видно, о том, что без этого ключа, без нужного огня и слова, в крепости на границе редко ворота открывают – забыл тот братец; так хорошо он или родич некогда пограничной крепостью командовал. И дальше думал он, что громким голосом и ложью всё дело обойдётся, сказанного не услышал, продолжал командовать. Так говорил, что его это земля и его право, и вот его подтверждение – это то похожее на правду личное завещание – а кто его слов не слышит, тому придется стрельбу услышать. "И о крепостях столько знал, что у "жабьего глазка" стоя, угрожать пытался – и о законе столько, что когда мои люди у него то подтверждение попросили, убедиться и ознакомиться - сразу оно у нас в руках и оказалось", - это тоже старшая Тий’ирин на суде говорила.
"Правду ли говорят, старшая Крыланьей крепости Тий’ирин, эти люди и тот, кто взялся за них говорить на моём суде, - говорил ей тогда князь Сайн, - что недолжными словами поносила ты тогда и меня, и закон?" "Не могу не признать, они говорят немного правды, - отвечала ему на то старшая Тий’ирин. - Знала я этих людей, знала я, что крепость им отдавать нельзя, знала я, князь Сайн, какой уговор был у вас с супругом моим, мастером Рийнаром, вернётся он или не вернётся. А про завещание это и сколь подлинно оно, я рассудить не могла. А похоже оно на правду было, но по закону не так вступают во владение землёй. Так я и велела ворота не открывать, пушки готовить, а пришедшим так сказала: если они здесь по закону, пусть и поступят по закону. Придут должным образом с должным словом от князя Сайна Эс Хорн, придётся мне тогда признать, что слово его – дерьмо и закон на моей земле – дерьмо, открыть им ворота и оставить крепость и то, что я захочу в ней оставить. А пока мы подождём внутри, а они снаружи. Если же за должный срок не услышу я того слова, что должно быть и что мы, Семья старших над Крыланьей крепостью и властные всей нашей земли знаем – а я думаю, что не услышу – тогда и они, пришедшие, дерьмо, и принесенное ими записанное – дерьмо, и ничего больше не заслужило: мы им в крепости подотрёмся, сколько места хватит, и им по наглым-то рожам съездим".
Дальше – это вот тут говорили – угрожать тогда стал тот из братцев, что с гонцами пошел, снова говорить, что пожалеют еще об этом в крепости, и если добром не хотят - их силой возьмут. Тут люди Крыланьей крепости точно поняли, что дело дрянное и в обман их вводят; не ставят властным такого пустоголового, кто крепости с затворёнными воротами, с хорошими пушками, под её же стенами угрожает. И "жабий глазок" закрыли, а перед тем и сказали – видят в Крыланьей крепости, с делом к ним под стены пришли дрянным, не первые сюда пришли – не первые здесь и лягут.
Долго ждать Крыланьей крепости не пришлось, чтоб влепить этим непрошеным гостям столько, сколько они заслужили. Едва те гонцы до лагеря своего дошли, как решили за обиду отвечать, пушки разворачивать. Они выстрелили - внешнюю насыпь обвалили, стену царапнули, им в ответ с крепости малым огнём пальнули - телегу разбили, троим прилетело. Много Крыланья крепость стрелять не стала: и заряды дороги, и порох дороже, хоть и все свои. А дважды потому, что неясное дело – не ничейные люди пришли, от которых – какой толк, дома Хорн люди под стеной встать вздумали. Старшая Тий’ирин так говорила – лишних людей не бить: всех их, каких ни есть, Дом Хорн не в лесу находит, всех женщины родят, всех люди учат – долго это и непросто. Срок придёт, всяко разберётся, кто пришел, и кто что тут получит.
Лишних-то не стали, а иные подвернулись. Даже один штурм отбивать крепости пришлось. Оттого-то старшую Лебедь в глубоких местах старшей башни, куда детей крепости укрыли, реже видели, чем детей госпожи Кошки - те младшим мастера Рийнара и не только им и в ночь колыбельную пели, и днём в игры играли, на стены-то не ходили. Сама госпожа Кошка ходила, мяу говорила, на нее старшая Лебедь ворчала-спрашивала - что орёшь, госпожа Кошка? С толком бы кого позвала...
Тут уже рассказали, что зря упрекала: позвала – так и было. А еще как было - после первого штурма те-то попритихли, но лагерь еле укрепляли. Потом, на суде уже, выяснили: разногласия у них в лагере пошли и дрязги – те люди, что с Крыланьей крепости пришли, чуять стали, что дрянь какая-то в дело вмешалась, говорили: в самом деле к князю Сайну тут надо гонца посылать, чтоб тот рассудил. Родичи же мастера Рийнара дураками хоть и были, а не такими: понимали, что им теперь-то князь Сайн присудит. А те ничейные люди, что с ними следом увязались – те по-другому судили, что богата Крыланья крепость, и нападать подзуживали.
А еще хуже им стало, потому что вот в это время пришли все кошки, большие и малые, пожаловали команду старшей Очень Большой Кошки исполнять. В Крыланьей крепости рассказывали, даже до них ветром доносило, как там в лагере благоухать стало. Хорошего-то колдуна с теми некстати родичами не было – кто бы с ними пошёл, да и разве помог бы тут колдун. А когда и шатёр, и всю военную сбрую, как бы не порох, и сапоги, без них никак, кошки-то пообмочат - кто ж в осаде, что и без того бестолковая, разум сохранит, в ярость не придёт? На суде потом говорили, за ними записывали - там так споры шли, что дело до ножей доходило. А ещё вся Чёрнокаменка знала - когда на суд-то этих зачинщиков распри привели, хоть их и отмыть пытались - и в ключевой воде мочили, и в горячую окунали - а одежду вовсе сменили - не помогло; всё одно суд пришлось как в старину судить – хоть и по осенним ветрам, а на открытом воздухе, у шатра стены распахнули, крышу подняли - но и то вонь не уносило. Запах от них шел - ладно, у людей глаза резало, так факела коптили и искрили, а собаки по всей Чёрнокаменке из себя вышли, на вой изошли.
Так что в лагере тех кровных родичей мастера Рийнара раздор за несколько дней стал быть. А дальше быстро рассказывают, как было, когда мастер Рийнар тайными кошачьими путями пришёл. Как нужный огонь сигналом Крыланьей крепости загорелся, а люди, что с ним пришли, и сам мастер Рийнар, на хорошие места встали, откуда стрелять удобно – по сигналу и люди крепости на вылазку пошли. Говорят, большой крови не было: одного из тех сводных родичей мастеру Рийнару те люди, что с ним пришли, связанным отдали - так думали, это позорные выплаты с них уменьшит. Со вторым уже сам мастер Рийнар лицом к лицу сошёлся, победил, а как же. Людей из Троебашенной крепости, что таковыми назвались, и что одного из родичей ему сдали, мастер Рийнар приказал отдельно задержать, под крышу усадить, обещал, что о выкупе договорится, много не запросит. Но перед тем им велел всех убитых из тех, что кровные родичи с собой привели, до ям Вонючего угла донести, чтоб не совсем без толку те умерли.
А прибившихся ничьих - тех, ясное дело, повязали, в том же лагере оставили, немного поили, немного кормили - пока мастер Рийнар о делах крепости слушал, о своей победе рассказывал, супругу свою старшую Лебедь и детей своих обнимал, и госпожу Кошку гладил - ей-то и ее детям в тот день за ужином много чего вкусного досталось.
А с тем вроде бы завещанием – такое дело вышло – это даже в Крыланьей крепости по-разному рассказывают. То ли прямо в ту пору, как люди Крыланьей крепости этих нападающих, что сводные-то родичи привели, победили и скрутили, то ли уже когда их в повозку погрузили, князю Сайну Эс Хорн на суд повезли - а только исполнила старшая Лебедь и люди крепости свою угрозу: подтерлись той грамотой и сводных братцев по лицу ей отхлестали. Старшая-то Лебедь сильно зла была, а мастер Рийнар возражать не стал: штурма без жертв не бывает, а кто распри затевает и людей зазря губит, тот говна и заслужил. А потом то некстати завещание ясно, только выбросить осталось. Так вот и кошками обоссанными, и людьми отлупленными, говном накормленными, эти двое дальше поехали.
Да там по-всякому много времени не прошло. Когда Рийнар сводных родичей своих и еще тройку самых ему подозрительных ничьих людей из тех, что к ним прибились, в повозку погрузил, на суд князю Сайну повёз, старшую Лебедь, супругу свою, лучшим из свидетелей позвал. День да другой, да полдня прошли: пока друг-другу порадовались, пока приветственный большой пир отпировали – и котов на тот пир много пришло, и все сытые ушли. Так, что кто-то из них на крыльце блеванул - еще в крепости говорят. А там Крыланью крепость на мастера Ллэрна и мастера Гьята мастер Рийнар и старшая Тий’ирин оставили. А всё они с той повозкой, что череп и кости твари той везла, на дороге разминулись. Не у ворот, на подъеме от Крыланьей крепости.
А еще здесь говорят - длинным же путём пришлось мастеру Рийнару ехать, хоть и верхом они со старшей Лебедью ехали. Миновать земли родной крепости своей, Троебашенной, он не мог и не хотел. В ту пору в нее уже властный Ньярэ пришел, тот из детей властного Харсна, что по закону должен был её держать. Начало этой истории он знал от людей Троебашенной, концу ее ничуть не удивился. Мастера Рийнара, наследующего землю Дома Хорн, Ньярэ, властный Троебашенной, принимал со всем уважением: на день мастер Рийнар со старшей Лебедью там задержался. За сводных-то братьев мастера Рийнара властный Ньярэ платить не пожелал, а вот про людей Троебашенной, кого они с собой в распрю сманили, про тех сговаривались. Так говорил мастер Рийнар: "Многой вины я за ними не вижу: введены в обман были они, и пострадал я от них немного. За оставшихся на моей земле живых самые малые позорные деньги готов я взять выкупом, оставшихся же мёртвыми не верну - на мою землю они пришли зря и зря на ней оружие доставали. Но готов вернуть в осеннее время своим порохом по мере и по Закону. В своём ли я праве?" "Я не рад это слышать про своих мёртвых и рад это слышать про своих живых, - отвечал мастеру Рийнару Ньярэ, новый властный Троебашенной. - Но ты в своём праве. У всех людей моей крепости, у кого туда пошли родичи, я спрошу, мы должны собрать выплаты к твоему возвращению. Останемся жить в мире, потому что мы на одной земле, ты мой родич и хороший колдун?" "Останемся жить в мире, - отвечал ему мастер Рийнар, наследующий землю Дома Хорн. - Я скажу, что выплаты я готов принять и зерном, и рабочими руками – у нас будет и долго – время засыпать внешние стены, чинить лестницы и пахать поля". "Это я дважды рад услышать", - отвечал им Ньярэ, властный Троебашенной. Ели они мясо, договор скрепляли, пили вино из тех, что торговцы привозят, хорошо договорились.
А тех-то, кого на телеге привезли, пришлось в старый зверий сарай у Трехдневного ручья запереть. Оттуда ни в какую сторону Троебашенной не дует. Только стражу поставить пришлось, и отбиваться ей пришлось: до людей-то Троебашенной быстрей запаха долетело, что эти затевали и почему взяты. Бить их позволить не могли, но плевали в тех некстати родственничков много.
А дальше доехали мастер Рийнар и старшая Лебедь до Чёрнокаменки князя Сайна Эс Хорн. И к суду его воззвали. Там, где люди записывали - так записано: "Не этих бестолковых сеятелей распри хотел я на твой суд привести, князь Сайн Эс Хорн - так говорил мастер Рийнар. - Но раз случилось так, что ту распрю у моего дома, о которой мне кошка-то намяукала - эти люди, некстати мои родичи, затеяли - считаю я должным их твоему суду отдать, как закон со всеми, сеющими распри, поступать говорит". И сначала тогда посмеялся князь Сайн, так сказал: "Похоже, колдун Рийнар, наследующий землю Дома Хорн, та кошка тебе не только намяукала, но и путь пометила".
Потом суд с толком вёл, по закону - здесь уже было сказано: даже этим некстати родичам того знатока закона определил, кто за них говорить и спрашивать должен был. Хотя что тут говорить и спрашивать - всё ясно было. Закон говорит: кто распри без толку в своём доме затеял, кто чужое под ложным предлогом взять пытался, а из-за того не один человек погиб, тех Дом своими держать не будет, а будет убивать или нет - это уже как Дом и его знатоки Закона решат. А еще говорили – и даже записали – так в том шатре переговаривались: такое-то на стенах не вывесишь – вся Чёрнокаменка насовсем кошками провоняет.
Слышал и это князь Сайн. И так рассудил: эти некстати разумные, что некогда были в Доме Серебра и тем его позорили - ни жизни, ни смерти от него не заслужили. И вот по какому обычаю князь Сайн Эс Хорн считает нужным с ними поступить. В Доме Хорн не считать больше ни одного из них, а дать им имя: кошками помеченные – с этим именем и с позором сопроводить их до границ Дома Хорн – в сторону, подальше от земель, что им известны. А пока их собирают и провожают – об этом и властным рассказать, и на рынке объявить – чтобы все, кто хотели, знали, с чем имеют дело – и пусть все и так унюхают.
Так с ними и поступили. Говорят еще, те некогда некстати родичи мастера Рийнара в Дом Талой воды пройти хотели. И даже прошли, но там уже долго не прожили. Местным-то колдунам, говорят, всегда добычи для работы их пакостной не хватает.
А мастер Рийнар жил – и хорошо жил. Крыланья крепость так наследуемой землёй и осталась. Дальше о нём – а ещё о том, как пришел он с готовыми свидетельствовать, как была и говорила старшая Очень Большая Кошка в суде разумных, а потом как все четыре четверти Дома Хорн собирались на большой совет; и был на нём за много лет впервые избран старший всего Дома Хорн - та, о которой долго помнят все истории, что после рассказывали в Доме Хорн, как о славной Семиструнной Ньё – и как потом началась большая распря Дома Серебра с Домом Талой воды и Домом Мрамора тоже – про то дальше в других историях будет сказано.
и картинку от друга-соавтора Gaell.12 (self-made AI) а она кошичька, она хоба!
где изрядное количество народу огребло последствийдовыебывалось, котики всё уронили, а кончилось все хорошо, но многообещающе
а пока
предыдущие по тэгу по тэгу
А что было, как мастер Рийнар со своими людьми и с черепом твари в Чёрнокаменку въехал, то не только в наших хрониках, Крыланьей крепости, но и в хрониках Дома Хорн записано. Что велел князь Сайн с честью его принять. Привёз мастер Рийнар во двор самой Чёрнокаменки череп-то той твари, а повозку еще при въезде в посад расшнуровать приказал, следить только, чтоб не капнуло.
Все видели - и так мастер Рийнар поклонившись князю Сайну сказал:
- Спокойно будет на твоей земле, мой князь Сайн – выполнил я работу, которую ты мне поручал, привёз добычу показать. Сколько смог - принёс, остальное там лежит, куда даже и я доставать не полезу, и колдуны твои не рискнут. Трещины мы проверили, кому их потом присмотреть - найдётся, в том даю твёрдое слово, спокойны будут и земля, и люди.
Осмотрел князь Сайн и череп той твари, и зубы её и кости. Сказал сначала, что ни сам, ни колдуны его дряни такой не видели. Хоть и поменьше она, чем иные рассказывали.
А дальше при всех своих людях, при полном совете и при всех колдунах своих, а как же, так сказал:
- Вижу я твою добычу, мастер Рийнар, признаю ее твоей, а с тем признаю, что ты сделал дело и сделал его хорошо. И я на это достойно отвечу: как пройдёт отведенный законом срок, чтоб окрепла земля и успокоились люди, и если будет так - выдам я тебе полное подтверждение, что земля Крыланьей крепости тебе – наследная земля, за достойную службу; и не имею я и любой пришедший за мной, права на подати с неё зерном и серебром; и на тебя и потомков твоих права имею мало, разве в тех делах, что весь Дом Хорн затронут.
И тут все хроники запомнили, все записали, что вслед заговорить хотел мастер Рийнар, не вышло только у негодальше?: продолжал говорить его властный князь Сайн Эс Хорн и вот что говорил:
- Дальше я еще готов тебе сказать, не знаю, успел ты узнать, или дурным вестником я выступлю – а думаю, если ты не знал, то ничего неожиданного в вести моей нет. Умер восемь дней назад старый мой властный, твой старший Харсн. И скажу я тебе: если ты захочешь занять его место и встать в моих старших властных – я готов отдать тебе это место.
Здесь говорят: недолго мастер Рийнар смотрел, недолго думал – дольше на него смотрели.
- На одну землю поставил меня мой старший Харсн, одну землю дали вы мне, князь Сайн Эс Хорн; одну землю я и знаю, и держу – и она меня держит, моя земля – моей Крыланьей крепости, - отвечал мастер Рийнар. – Про место моего старшего и землю его – я только то могу сказать, князь Сайн, что много у меня родни, у которой куда больше права встать на это место и занять его по Закону. И еще так скажу: потому я и не вижу ни для вас, ни для себя пользы, что займу я это место. А вот повод для споров вижу на долгое время, а то и угрозу распрей. Нам же вовсе они ни к чему: их и так не миновать, - так сказал мастер Рийнар, наследующий землю Дома Хорн. И, когда князь Сайн в ответ тому при всех спросил, с чего мастер Рийнар говорит о распрях, тот так отвечал. - Называли меня у тебя, князь Сайн Эс Хорн, кошачьим сыном, вслух я так и скажу - не смогу я, как велит обычай, у тебя на пир остаться: намурлыкала мне одна из моих кошек, стало быть, что на моей земле незваные гости пришли, осаду затеяли; спешу я вернуться и с этим делом разобраться. А другая кошка, что побольше, добавила мне, князь Сайн, что чтоб спокойно наши земли жили, нам как бы не большой суд затеять придется. Сказал ты - что позовёшь меня, когда дело всего Дома Хорн коснётся, а я думаю: недолго нам того ждать-то.
Выслушал это князь Сайн Эс Хорн, выслушав - людям расходиться приказал. А мастеру Рийнару на личный разговор подняться. О чём они говорили, никто не слышал, никто и не записал, сам мастер Рийнар тоже ничего не рассказывал. А только в Крыланьей крепости все говорят и здесь скажут – то свидетельство нового места своего, на лучшем шелке, что мастер Рийнар роэ’Хорн и его потомки земли Крыланьей крепости наследуют навсегда и неоспоримо, он тогда и получил.
Долго разговор не продлился, спешил мастер Рийнар. Дня они не простояли, как стронулись, как вместе вошли в Чёрнокаменку, так вместе и вышли.
А дальше здесь вот о чём говорят, так дело было: выше головы обидно стало тому колдуну, старшему из колдунов князя. Мало того, что мастер Рийнар, этот беззаконный, как тому колдуну думалось, властный с победой пришёл там, где лучшие мёртвыми ложились, а сам он, колдун, испугался и в глазах князя Сайна себя-то уронил; он знал - князь не забудет. Мало того, что этот выскочка из пограничной крепости с князем дерзко себя держал, а с ними, уважаемыми колдунами, и того больше. Так еще и дело-то сделал, сомневаться в том колдун не мог, и вон какие трофеи с собой увёз, одни зубы и череп чего стоят.
Не стерпел этого старший колдун и вот чего решил. Знал он, думал он: нет же другой дороги Рийнару до его Крыланьей крепости, они и медленно они той дорогой пойдут, нижней, по которой с повозками ходят, ни одного подъема, ни одного ущелья не минуют. А еще тот колдун думал, что всю жизнь здесь жил, с разными людьми дело имел. С теми, кто закон поддерживает и с теми, кто закон подкапывает. А добавят тут еще, что как во времена той твари про князя Сайна чуть смута не заварилась, разные люди к тому колдуну ходили, ладно ходили: во дворе ждали. Было же ему с кем быстро договориться: подговаривал тот колдун того вроде своего человека, кто с разбойными ничьими людьми знался. С тем подговаривал, чтобы быстрыми верховыми дорогами лихие люди шли, повозку-то обогнали, груз потом в известное тому колдуну место перевезли, обещал серебром в две трети веса оплатить... А с людьми, что с этой повозкой будут - с теми как захотят, пусть так и поступят.
Думал так колдун, не иначе ему злость и зависть весь разум помутили. Вовсе забыл он то, о чём князь Сайн ему прямыми словами говорил. Что зорче зоркого за ним люди князя присматривать станут. А князь-то Сайн того не забыл. Да и платил, видать, щедрее, чем колдун. А еще здесь говорят – ведь до всех ничьих людей, что у Чёрнокаменки по посадам и глухим местам ошивались, быстрей ветра дошло бы, что за груз, что за повозка, а главное - что за стрелки при ней – в крепости думали, все одной дорогой поедут.
Этого никто точно не знает: открытого суда не было - то ли сам этот человек, кому тот колдун поручение выдавал лихих людей найти и оплатить, соглядатаем князя Сайна был; то ли вместо лихих людей ему оружные люди князя Сайна, что знали и караулили, навстречу вышли. Одно только точно: трёх раз взойти и зайти солнце не успело, а про колдуна того князю Сайну Эс Хорн всё принесли, всё записали, всех тех людей привели, с двенадцати сторон того колдуна обступили, за пояс взяли.
В Чёрнокаменке вот что записали. Что перед всеми, желающими то услышать, не только знаток законов князя Сайна, но и сам князь говорил, что и как тот колдун сделать собирался. Спрашивал: справедливо ли это было сказано, что тот, вопреки решению князя Сайна, на его земле разбой и распрю затеять хотел, на разумного и достойного, к тому же самим князем Сайном награждённого, без вины напасть – вплоть до недолжной смерти. А куда было колдуну деваться? - если все его люди стояли кругом, всё сказанное подтверждали? Признал он, что всё справедливо.
Тогда так сказал князь Сайн Эс Хорн, что и то зло, что на его земле, его колдун, со своим правом и своей властью – эту землю хранить и держать – недолжные дела творить затеял. И ладно бы сам затеял, так еще и дрянных людей, которых с любой земли только корчевать полагается, ради того прикормил. А дважды то зло, что не первый раз его человек, не из последних на его земле, в том уличен был, что пытается распри сеять, смуту затевать, вопреки своему месту и закону. А еще он, князь Сайн, дальше скажет – сам он в двенадцать раз большим злом считает, что ни во что бывший его колдун своего князя и предупреждения его не ставит: говорил князь Сайн еще когда призывали только мастера Рийнара с тварью справиться, что следить он будет за колдуном, не упустит – и что же – четверти года не прошло, тот уже на его, князя Сайна, землях, разбой затевает и оплачивает. Ленивый и злой колдун – для любой земли беда, но когда этот колдун еще и настолько глуп, то это всей земле поношение. Потому он, князь Сайн, считает справедливым самого того колдуна на внешней стене Чёрнокаменки, у Волчьей башни, лишнего времени не тратя, повесить – а затем имя его выскоблить отовсюду, где оно записано, чтобы нигде не сохранилось. Всю же его кровную родню, что в делах того колдуна уличена не будет, а пока не было того, князь Сайн преследовать не будет, оставляет им право считаться людьми Дома Хорн и стоять под его защитой, и право на наследные земли пока пересматривать не станет. Но никакое из мест на его земле в его Чёрнокаменке эти люди занимать не будут, пусть себе ищут места, где хотят. А если его, князя Сайна, спросят, почему так было, он ответит, почему. Места же, ими занятые за всё время, он приказывает освободить и переписать, а потом отдаст, кому хочет. А остальных своих колдунов он обязывает - день за днём дозором ту стену обходить, пока кости не осыплются, проверять - не смог ли бывший старший колдун никакой недолжной трещины смертью своей создать. И для лучшего понимания своего дела и места.
Так за ним записали, а потом того колдуна повесили. Долго, говорят, висел.
Мастера Рийнара же это дело вовсе не затронуло. Ни самого его, ни повозку. Сами-то они, на тех конях, на каких в гладкую дорогу выходят, из Чёрнокаменки выехали, скоро шли, куда тот Братец-Кот указывал, только в одном ущелье, которое теперь как Лысое знают, спешились, коней верным людям передали, что с повозкой шли. А сами за Братцем-Котом вглубь направились.
А дальше было то, что люди мастера Рийнара видели уже, а сам он нет. Видел он – стена была перед ними и стена ущелья, и высокая, и гладкая. Ни ветер о том, что пещера впереди, не заговаривал, ни вода – никакая вода – не колыхалась. А вот на тебе - как из стены возник кот, средний кот, с его вот госпожу кошку ростом, из тех диких, что редко люди видят. А к ним пошел. К Братцу-Коту, если точно. И ворчал тот кот, и лапой тёр - так-то и Братец-Кот, а с ним и все люди углядели, что у него в мехе запуталось что-то, хорошо вплетенное, кожаным шнурком привязано. И не что-то - а малый ларец для личных писем, что мастер Рийнар у старшей Тий’ирин нередко видел, не только видел, но и замок на нём чинил. Убедил Братец-Кот этого кота без труда тот ларец отдать, открыл его мастер Рийнар – и в самом деле, и почерк своей супруги узнал.
Так и было: успел тот средний младший кот, пока всё это дело было, до Крыланьей крепости их кошачьим путём добежать; что он тут не просто так, а с делом, показать; старшей Лебеди письмо мастера Рийнара вручить - и ответа подождать. И всё с толком вышло.
Об этом все знают и вот почему: письмо мастера Рийнара не уцелело, надо думать, идя охотиться за тварью не брал он с собой прочного шелка. А старшая Тий’ирин на самом прочном шелке из тех, что в Крыланьей крепости был, ответ составляла. До сих пор показать могут те, кто хроники этой земли хранит. Дальше так говорят: разворачивать то послание мало кому дают, списки могут показать. А там подробно записано, где и как стоит осада, и сколько их, и где старшие шатры. А самый край незакатанный – тот показывают, его и тот, кто эту историю записывать начинал, видел. Там вправду сказано: чтоб сигнал нам подать, пусть твои люди поднимутся наверх и зажгут установленный огонь встречи. Мы в ответ поднимем полные твои знамёна – и выйдем, атаку с левой башни начнем и Кривых ворот. А еще дописано: "Как я буду рада доказать твоей родне, что ты не умер".
Прочитал это послание мастер Рийнар. С людьми, кто с ним пошли, обсудил. Удивляться - это так те люди говорили - не удивлялся. Сколько у них зарядов считали, какое оружие, и что кому делать. "Сколько бы их там ни было, нас они не ждут, - говорил. - Их там ровно столько, чтобы с этим преимуществом мы победили". А раз он говорил, то и люди его не сомневались.
Начерно, быстро все рассудили, полностью всё считать решили перед сигналом: времени как раз останется. Дальше Братца-Кота расспрашивал мастер Рийнар - что за путь им предстоит, и людей своих, что уже испытали. Всё ему рассказали: как там вода течет, как времени вовсе не бывает, и как важно след в след идти, чтоб не смыло.
Дальше, и именно здесь, добавляют так: сдержал своё слово мастер Рийнар. Не спрашивал, так говорят, никогда, что это за тайные пути, как их искать и осваивать. Не спрашивал, но подробные записи о том, каковы ущелья, где такие пути бывают, какова там внутри вода, и что прочее мастер-колдун заметит, и по каким признакам он думает такие пути находить – потом оставил. Это мы теперь знаем: правнуки его в той работе не последними людьми были - когда люди искать стали, как эти пути текут; и из первых записанных тот трактат считается.
А теперь про осаду Крыланьей крепости рассказывают. Тут нетрудно сказать, вот как это было. Старший властный Харсн едва умереть успел. Тут те два сводных брата мастера Рийнара, что в Троебашенной жили и вокруг него вились, думая, что в наследство получат, поняли, что ничего не получили. А как до князя Сайна Эс Хорн весть дойдёт, а она дойдёт и скоро - придёт в Троебашенную из потомков властного Харсна сын его полноправный, властный Ньяре, достойный наследующий. А им оставаться - безземельными и безместными служащими людьми, о которых говорят – раз за два звёздных своего места не нашли, так и впредь не найдут.
И вот за день, за два – кто-то из них такое недолжное дело придумал. Кто, так и не знают, так резво они друг на друга-то на суде наговаривали, никого на "я сделал и я отвечу" не хватило. Собрали они немногих оружных людей, что в крепости были и их ещё слушали, а потом ещё чужие ничьи люди, с ними кто-то из тех братьев успел связаться, подоспели. Людям Троебашенной так они сказали: старый Харсн узнал, умирая, что не вернётся никогда мастер Рийнар, властный Крыланьей крепости, повелел он нам туда отправляться и это место занимать, граница всё-таки. Люди, которых с ними взяли потом, ещё добавляли: похожее на правду личное завещание те показывали, и вправду оно было, а что с ним стало, скоро сказано будет.
Так вот: вышли они скоро, может и шести дней не прошло, что переждать положено, пока смерть уйдёт, огонь остынет, земля возьмёт и вода затянется. Шли не дольше – но потом взятые люди, и те, кто раньше сбежал, свидетельствовать пришел, говорили: плохо шли. Были те братцы со старшим Харсном, дорогу запомнили, как смогли, одно им на пользу было: сухого времени в горах не упустили, людей хоть там зазря не убили. Остальное все у них глупо вышло: на тропе в сухое время поплутали, на нужную стоянку не поднялись, должного огня не развели. А чужих-то огней Крыланья крепость ждала, как встречать - знала. Это так потом старшая Тий’ирин на суде речь вела, как повезло-то ей. Что ждала чужих людей Крыланья крепость, прочно все ворота затворила, неведомые огни отследив. Так на новое утро непрошеных гостей и встречала: ворота заперты, пушки наготове.
"Не того, думаю, эти некстати люди ждали, - говорила она. - Глупо встали, с отводной башни мы бы добили, толпой встали, совещались так, что мы со стен видели. Потом-то гонцов послали. Мы стрелять не стали, ждали. А второй раз мне повезло, что были уже эти люди в моём доме, в моей Крыланьей крепости, знала я их – и цену им знала. Понимала, в опасный путь ушел супруг мой, мастер Рийнар, наследующий землю Дома Хорн, может он из того пути совсем не вернуться. Но что о его смерти пошлют мне сказать так быстро и настолько бестолковых некстати людей - я никак поверить не могла. А в третий раз мне повезло, что дурни были они все, по-другому они дело поведи, встал бы за них закон, пришлось бы ворота поднимать и пускать их", - так она на суде рассказывала.
А те родичи-то и не знали – кто бы им сказал – ни знаков, с которыми гонцу прийти надлежит, при таком-то деле, что они провернуть пытались, ни слова условного, что ворота открывает. Просто вырядились, ярко пошли, в рожки трубили. Старшая Тий’ирин уже с двенадцати шагов рассмотрела, что за гости пожаловали, велела ни огня не открывать, ни ворот – малое оконце, "жабий глазок" в меньшой калиточке, открыть, спросить, с чем гости-то пожаловали. А тот из братьев, что с гонцами не утерпел, попёрся, испугался – или лицо перед людьми потерять боялся? – сходу командовать пошел. Что они тут законные наследники, чтоб велели коменданту крепости ворота открывать, нового властного принимать, не то хуже будет.
Старшая Тий’ирин говорила: об одном жалеть продолжает, что вот чего-чего, бочки говна не запасла – плескануть на них из последней бойницы. Потом говорила, своим людям и мастеру Рийнару. Тогда – открывать ворот не приказала: нужного слова у них спросила, что князь Сайн и все властные знали. Но им-то откуда было знать? Видно, о том, что без этого ключа, без нужного огня и слова, в крепости на границе редко ворота открывают – забыл тот братец; так хорошо он или родич некогда пограничной крепостью командовал. И дальше думал он, что громким голосом и ложью всё дело обойдётся, сказанного не услышал, продолжал командовать. Так говорил, что его это земля и его право, и вот его подтверждение – это то похожее на правду личное завещание – а кто его слов не слышит, тому придется стрельбу услышать. "И о крепостях столько знал, что у "жабьего глазка" стоя, угрожать пытался – и о законе столько, что когда мои люди у него то подтверждение попросили, убедиться и ознакомиться - сразу оно у нас в руках и оказалось", - это тоже старшая Тий’ирин на суде говорила.
"Правду ли говорят, старшая Крыланьей крепости Тий’ирин, эти люди и тот, кто взялся за них говорить на моём суде, - говорил ей тогда князь Сайн, - что недолжными словами поносила ты тогда и меня, и закон?" "Не могу не признать, они говорят немного правды, - отвечала ему на то старшая Тий’ирин. - Знала я этих людей, знала я, что крепость им отдавать нельзя, знала я, князь Сайн, какой уговор был у вас с супругом моим, мастером Рийнаром, вернётся он или не вернётся. А про завещание это и сколь подлинно оно, я рассудить не могла. А похоже оно на правду было, но по закону не так вступают во владение землёй. Так я и велела ворота не открывать, пушки готовить, а пришедшим так сказала: если они здесь по закону, пусть и поступят по закону. Придут должным образом с должным словом от князя Сайна Эс Хорн, придётся мне тогда признать, что слово его – дерьмо и закон на моей земле – дерьмо, открыть им ворота и оставить крепость и то, что я захочу в ней оставить. А пока мы подождём внутри, а они снаружи. Если же за должный срок не услышу я того слова, что должно быть и что мы, Семья старших над Крыланьей крепостью и властные всей нашей земли знаем – а я думаю, что не услышу – тогда и они, пришедшие, дерьмо, и принесенное ими записанное – дерьмо, и ничего больше не заслужило: мы им в крепости подотрёмся, сколько места хватит, и им по наглым-то рожам съездим".
Дальше – это вот тут говорили – угрожать тогда стал тот из братцев, что с гонцами пошел, снова говорить, что пожалеют еще об этом в крепости, и если добром не хотят - их силой возьмут. Тут люди Крыланьей крепости точно поняли, что дело дрянное и в обман их вводят; не ставят властным такого пустоголового, кто крепости с затворёнными воротами, с хорошими пушками, под её же стенами угрожает. И "жабий глазок" закрыли, а перед тем и сказали – видят в Крыланьей крепости, с делом к ним под стены пришли дрянным, не первые сюда пришли – не первые здесь и лягут.
Долго ждать Крыланьей крепости не пришлось, чтоб влепить этим непрошеным гостям столько, сколько они заслужили. Едва те гонцы до лагеря своего дошли, как решили за обиду отвечать, пушки разворачивать. Они выстрелили - внешнюю насыпь обвалили, стену царапнули, им в ответ с крепости малым огнём пальнули - телегу разбили, троим прилетело. Много Крыланья крепость стрелять не стала: и заряды дороги, и порох дороже, хоть и все свои. А дважды потому, что неясное дело – не ничейные люди пришли, от которых – какой толк, дома Хорн люди под стеной встать вздумали. Старшая Тий’ирин так говорила – лишних людей не бить: всех их, каких ни есть, Дом Хорн не в лесу находит, всех женщины родят, всех люди учат – долго это и непросто. Срок придёт, всяко разберётся, кто пришел, и кто что тут получит.
Лишних-то не стали, а иные подвернулись. Даже один штурм отбивать крепости пришлось. Оттого-то старшую Лебедь в глубоких местах старшей башни, куда детей крепости укрыли, реже видели, чем детей госпожи Кошки - те младшим мастера Рийнара и не только им и в ночь колыбельную пели, и днём в игры играли, на стены-то не ходили. Сама госпожа Кошка ходила, мяу говорила, на нее старшая Лебедь ворчала-спрашивала - что орёшь, госпожа Кошка? С толком бы кого позвала...
Тут уже рассказали, что зря упрекала: позвала – так и было. А еще как было - после первого штурма те-то попритихли, но лагерь еле укрепляли. Потом, на суде уже, выяснили: разногласия у них в лагере пошли и дрязги – те люди, что с Крыланьей крепости пришли, чуять стали, что дрянь какая-то в дело вмешалась, говорили: в самом деле к князю Сайну тут надо гонца посылать, чтоб тот рассудил. Родичи же мастера Рийнара дураками хоть и были, а не такими: понимали, что им теперь-то князь Сайн присудит. А те ничейные люди, что с ними следом увязались – те по-другому судили, что богата Крыланья крепость, и нападать подзуживали.
А еще хуже им стало, потому что вот в это время пришли все кошки, большие и малые, пожаловали команду старшей Очень Большой Кошки исполнять. В Крыланьей крепости рассказывали, даже до них ветром доносило, как там в лагере благоухать стало. Хорошего-то колдуна с теми некстати родичами не было – кто бы с ними пошёл, да и разве помог бы тут колдун. А когда и шатёр, и всю военную сбрую, как бы не порох, и сапоги, без них никак, кошки-то пообмочат - кто ж в осаде, что и без того бестолковая, разум сохранит, в ярость не придёт? На суде потом говорили, за ними записывали - там так споры шли, что дело до ножей доходило. А ещё вся Чёрнокаменка знала - когда на суд-то этих зачинщиков распри привели, хоть их и отмыть пытались - и в ключевой воде мочили, и в горячую окунали - а одежду вовсе сменили - не помогло; всё одно суд пришлось как в старину судить – хоть и по осенним ветрам, а на открытом воздухе, у шатра стены распахнули, крышу подняли - но и то вонь не уносило. Запах от них шел - ладно, у людей глаза резало, так факела коптили и искрили, а собаки по всей Чёрнокаменке из себя вышли, на вой изошли.
Так что в лагере тех кровных родичей мастера Рийнара раздор за несколько дней стал быть. А дальше быстро рассказывают, как было, когда мастер Рийнар тайными кошачьими путями пришёл. Как нужный огонь сигналом Крыланьей крепости загорелся, а люди, что с ним пришли, и сам мастер Рийнар, на хорошие места встали, откуда стрелять удобно – по сигналу и люди крепости на вылазку пошли. Говорят, большой крови не было: одного из тех сводных родичей мастеру Рийнару те люди, что с ним пришли, связанным отдали - так думали, это позорные выплаты с них уменьшит. Со вторым уже сам мастер Рийнар лицом к лицу сошёлся, победил, а как же. Людей из Троебашенной крепости, что таковыми назвались, и что одного из родичей ему сдали, мастер Рийнар приказал отдельно задержать, под крышу усадить, обещал, что о выкупе договорится, много не запросит. Но перед тем им велел всех убитых из тех, что кровные родичи с собой привели, до ям Вонючего угла донести, чтоб не совсем без толку те умерли.
А прибившихся ничьих - тех, ясное дело, повязали, в том же лагере оставили, немного поили, немного кормили - пока мастер Рийнар о делах крепости слушал, о своей победе рассказывал, супругу свою старшую Лебедь и детей своих обнимал, и госпожу Кошку гладил - ей-то и ее детям в тот день за ужином много чего вкусного досталось.
А с тем вроде бы завещанием – такое дело вышло – это даже в Крыланьей крепости по-разному рассказывают. То ли прямо в ту пору, как люди Крыланьей крепости этих нападающих, что сводные-то родичи привели, победили и скрутили, то ли уже когда их в повозку погрузили, князю Сайну Эс Хорн на суд повезли - а только исполнила старшая Лебедь и люди крепости свою угрозу: подтерлись той грамотой и сводных братцев по лицу ей отхлестали. Старшая-то Лебедь сильно зла была, а мастер Рийнар возражать не стал: штурма без жертв не бывает, а кто распри затевает и людей зазря губит, тот говна и заслужил. А потом то некстати завещание ясно, только выбросить осталось. Так вот и кошками обоссанными, и людьми отлупленными, говном накормленными, эти двое дальше поехали.
Да там по-всякому много времени не прошло. Когда Рийнар сводных родичей своих и еще тройку самых ему подозрительных ничьих людей из тех, что к ним прибились, в повозку погрузил, на суд князю Сайну повёз, старшую Лебедь, супругу свою, лучшим из свидетелей позвал. День да другой, да полдня прошли: пока друг-другу порадовались, пока приветственный большой пир отпировали – и котов на тот пир много пришло, и все сытые ушли. Так, что кто-то из них на крыльце блеванул - еще в крепости говорят. А там Крыланью крепость на мастера Ллэрна и мастера Гьята мастер Рийнар и старшая Тий’ирин оставили. А всё они с той повозкой, что череп и кости твари той везла, на дороге разминулись. Не у ворот, на подъеме от Крыланьей крепости.
А еще здесь говорят - длинным же путём пришлось мастеру Рийнару ехать, хоть и верхом они со старшей Лебедью ехали. Миновать земли родной крепости своей, Троебашенной, он не мог и не хотел. В ту пору в нее уже властный Ньярэ пришел, тот из детей властного Харсна, что по закону должен был её держать. Начало этой истории он знал от людей Троебашенной, концу ее ничуть не удивился. Мастера Рийнара, наследующего землю Дома Хорн, Ньярэ, властный Троебашенной, принимал со всем уважением: на день мастер Рийнар со старшей Лебедью там задержался. За сводных-то братьев мастера Рийнара властный Ньярэ платить не пожелал, а вот про людей Троебашенной, кого они с собой в распрю сманили, про тех сговаривались. Так говорил мастер Рийнар: "Многой вины я за ними не вижу: введены в обман были они, и пострадал я от них немного. За оставшихся на моей земле живых самые малые позорные деньги готов я взять выкупом, оставшихся же мёртвыми не верну - на мою землю они пришли зря и зря на ней оружие доставали. Но готов вернуть в осеннее время своим порохом по мере и по Закону. В своём ли я праве?" "Я не рад это слышать про своих мёртвых и рад это слышать про своих живых, - отвечал мастеру Рийнару Ньярэ, новый властный Троебашенной. - Но ты в своём праве. У всех людей моей крепости, у кого туда пошли родичи, я спрошу, мы должны собрать выплаты к твоему возвращению. Останемся жить в мире, потому что мы на одной земле, ты мой родич и хороший колдун?" "Останемся жить в мире, - отвечал ему мастер Рийнар, наследующий землю Дома Хорн. - Я скажу, что выплаты я готов принять и зерном, и рабочими руками – у нас будет и долго – время засыпать внешние стены, чинить лестницы и пахать поля". "Это я дважды рад услышать", - отвечал им Ньярэ, властный Троебашенной. Ели они мясо, договор скрепляли, пили вино из тех, что торговцы привозят, хорошо договорились.
А тех-то, кого на телеге привезли, пришлось в старый зверий сарай у Трехдневного ручья запереть. Оттуда ни в какую сторону Троебашенной не дует. Только стражу поставить пришлось, и отбиваться ей пришлось: до людей-то Троебашенной быстрей запаха долетело, что эти затевали и почему взяты. Бить их позволить не могли, но плевали в тех некстати родственничков много.
А дальше доехали мастер Рийнар и старшая Лебедь до Чёрнокаменки князя Сайна Эс Хорн. И к суду его воззвали. Там, где люди записывали - так записано: "Не этих бестолковых сеятелей распри хотел я на твой суд привести, князь Сайн Эс Хорн - так говорил мастер Рийнар. - Но раз случилось так, что ту распрю у моего дома, о которой мне кошка-то намяукала - эти люди, некстати мои родичи, затеяли - считаю я должным их твоему суду отдать, как закон со всеми, сеющими распри, поступать говорит". И сначала тогда посмеялся князь Сайн, так сказал: "Похоже, колдун Рийнар, наследующий землю Дома Хорн, та кошка тебе не только намяукала, но и путь пометила".
Потом суд с толком вёл, по закону - здесь уже было сказано: даже этим некстати родичам того знатока закона определил, кто за них говорить и спрашивать должен был. Хотя что тут говорить и спрашивать - всё ясно было. Закон говорит: кто распри без толку в своём доме затеял, кто чужое под ложным предлогом взять пытался, а из-за того не один человек погиб, тех Дом своими держать не будет, а будет убивать или нет - это уже как Дом и его знатоки Закона решат. А еще говорили – и даже записали – так в том шатре переговаривались: такое-то на стенах не вывесишь – вся Чёрнокаменка насовсем кошками провоняет.
Слышал и это князь Сайн. И так рассудил: эти некстати разумные, что некогда были в Доме Серебра и тем его позорили - ни жизни, ни смерти от него не заслужили. И вот по какому обычаю князь Сайн Эс Хорн считает нужным с ними поступить. В Доме Хорн не считать больше ни одного из них, а дать им имя: кошками помеченные – с этим именем и с позором сопроводить их до границ Дома Хорн – в сторону, подальше от земель, что им известны. А пока их собирают и провожают – об этом и властным рассказать, и на рынке объявить – чтобы все, кто хотели, знали, с чем имеют дело – и пусть все и так унюхают.
Так с ними и поступили. Говорят еще, те некогда некстати родичи мастера Рийнара в Дом Талой воды пройти хотели. И даже прошли, но там уже долго не прожили. Местным-то колдунам, говорят, всегда добычи для работы их пакостной не хватает.
А мастер Рийнар жил – и хорошо жил. Крыланья крепость так наследуемой землёй и осталась. Дальше о нём – а ещё о том, как пришел он с готовыми свидетельствовать, как была и говорила старшая Очень Большая Кошка в суде разумных, а потом как все четыре четверти Дома Хорн собирались на большой совет; и был на нём за много лет впервые избран старший всего Дома Хорн - та, о которой долго помнят все истории, что после рассказывали в Доме Хорн, как о славной Семиструнной Ньё – и как потом началась большая распря Дома Серебра с Домом Талой воды и Домом Мрамора тоже – про то дальше в других историях будет сказано.
и картинку от друга-соавтора Gaell.12 (self-made AI) а она кошичька, она хоба!
@темы: сказочки, Тейрвенон, друг-соавтор, файские сказки, сказка про кошичьку
-
-
07.10.2020 в 00:48Хорошо, что всё сравнительно хорошо закончилось...
-
-
07.10.2020 в 00:57и всё уронить!и я думаю, не обойдется без историй о том, что было дальше
-
-
07.10.2020 в 02:56Урааааа!!!
-
-
07.10.2020 в 11:31-
-
07.10.2020 в 11:57ТухлойТалой воды, а потом и Домом Мрамора. Благодаря которому все эти товарищи немного упустили, что в большой торговый город на местом пути из варяг в греки пришел какой-то непонятный Властный - и всё заверте...А Хорн и Лит продолжат делить апельсин вплоть до того, что грохнет Сетсар
-
-
07.10.2020 в 12:03и какой масти получились котята у Рийнара и госпожи ЛебедьПро локальные переходы вроде ясно.
-
-
07.10.2020 в 12:27спойлер: имеют. самое непосредственное)
На правах байки добавлю: Крыланья крепость на землях дома Хорн вполне себе сохранилась, до времени большинства рассказанных историй так точно, и далекие потомки той самой кошки в ней живут
-
-
07.10.2020 в 12:31-
-
07.10.2020 в 16:44(кошычка хоба ваще прелесть)
-
-
07.10.2020 в 16:56ага. она кошичька! она хоба!