NAVIGARE NECESSE EST, VIVERE NON EST NECESSE][Я шел домой. И я попал домой.(с)]Должен же кто-то, ягодка, быть плохим
предыдущиевступление раз
два
раз
два
три
четыре
пять
шесть
семь
восемь
девять
десять
одиннадцать
двенадцать
тринадцать
четырнадцать
пятнадцать
шестнадцать
семнадцать
Едем дале.
Извините, кусок тяжелый. Полагаю нужным предупредить, что я не на все вопросы смогу и захочу ответить
...И весь воздух во всем его мире стал плотней - того, что шел перед той волной. Он хлебнул - и время совсем остановилось...
...Кто же ее успел взять – куда? - подробным, размазанным успевал думать Ралица. Кто положил маленькую детскую ценность - в узелок? в самый личный тайник за поясом нижней рубашки? Младший сын? Дочка Пляничка к тому дню выросла, но и она могла. Он не знал, его не было, там, где и над поселком Этэрье треснули земля и небо - и было ясно, что надо бежать, с тем, что унесут – пока они не провалились. Пока не пришла вода. Он не был, он тогда уже ушел спасать соседей, потом вставал в шеренгу тех, кто держал мост, пока люди не дошли до прочной земли. Потом долго был - между миром живых и вне его, потом вернулся, достраивал дом, достаивал ограду, был призван чистильщиком... "Меня слишком мало здесь было... - мог тем же прозрачным, перетекающим по поверхности пузыря думать Ралица. - Я не заметил". Что здесь, в его доме, на детской горке - стояла и ждала - очевидно осмысленная вещь...
дальше?Столь очевидно, что он мог вот отсюда- дотянуться - до того "сейчас"... Печать мастера была несомненной. Оран а'Саат-но, дядя Гончар, этих лукавых и почти живых глиняных - котиков, песиков, горных коз вытягивал самым легким движением пальцев и раздавал бессчетно... До того "тогда", где Ралица еще до хруста ему завидовал, что и срез под свистульку у дядьки Гончара выходит с одного движения, как всегда здесь был - а на все усилия Ралицы непослушный глиняный зверь хорошо если отзывается тихим змеиным шипом, если не вообще молчит, хоть плачь. А мастер в ответ только улыбается: "Не бойся. Еще сорок четыре штуки - и научишься. К своим детям, уверяю, будешь прорезать не просыпаясь".
И это страшно - это Ралица думал уже не размазанным по поверхности. Четким. В самой глубине сердца. Что это несложно отломить и оказаться там. Что думать он может сколько угодно - время именно сейчас не имеет значения, и они попали внутрь... Где сейчас и над его домом время замолкло и выгибалось, надувалось пузырем, готовым распасться и лопнуть, долбануть той водой и небытием... Трещина была здесь, трещина застыла, трещина стояла рядом и змеилась между, трещина доходила - видел, к своему ужасу, привычно не допускаемому до сознания, отчетливо определял и видел Ралица - до самых посмертных троп... И, отвлекись он тогда на масштаб разлома... Но он знал ничуть не абсурдное - может, детской прочностью своей эта игрушка, этот сонный глиняный котик ("Где ты потерял одно ухо? - сумел отвлечься на него Ралица. - Ну да, у тебя была нелегкая жизнь".) - удерживает трещину - там, где она есть. Маленькой. Змеящейся - с протянутых пальцев жеста Алакесты - требовательного, безличного: "Отдай!"
"Сначала запросила, потом поняла", - знал Ралица. Что обваливается. И вот сейчас, со всем напряжением, которое только могут дать эти - сведенные, не разомкнуть – пальцы… ллаитт держит и удерживает эту... ошибку, эту внезапную трещину, пока время набухает пузырем и грозит лопнуть.
"Она не справится одна", - четким следующим выдохом знал лехта Ралица. И все остальное тоже уже знал. "Вдвоем - справятся", - уложил он дальше, четким знанием, хотя и своему богу не ответил бы, с кем сейчас ллаитт объединил. Когда выдохнул, вернул - должное легкое спокойствие, с которым с его места встречают любую воду, и шагнул - через трещину, поднять глиняного зверя, сделать всего лишь четверть шага и положить зверя. В ладонь - требующего жеста ллаитт.
- Бери. Можно, - на то, чтобы говорить чем-то, кроме местного, его не хватило. Но время хлюпнуло, чавкнуло и потекло снова. Больше не угрожая рассыпаться. Трещина ушла.
(...вернулась, - неохотно уточнял себе Ралица. - Туда, где и была. Внутри.)
Он был мокрым насквозь, можно выжать - понимал Ралица. Ему было жарко, а откуда-то снаружи поддувало - четким, зябким ветром. (...и ныло - не болью, но тихой ее угрозой - угольком - в спине, в пояснице, памятью... как чудило тело разума еще тогда. После эвакуации. И возвращения в мир живых). Он стоял близко - крайне неподобающе близко, по правилам привычного ему мира, но Ралица знал, что уже позволял себе и большее. Позволял думать вот сейчас, хотя бы, стоя вплотную, глядя на прикрытый траурной накидкой загривок (тонкий шелк, паутинка, сквозь него, наверное, видно) - как он надеется... Понятно,что ллаитт Алакесту явно заклинило, остается только всем собой уповать, что не совсем целиком, что под этой накидкой и черепушкой еще осталось, чему соображать... А то хватит ее удар - еще раз - и что они все тут будут делать? Ну, это будут точно не проблемы Ралицы: его съедят раньше. И самому умереть не позволят.
Соображения не мешали - поддерживать - глиняного зверя на ладони ллаитт, привычно плести работать - плотной, теплой, вне сомнения - вещной опорой вещного мира, за которую точно можно зацепиться. Лехта Ралица не знал, сработает ли привычный метод с детьми Государя и Бога, он видел - ну, с этой ллаитт точно работает. Но ниери Дальян сообщить и от нее огрести придется. Не сейчас. Сейчас - пока ллаитт поворачивается, понимает, пытается собрать какое-то выражение на лице, а не получается, лицо свело - маской, кривой и пугающей. Пока он может только полностью продолжать свою работу, очень долго наблюдая, как его Властная беспомощно пытается сказать, что-то сказать, а губы не слушаются, звук - лопается на первой попытке начаться, и она все пытается и пытается поймать его... И, когда это удается. Говорит она самым простым, привычным для нее, значит, высоким фаэ. Внутренним и бытовым. (...вот, оказывается, как на нем доверяют?)
- Я... пугаю?
- Я испугался, - медленно, местным отозвался Ралица. Улыбнулся - рабочим пояснением... так, чтобы эта улыбка ощупью... начинала ощущаться. До кончиков пальцев. Тех, которыми он держит. Ладони ллаитт и кота... дяди Гончара. Работает. Она здесь. Она реагирует. Он, Ралица, не подберет интонации неподобающего высшего и продолжит. - Я думал, сейчас все взорвется. И треснет.
Продолжение разговора - он как раз собирался спросить, оповещать ли ему ниери Дальян прямо сейчас - Ралица знал: он не смог. Ллаитт возвращалась. Смогла шевельнуться, посмотрела на кота. И продолжила тем же - полным доверием. Тяжелым, как та вода. Почти неподъемным:
- Могло. Извини. У меня же... от него – о том, что было нашим и здесь… ничего не осталось. Совсем ничего. Я хотела найти, когда стало надо жить. Все - там. На дне.
…Но на то он и здесь и есть такой - знал лехта Ралица. Чтобы суметь принять и удержать - и ту воду. И нечаянную мысль: и он не возьмется судить, что тяжелее - его ллаитт или тот полный передвижной чистильщиков.
- Я знаю, - медленно вернул он. Подпер плечом. Бывающее. И она еще шевельнулась - с усилием, настойчивым, сильным - что казалось там, над пальцами, движется и течет воздух (…плотнее глины). Пока она их сдвигает. Потрогать другой ладонью кота.
- Кроме этой глины. Которая всегда под руками, - продолжила его ллаитт. Это было тяжелее - знал Ралица. Знал и дальше: он был... почти рад. Когда дальше она смогла изобразить что-то на лице. И... отодвинуть - точно, заговорить о менее глубоком. Вынырнув. - Но когда ты сраный генератор, горевать нельзя. Опасно. Я запомню.
Ралица снова упустил возможность заговорить про ниери Дальян. Алакеста отвлеклась - точно погладить и поставить кота. И ей понадобилась поддержка. Поставили. И ллаитт собрала пальцы. Не самым точным, но понятным жестом "продолжай". С Алакестой а'Лайетт айе Ставист-рьен случалось - с ней и на том совещании случилось. Как раз – после всех подписей. Но тогда у нее свело только руку - и Ралица тогда осмелился предложить свою помощь. Ллаитт видней - что творящееся с ней... явление сходного порядка - взвесил Ралица. Оставалось помочь ей перекинуть накидку и выпутаться из куртки - и можно было начинать "вечернюю сборку". Полностью, с шеи, думая про себя - что она точно понимает про сходный порядок. И про то, что никогда бы не подумал. Что способ лехтев из поселка мастеров Этэрье привести себя в передвигающееся состояние после дня той работы, что бывает в самый сезон, применим - к детям Государя и Бога. У них ведь действительно другая кровь... Но, похоже, основные места воздействия - те же самые.
Это была лишняя мысль. С неудобными последствиями.
- У тебя хорошие руки, - внезапно сказала ллаитт. - Сильные. Пробивают. Правду говорят, что ты ими крепежный лист в трубочку закручиваешь... задумавшись?
Для растерянного жеста Ралица отвлечься не смог. Но растерялся. Совсем. Удерживать - и достойные интонации и все мысли плохо получилось:
- Правда. Дальян-ниерра уже... ругала. Ну - я колёсник, мастер такой... тележный - сначала. Совсем сначала. А в сезон, когда работы много, сначала зерно, потом виноград, сады еще... были... колесо сними, обод, и молотком потом... намашешься. Как налоги подняли, к нам потоком шли... Ну... вот, - он запнулся - чувствуя пальцами, по напряжению - по хорошим, прочным... некогда прочным - но вот все-таки не рабочим плечам ллаитт, что снова пришел на ту же... опасную почву. Чреватую взрывом и провалом.
- Знаешь, Ралица, - местным сказала ллаитт. Через четыре выдоха. Он не перестал работать, но их считал. - Когда это кончится... То есть, когда мы это достроим до какого-то вменяемого состояния... в этот день я сяду и буду плакать. По тому моему, что осталось совсем на дне. Очень долго и очень горько. Сейчас я знаю, что хочу позвать тебя - к моему вину и моему огню. Разделить это со мной.
"На меня это свалилось. Как тот передвижной... пожалуй, Легиона. Десантируемый. С воздуха", - никогда не озвучит эту мысль Ралица. Но знать изнутри себя будет. И будет долго. Думая, что не иначе, поэтому - этому в ответ выдать решил только, осмелившись лишь на обращение:
- Моя ллаитт, я... я хочу сказать, что с требуемыми от лехта обязанностями... я сейчас уже видел, что я могу не справиться.
"А вот сейчас она думала повернуться. И, не исключаю, дать мне в глаз", - это, тоже пальцами, понимал Ралица. Это помогало. Слышать, как словами укладывает... его ллаитт:
- Как человека, Ралица. Как другого разумного. Который может разделить, и точно поймет. Что там лежит на дне. И кто... И кому, думаю, тоже есть кого оплакать... вместе со мной.
- Есть, - выдохом признал тогда Ралица. А ллаитт точно шевельнула плечом, к которому возвращалась подвижность. И задумчиво продолжила:
- А я ведь собиралась пройти с тобой внутрь и с тебя снять нужный след. Основные показатели Thai при том первом выбросе. И сделаю это. Но... думаю, не сегодня.
- Точно не сегодня, моя ллаитт, - вернул Ралица. И на третий раз, наконец, высказал. - Сегодня... я полагаю, я должен оповестить ниери Дальян...
- О, нашу прекрасную и злую медика... позволь, Ралица, я сообщу ей это сама. Когда сочту нужным, может, завтра, - вернула ему ллаитт. И легким, легким же выдала дальше. - За это Дальян точно клюнет в голову, а моей голове это привычней. Ей очень много приходилось. Твоя голова будет менее прочной. И мне нужнее.
И на этой легкости Ралица отчетливо поскользнулся... и его понесло. Он пропустил четыре выдоха, но все они не помогли сосредоточиться.
- Моя ллаитт, - выдохнул он. - Я имею право задать вам очень неудобный и неуместный вопрос?
- Да, Ралица, я тебя слушаю. И надеюсь, что смогу ответить.
- Я у себя спрашиваю и не могу понять. Мы все... не можем, - оперся Ралица и попытался осмелеть. - Моя ллаитт, вам - достаточно было приказать. Я говорил, все лехтев всех храмовых кварталов Ставист-рьен и всего сектора в этой ситуации были бы в вашем распоряжении. С некоторыми ограничениями, которые... вам тоже было бы достаточно приказать. Я хочу спросить - зачем? Зачем вам было именно это распоряжение. Что мы... имеем право? Так... извините, нарушающее основы мира, к которому мы привыкли.
Для вопроса потребовалось отвлечься от работы, Ралица слышал не пальцами, чем-то еще - что ллаитт на долю выдоха замерла. И ответила, сначала слишком повседневным:
- Так, прервись. Чтобы на это ответить - мне, пожалуй, надо повернуться.
И повернулась. А накидка оставалась откинутой и зафиксированной, более открытой, чем в рабочем положении. И не вернула. И смотрела на него в упор, чуть снизу вверх. Его... очень уставшая, очень обычная Властная. Самая... необычная.
...и да - кота - те, кто читал третью часть "Чести Семьи моей" - видели. это тот самый кот
два
раз
два
три
четыре
пять
шесть
семь
восемь
девять
десять
одиннадцать
двенадцать
тринадцать
четырнадцать
пятнадцать
шестнадцать
семнадцать
Едем дале.
Извините, кусок тяжелый. Полагаю нужным предупредить, что я не на все вопросы смогу и захочу ответить
...И весь воздух во всем его мире стал плотней - того, что шел перед той волной. Он хлебнул - и время совсем остановилось...
...Кто же ее успел взять – куда? - подробным, размазанным успевал думать Ралица. Кто положил маленькую детскую ценность - в узелок? в самый личный тайник за поясом нижней рубашки? Младший сын? Дочка Пляничка к тому дню выросла, но и она могла. Он не знал, его не было, там, где и над поселком Этэрье треснули земля и небо - и было ясно, что надо бежать, с тем, что унесут – пока они не провалились. Пока не пришла вода. Он не был, он тогда уже ушел спасать соседей, потом вставал в шеренгу тех, кто держал мост, пока люди не дошли до прочной земли. Потом долго был - между миром живых и вне его, потом вернулся, достраивал дом, достаивал ограду, был призван чистильщиком... "Меня слишком мало здесь было... - мог тем же прозрачным, перетекающим по поверхности пузыря думать Ралица. - Я не заметил". Что здесь, в его доме, на детской горке - стояла и ждала - очевидно осмысленная вещь...
дальше?Столь очевидно, что он мог вот отсюда- дотянуться - до того "сейчас"... Печать мастера была несомненной. Оран а'Саат-но, дядя Гончар, этих лукавых и почти живых глиняных - котиков, песиков, горных коз вытягивал самым легким движением пальцев и раздавал бессчетно... До того "тогда", где Ралица еще до хруста ему завидовал, что и срез под свистульку у дядьки Гончара выходит с одного движения, как всегда здесь был - а на все усилия Ралицы непослушный глиняный зверь хорошо если отзывается тихим змеиным шипом, если не вообще молчит, хоть плачь. А мастер в ответ только улыбается: "Не бойся. Еще сорок четыре штуки - и научишься. К своим детям, уверяю, будешь прорезать не просыпаясь".
И это страшно - это Ралица думал уже не размазанным по поверхности. Четким. В самой глубине сердца. Что это несложно отломить и оказаться там. Что думать он может сколько угодно - время именно сейчас не имеет значения, и они попали внутрь... Где сейчас и над его домом время замолкло и выгибалось, надувалось пузырем, готовым распасться и лопнуть, долбануть той водой и небытием... Трещина была здесь, трещина застыла, трещина стояла рядом и змеилась между, трещина доходила - видел, к своему ужасу, привычно не допускаемому до сознания, отчетливо определял и видел Ралица - до самых посмертных троп... И, отвлекись он тогда на масштаб разлома... Но он знал ничуть не абсурдное - может, детской прочностью своей эта игрушка, этот сонный глиняный котик ("Где ты потерял одно ухо? - сумел отвлечься на него Ралица. - Ну да, у тебя была нелегкая жизнь".) - удерживает трещину - там, где она есть. Маленькой. Змеящейся - с протянутых пальцев жеста Алакесты - требовательного, безличного: "Отдай!"
"Сначала запросила, потом поняла", - знал Ралица. Что обваливается. И вот сейчас, со всем напряжением, которое только могут дать эти - сведенные, не разомкнуть – пальцы… ллаитт держит и удерживает эту... ошибку, эту внезапную трещину, пока время набухает пузырем и грозит лопнуть.
"Она не справится одна", - четким следующим выдохом знал лехта Ралица. И все остальное тоже уже знал. "Вдвоем - справятся", - уложил он дальше, четким знанием, хотя и своему богу не ответил бы, с кем сейчас ллаитт объединил. Когда выдохнул, вернул - должное легкое спокойствие, с которым с его места встречают любую воду, и шагнул - через трещину, поднять глиняного зверя, сделать всего лишь четверть шага и положить зверя. В ладонь - требующего жеста ллаитт.
- Бери. Можно, - на то, чтобы говорить чем-то, кроме местного, его не хватило. Но время хлюпнуло, чавкнуло и потекло снова. Больше не угрожая рассыпаться. Трещина ушла.
(...вернулась, - неохотно уточнял себе Ралица. - Туда, где и была. Внутри.)
Он был мокрым насквозь, можно выжать - понимал Ралица. Ему было жарко, а откуда-то снаружи поддувало - четким, зябким ветром. (...и ныло - не болью, но тихой ее угрозой - угольком - в спине, в пояснице, памятью... как чудило тело разума еще тогда. После эвакуации. И возвращения в мир живых). Он стоял близко - крайне неподобающе близко, по правилам привычного ему мира, но Ралица знал, что уже позволял себе и большее. Позволял думать вот сейчас, хотя бы, стоя вплотную, глядя на прикрытый траурной накидкой загривок (тонкий шелк, паутинка, сквозь него, наверное, видно) - как он надеется... Понятно,что ллаитт Алакесту явно заклинило, остается только всем собой уповать, что не совсем целиком, что под этой накидкой и черепушкой еще осталось, чему соображать... А то хватит ее удар - еще раз - и что они все тут будут делать? Ну, это будут точно не проблемы Ралицы: его съедят раньше. И самому умереть не позволят.
Соображения не мешали - поддерживать - глиняного зверя на ладони ллаитт, привычно плести работать - плотной, теплой, вне сомнения - вещной опорой вещного мира, за которую точно можно зацепиться. Лехта Ралица не знал, сработает ли привычный метод с детьми Государя и Бога, он видел - ну, с этой ллаитт точно работает. Но ниери Дальян сообщить и от нее огрести придется. Не сейчас. Сейчас - пока ллаитт поворачивается, понимает, пытается собрать какое-то выражение на лице, а не получается, лицо свело - маской, кривой и пугающей. Пока он может только полностью продолжать свою работу, очень долго наблюдая, как его Властная беспомощно пытается сказать, что-то сказать, а губы не слушаются, звук - лопается на первой попытке начаться, и она все пытается и пытается поймать его... И, когда это удается. Говорит она самым простым, привычным для нее, значит, высоким фаэ. Внутренним и бытовым. (...вот, оказывается, как на нем доверяют?)
- Я... пугаю?
- Я испугался, - медленно, местным отозвался Ралица. Улыбнулся - рабочим пояснением... так, чтобы эта улыбка ощупью... начинала ощущаться. До кончиков пальцев. Тех, которыми он держит. Ладони ллаитт и кота... дяди Гончара. Работает. Она здесь. Она реагирует. Он, Ралица, не подберет интонации неподобающего высшего и продолжит. - Я думал, сейчас все взорвется. И треснет.
Продолжение разговора - он как раз собирался спросить, оповещать ли ему ниери Дальян прямо сейчас - Ралица знал: он не смог. Ллаитт возвращалась. Смогла шевельнуться, посмотрела на кота. И продолжила тем же - полным доверием. Тяжелым, как та вода. Почти неподъемным:
- Могло. Извини. У меня же... от него – о том, что было нашим и здесь… ничего не осталось. Совсем ничего. Я хотела найти, когда стало надо жить. Все - там. На дне.
…Но на то он и здесь и есть такой - знал лехта Ралица. Чтобы суметь принять и удержать - и ту воду. И нечаянную мысль: и он не возьмется судить, что тяжелее - его ллаитт или тот полный передвижной чистильщиков.
- Я знаю, - медленно вернул он. Подпер плечом. Бывающее. И она еще шевельнулась - с усилием, настойчивым, сильным - что казалось там, над пальцами, движется и течет воздух (…плотнее глины). Пока она их сдвигает. Потрогать другой ладонью кота.
- Кроме этой глины. Которая всегда под руками, - продолжила его ллаитт. Это было тяжелее - знал Ралица. Знал и дальше: он был... почти рад. Когда дальше она смогла изобразить что-то на лице. И... отодвинуть - точно, заговорить о менее глубоком. Вынырнув. - Но когда ты сраный генератор, горевать нельзя. Опасно. Я запомню.
Ралица снова упустил возможность заговорить про ниери Дальян. Алакеста отвлеклась - точно погладить и поставить кота. И ей понадобилась поддержка. Поставили. И ллаитт собрала пальцы. Не самым точным, но понятным жестом "продолжай". С Алакестой а'Лайетт айе Ставист-рьен случалось - с ней и на том совещании случилось. Как раз – после всех подписей. Но тогда у нее свело только руку - и Ралица тогда осмелился предложить свою помощь. Ллаитт видней - что творящееся с ней... явление сходного порядка - взвесил Ралица. Оставалось помочь ей перекинуть накидку и выпутаться из куртки - и можно было начинать "вечернюю сборку". Полностью, с шеи, думая про себя - что она точно понимает про сходный порядок. И про то, что никогда бы не подумал. Что способ лехтев из поселка мастеров Этэрье привести себя в передвигающееся состояние после дня той работы, что бывает в самый сезон, применим - к детям Государя и Бога. У них ведь действительно другая кровь... Но, похоже, основные места воздействия - те же самые.
Это была лишняя мысль. С неудобными последствиями.
- У тебя хорошие руки, - внезапно сказала ллаитт. - Сильные. Пробивают. Правду говорят, что ты ими крепежный лист в трубочку закручиваешь... задумавшись?
Для растерянного жеста Ралица отвлечься не смог. Но растерялся. Совсем. Удерживать - и достойные интонации и все мысли плохо получилось:
- Правда. Дальян-ниерра уже... ругала. Ну - я колёсник, мастер такой... тележный - сначала. Совсем сначала. А в сезон, когда работы много, сначала зерно, потом виноград, сады еще... были... колесо сними, обод, и молотком потом... намашешься. Как налоги подняли, к нам потоком шли... Ну... вот, - он запнулся - чувствуя пальцами, по напряжению - по хорошим, прочным... некогда прочным - но вот все-таки не рабочим плечам ллаитт, что снова пришел на ту же... опасную почву. Чреватую взрывом и провалом.
- Знаешь, Ралица, - местным сказала ллаитт. Через четыре выдоха. Он не перестал работать, но их считал. - Когда это кончится... То есть, когда мы это достроим до какого-то вменяемого состояния... в этот день я сяду и буду плакать. По тому моему, что осталось совсем на дне. Очень долго и очень горько. Сейчас я знаю, что хочу позвать тебя - к моему вину и моему огню. Разделить это со мной.
"На меня это свалилось. Как тот передвижной... пожалуй, Легиона. Десантируемый. С воздуха", - никогда не озвучит эту мысль Ралица. Но знать изнутри себя будет. И будет долго. Думая, что не иначе, поэтому - этому в ответ выдать решил только, осмелившись лишь на обращение:
- Моя ллаитт, я... я хочу сказать, что с требуемыми от лехта обязанностями... я сейчас уже видел, что я могу не справиться.
"А вот сейчас она думала повернуться. И, не исключаю, дать мне в глаз", - это, тоже пальцами, понимал Ралица. Это помогало. Слышать, как словами укладывает... его ллаитт:
- Как человека, Ралица. Как другого разумного. Который может разделить, и точно поймет. Что там лежит на дне. И кто... И кому, думаю, тоже есть кого оплакать... вместе со мной.
- Есть, - выдохом признал тогда Ралица. А ллаитт точно шевельнула плечом, к которому возвращалась подвижность. И задумчиво продолжила:
- А я ведь собиралась пройти с тобой внутрь и с тебя снять нужный след. Основные показатели Thai при том первом выбросе. И сделаю это. Но... думаю, не сегодня.
- Точно не сегодня, моя ллаитт, - вернул Ралица. И на третий раз, наконец, высказал. - Сегодня... я полагаю, я должен оповестить ниери Дальян...
- О, нашу прекрасную и злую медика... позволь, Ралица, я сообщу ей это сама. Когда сочту нужным, может, завтра, - вернула ему ллаитт. И легким, легким же выдала дальше. - За это Дальян точно клюнет в голову, а моей голове это привычней. Ей очень много приходилось. Твоя голова будет менее прочной. И мне нужнее.
И на этой легкости Ралица отчетливо поскользнулся... и его понесло. Он пропустил четыре выдоха, но все они не помогли сосредоточиться.
- Моя ллаитт, - выдохнул он. - Я имею право задать вам очень неудобный и неуместный вопрос?
- Да, Ралица, я тебя слушаю. И надеюсь, что смогу ответить.
- Я у себя спрашиваю и не могу понять. Мы все... не можем, - оперся Ралица и попытался осмелеть. - Моя ллаитт, вам - достаточно было приказать. Я говорил, все лехтев всех храмовых кварталов Ставист-рьен и всего сектора в этой ситуации были бы в вашем распоряжении. С некоторыми ограничениями, которые... вам тоже было бы достаточно приказать. Я хочу спросить - зачем? Зачем вам было именно это распоряжение. Что мы... имеем право? Так... извините, нарушающее основы мира, к которому мы привыкли.
Для вопроса потребовалось отвлечься от работы, Ралица слышал не пальцами, чем-то еще - что ллаитт на долю выдоха замерла. И ответила, сначала слишком повседневным:
- Так, прервись. Чтобы на это ответить - мне, пожалуй, надо повернуться.
И повернулась. А накидка оставалась откинутой и зафиксированной, более открытой, чем в рабочем положении. И не вернула. И смотрела на него в упор, чуть снизу вверх. Его... очень уставшая, очень обычная Властная. Самая... необычная.
...и да - кота - те, кто читал третью часть "Чести Семьи моей" - видели. это тот самый кот
@темы: сказочки, Те-кто-Служит, Тейрвенон, глина научит
А у Ралицы, кроме этого кота, что-то от дядьки Гончара есть ещё?
Твой кот - тот, которого ты подарила Эланор - живёт у меня на рабочем столе. И у него слегка сколото ухо - правое.
Кот на самом деле совершеннейшее воплощение ваби-саби, и я хочу как-нибудь снять его в соответствующем антураже)) А пока он очень подходящее место, чтобы зафиксировать взгляд, вынырнув из текста.
А вообще вау, что он коть
А вообще этот кусок меня на светлый стих про меня и мой город вдохновил. Особенно глиняный кот. Дальним хвостом и одним из, ноооо... polar-star.diary.ru/p216164622.htm Спасибо!!! Я очень хотела это словами, но не знала, как, а теперь оно пришло. Урррр.
Хронист Рене, коты) коты это прекрасно
"Все делают котиков". Даже Гончар))
А вот это "на дне", где теперь всё - как соотносится по глубине с тем, куда Илье с Льеанн ходили, когда прибили Реингаи с Алейнаром?
И в целом - это место куда совсем никак и никому нельзя, или всё же умеючи, да с защитой, да осторожно может быть и можно?
то, куда ходили Илье с Льеанн - это естественный слой Изнанки