NAVIGARE NECESSE EST, VIVERE NON EST NECESSE][Я шел домой. И я попал домой.(с)]Должен же кто-то, ягодка, быть плохим
рассказываю дальше
предыдущее тутwww.diary.ru/~ingadar/p151687301.htm
www.diary.ru/~ingadar/p152808500.htm
www.diary.ru/~ingadar/p153213902.htm
www.diary.ru/~ingadar/p153377348.htm
www.diary.ru/~ingadar/p163459107.htm
www.diary.ru/~ingadar/p163516211.htm
www.diary.ru/~ingadar/p163545343.htm
www.diary.ru/~ingadar/p163614154.htm
www.diary.ru/~ingadar/p164256663.htm
www.diary.ru/~ingadar/p164336332.htm
www.diary.ru/~ingadar/p166672421.htm
www.diary.ru/~ingadar/p166731112.htm
www.diary.ru/~ingadar/p166776460.htm
www.diary.ru/~ingadar/p166811911.htm
www.diary.ru/~ingadar/p167029819.htm
www.diary.ru/~ingadar/p167134640.htm
www.diary.ru/~ingadar/p167157328.htm
www.diary.ru/~ingadar/p167296853.htm
www.diary.ru/~ingadar/p167617147.htm
www.diary.ru/~ingadar/p169230304.htm
www.diary.ru/~ingadar/p169322053.htm
www.diary.ru/~ingadar/p169371159.htm
www.diary.ru/~ingadar/p169403017.htm
обещанный
вбоквелл про прииииииидурков***
(Взгляд в сторону:
Мьенже. Хладье Дошта. Весна)
- А т-ты слабак, - не очень отчетливо выговаривает ниери Имертаи эс Фретка. Весна жаркая, проклятье ее, очень жаркая, в небе ворчит что-то в котле облаков, не думая проливаться, и воздух душно, вязко пахнет… То ли черешнями, которых очень много вокруг крепостного холма. То ли это так изнутри отдает та медовая черешнёвка, которой с праздника парадной аттестации, при немалом содействии Имертаи эс Фретка, было унесено два бочонка, которые к этому моменту вечера… Ну, один точно опустошили еще к подъему… Второй – а не вспомнить, а еще Имертаи эс Фретка смеялся, протягивал флягу, тяжелая, с каким-то невероятно крепким и ароматным – смеялся: «Из родовых подвалов. Снис-хо-жу…»
Он такая… неотъемлемая часть высшей административной Школы города Мьенже, земли Хладье Дошта. Помогающий в секторе административных и судебных решений. Сколько лет назад он стал помогающим - кто считал... При таком ослепительном умении ниери Имертаи эс Фретка встать на близких позициях - и, говорят, с самым-самым руководством, и вот сейчас – с поймавшими свой первый камешек на нашивки учащихся...
Весна. Традиция. Много, много в этот весенний вечер на Крепостном холме города Мьенже пьется... не только медовой черешневки.
Душно было. Небо пахло черешней... Сильно. До невероятия.
Оглядываться без толку, кружится земля, сверху, с камней, звучит итоговым выводом:
- С-слабаки. Город вам не держать. Говорю...
Собрать голос... Не получится. Икнет таки Раивелетт эс Шторценок - посередине выговоренного:
- Почему?
- Город на трещине стоит. А вы ее бои-итесь. Таален вон, - он кивает, проясняя еще одного сидящего внизу, у камней, - вообще я только заговорил – оберега-ается. Ладно, он мелочь несчетная. А ты… Раи-ве-летт... – имя он выговаривает подчеркнуто. Чуть не издевательски. – Вер-ный сынок. Послу-ушный. Слабаки… - он отхлебывает еще из фляги и декламирует высоким распевным. – Вот мы на первом камешке с Оилья эс Саиргасса…
Без преувеличения, каждый, кто переступал порог высшей административной школы Мьенже и умудрялся продержаться хотя бы до распределения, имя это обязательно слышал. Даже первые, «несчетные». Несмотря на то, что местная легенда уже покинула Школу с полученной профессиональной аттестацией, имя нет-нет и всплывало. От его соучеников, каковым вроде был эс Фретка. От части Наставников. Наставники вспоминали блистательные аттестации, добавляя – вам так вряд ли повезет. Школьные легенды – разнообразные «подвиги». Упоминание о которых не одобрялось Наставниками – для школы это было отнюдь не поощрительным орнаментом.
Судя по тону Имертаи эс Фретка, в этом он со своими руководителями категорически расходился.
- Да разве вы были там? – голос у Таалена звучит высоко-высоко, получается издевательски, вроде как подначивает.
- Я-то бывал, деточка, - округло, ласково выговаривает Имертаи эс Фретка. – На, еще выпей… А вот про тебя не знаю…
И пьют еще, протягивает флягу, ржет уже совсем как равный:
- Да нет там ничего, зря земля простаивает. Заросли. Развалины. Вот видите – живой. А Движок в жопе – Оилья – этим… лехтев… даже сенсоры на ограде на память узлом завязал. Сомневаешься, да? А ну пошли, поглядим!
- А что... храмовые? - запинаясь, выговаривает Таален и поднимается с земли. Потому что эс Фретка такая... традиция и возражать ему не принято. И старший... Тем более что идти там недалеко. И пройтись... Это надо - пройтись...
- А что они могут сделать, - широко-о удивляется Имертаи эс Фретка и вдруг смеется - тоненько, высоко и говорит, как передразнивает. - Выговор прочитали. Представляете, деточки, как это страшно?
Тонко, первым, смеяться начинает Таален. Много-много медовой черешневки, а от фляги еще отдает чем-то горячим и горьким... и все так правильно-правильно...
Так и придется вспоминать.
…Спускающимся с Крепостного холма неоткуда знать, что легендарный Оилья эс Саиргасса смотрит на эти сгущающиеся тучи – совсем недалеко, из окна своего дома, как раз из тех, за черепичными заборами, над спуском к храмовому кварталу. И мысли... как говорят, бродят близко от Порога.
Обязательное обследование специфики воздействия Изнанки в восстановительном второго уровня защищенности ньера Оилья эс Саиргасса завершилось раньше, когда солнце еще не сошло с горизонта. Третий раз - категорически обязательное. С выводом.
И лехтев в насмешку был тем же. И экран тот же. На который какую-то половину звездного года назад смотрел он же, Оилья эс Саиргасса, легенда своей учебной группы...
Сначала «первому в учебе, последнему в благонравии» наставляемому Высшей административной было интересно и смешно. Оценки Старших - это такой компонент освоения необычных территорий восприятия и поведения... Иной раз ценней поступка. Мало, что это лишний раз подтверждало его своеобразный статус: не всем случалось дойти аж до административного порицания и разговора лехтев.
Но храмовый был скучный. Таи-лехта… Ярсьэн эс Бранек. Сказал: сядь и слушай, усыпляюще прочитал правила поведения на территории, подверженной воздействию Изнанки, только не перебить никак, ровной командой отправил в исследовательский "кокон" восстановительного, посмотрел, как он смеется: "Таи-лехта, неужели я завтра умру", - так же равнодушно отозвался: "Скорей всего нет. Настанет ли день, когда вы пожелаете совсем не родиться, пока не могу вам сказать. Идите". А потом на этом экране рассматривал результаты. Показывал – и сейчас не изменилось малоцветное рабочее изображение результатов стандартного обследования специфики воздействия Изнанки. Тогда он пропускал мимо ушей. Помнил, как смотрел на свой отображенный организм, синеватый и прозрачный, как, не дожидаясь паузы, отпустил шумно сопровождающему Наставнику Сланейско эс Втайсек айе Хладье, пожелавшему разделить с воспитуемым эту ответственность. Что зря мы сюда по жаре шли, ниери Сланейско: в нашей Школе «кокон» стоит получше. Как посмотрел Наставник… Оилья эс Саиргасса умел веселиться и перед Высоким советом Школы, но сейчас было… скучно, как голос храмового, понятно: не заткнешься – убьет. Пока лехта Ярсьэн спрашивает равнодушно, не его, Наставника: «Скажите, ниери, у этого разумного всегда такая манера разговора?» - и в ответ ему летит с ладони: «Сожалею», - «Тогда хорошо, - оценивает храмовый. – Так с ним возможно вести беседу. К сожалению, поражение мыслительных центров Изнанкой очень сложно отслеживать техническими средствами. Сожалею, заражение умеренное, но…» - по экрану перемещался указатель внимания, замирал на каких-то точках синего, прозрачного, на него не похожего. А он демонстративно пытался дремать, не понимал, да и не снизошел бы тот Оилья эс Саиргасса – слушать… лехтев? Что такое «проросшие споры, предположительно будут атаковать двигательные центры» - понять не скоро, долго еще – той молодости до следующего лета. "Очень необычный характер распространения, - говорил лехта Ярсьэн. - Ньера Оилья, я хочу услышать от вас, что именно вы делали на огражденной территории?" - и как ведь ухмылялся тогда в ответ. Такой... смелый экспериментатор: "На девушку любовался... Что еще можно делать весной в парке?" И серьезно радовался, как в первый раз изменился в лице храмовый, как явно – по помехам на не самом современном стационарном экране понятно, он запрашивает что-то с личного внутреннего, и что-то эмоциональное, наконец, слышно, как он выдыхает вслух:
- С вами, Оилья эс Саиргасса, в вашем вчерашнем… поступке не присутствовало других разумных.
И можно торжествующе высказать:
- Вам видней, таи-лехта, я не настолько отслеживаю обстановку.
И подавиться торжеством на по-прежнему скучном:
- В синем девушка была?
Всерьез до паузы, до того, как Наставник толкнет: «Отвечай». До того, что выпустить наружу удивление. «Да, в синем».
- А… понятно. Средняя следовая ловушка. И зашел… довольно глубоко.
До мгновенной и острой тревоги в голосе Наставника… проявленной. Почти позорящей – его, перед вот этими:
- Таи-лехта Яржэн, скажите, он сможет… качественно работать по специальности? Он… довольно талантливый специалист, несмотря на…
От наставника это неожиданно. И нестерпимо. А от храмового в ответ звучит чуть более открытым:
- Скорей всего, сможет, ниери Сланешко, - а говорит лехтев с местным, нестатусным произношением, помнил, что ухо за это цепляется… перед пониманием сказанного. – При определенных ограничениях на специфику деятельности, расход эмоционального ресурса, присутствие проявленной Изнанки на земле работы. Сколько позволит уровень здоровья и ответственности. Не самая подходящая, но возможная профессиональная деятельность. Я не считаю целесообразным категорически настаивать на перемене избранного профессионального пути. К сожалению, в наших условиях, одна-две закапсулированные споры в организме разумного – не норма, но бывает. При соблюдении общей безопасности… Ньера Оилья эс Саиргасса, я вас прошу сесть рядом и выслушать внимательно – насколько сможете.
Уровень внимательности храмовый не счел целесообразным проверять. Смог – плохо. Выслушивать инструкции по самообследованию, простейшие правила отслеживания состояния и торможения нежелательных реакций… тогда он совсем не собирался. Внутри закипало – медленно, эмоциональное, прорвавшееся недостойно – совсем неприкрытым. Когда храмовый договаривает, что-то там вроде: «В любом более тревожном случае вы вправе немедленно обратиться в храмовый квартал за помощью». «Я – к этим?» - закипает и срывается брызгами, подчеркнуто – издевательски – высокого:
- Благодарю вас, таи-лехта Ярсьэн эс Бранек, что вы позволили…
«Жаль», - медленно отпускает рука. «Очень жаль». И накипевшее канет в песок и пыль равнодушного голоса. В очень холодное – это что все, правда?
- Сожалею, ньера Оилья эс Саиргасса, прогуливаясь по запретной территории, находящейся в чрезвычайно опасной зоне по фону воздействия Изнанки, любуясь незнакомой девушкой… вы добровольно пожертвовали больше личного ресурса, чем могли позволить. Впустую. А также подверглись заражению. Ньера Ленченка эс Вташек – думаю, Вам будет интересно – умерла в этом парке около пяти звездных лет назад. Очень нехорошо, - где-то вслед тому звучит прощальное напутствие. Что дела этого лехтев в этом месте закончены, и такая же пыльная просьба следить за собой и относиться к личному ресурсу бережно. «Вы теперь вынуждены».
А на улице жара и яркое солнце бликует от гранитных плит Большой лестницы. Очень холодное все копится внутри. А разговорчивый, внутренним именем Живчик, Наставник Сланейско идет – и молчит. Надоедает. За поворотом в тень, на аллею, Оилья и выстреливает:
- Ниери… - что бы там было дальше, просилась шуточка про окончание взысканий, про переложите, наконец, на меня этот груз. Ничего не было.
- Материал ты… подопытный, - скучно – слишком скучно для смертельного оскорбления - и горько сплевывает Наставник. – Разумный. После аттестации с личным требованием приходи. Будем специализацию корректировать. С учетом… требований безопасности.
От той грабовой аллеи, где остался один – пусто, без внимания попрощавшись с Наставником – гораздо ближе до этого дня подведения итогов. Когда по небу ползут грозовые тучи, и остается смотреть в окно и приветствовать день, когда пожелал совсем не родиться. Все оказалось правдой. Официальным бланком аттестации восстановительного. Год еще сопротивлялся, захлестывала привычная для молодых высокого населения Мьенже убежденность, что ерунда, известно, лехтев по двенадцать звездных пустого ведра боятся, а потом еще двенадцать – по традиции. Где было следить, как предупреждали, обращать внимание на ерунду: как во время итоговых испытаний курса и после них иногда слишком тяжелыми становятся предметы и расстояний не рассчитать, углы и повороты вырастают быстрее. Как однажды просидел в месте личного пользования, потому что слишком долго понимал, где дверь и как ее открывать. И даже на этом не побежал за помощью, двенадцать раз эта инструкция требуй – очень мне нужно отступать к лехтев…
А потом настало лето. Ночью долго смотрел сон – там текла вода. А потом проснулся, попытался встать – и понял, что не получается. Забыл как это сделать…
Лехтев, тогда прибывший с неотложной помощью восстановительного и настоявший на подробном обследовании, на Яржэна был непохож. Рослый, объемней, чем немаленький Оилья, с очень громким и очень эмоционально насыщенным голосом. И выговаривать этим громким голосом со всем напором, что он думает об отношении пациента к собственной безопасности, себе не отказывал. Другая жизнь начиналась с совсем отдельной жары, что втекала в открытую створку окна, не рассеивалась в прохладном воздухе восстановительного, отдельно ощущалась потным, вот только вспоминающим, как что-то чувствовать, кроме боли, еще не совсем своим телом. Почти под слезы на глазах – под командное: «Согни – выпрями… Теперь в локте. Теперь попробуй присесть», - никогда в голове не укладывал, что привычные движения так… уязвимы и так трудно даются. Ладно, что больно. А, завершив команды, лехтев и загрохотал: «Скажи, силач – ты где о себе думал? И, еще интересней, что? За помощью не пойдешь – пока встать не сможешь, что ли?» И тоже своеобразное упражнение – расцепить зубы и говорить: «Но я… встал?» «Встали, ньера Оилья эс Саиргасса, - этот храмовый говорит тихо. – Теперь прошу вас садиться». Приглашает к экрану, дальше говорит негромко – просто слышно слишком близко: «При среднем поражении – надо было постараться такую… поросль запустить».
Как его зовут, сейчас, глядя на облака, Оилья не мог вспомнить. Того, на ком жизнь и ожидания от своего места за раз и болезненно сломались. На гулком: «При текущем фоне присутствия Изнанки состояние останется средней стабильности. В ключевые точки года возможны рецидивы. Обращайтесь за помощью вовремя».
И разломилось совсем. Там, где экран показывал тусклым, светлым и синим. Смотрел на свой организм – и сейчас, на облаках, снова видел отражение старого экрана: как по нему плелась… грибница. Синяя. Яркая. А тот же лехта… Яржэн эс Бранек тем же спокойным голосом говорил. Что поражение развивается значительно быстрей, чем предполагалось по средним случаям. Что: «Я вам настоятельно советую сменить профессиональную деятельность. На менее расходную». И тому вслед: «Я надеюсь, вы понимаете, что разрешение на детей с таким уровнем здоровья и ответственности вы получить категорически не можете, - понимал, но храмовый все же тратился на объяснения. – Споры Изнанки наследуются с крайне высокой вероятностью. И приводят к гибели родившихся в течении одного-двух малых лет».
Молчал. Собирал в слова. Собралось: «Надо было думать, что делать. Я сделал - и я отвечу». Храмовый говорил рядом. И позволил себе отпустить, что думать - это имеет смысл. И продолжал об обязательных восстановительных периодах. И отдельно: "Вы знаете по служебным обязанностям, что в этот год зимнее солнцестояние нашего времени мира совпадет с Календарем звездных лет. Это означает предельно высокий прилив Изнанки, что может оказаться опасен для города, для вас предельно опасен. Я настоятельно рекомендую вам провести эти дни Somilat в безопасном месте. Если вы примете, мы готовы предоставить вам гостевой дом на храмовой территории и возможную защиту».
…Он стоял, смотрел на облака, и далеко, далеко под остальными мыслями оставался голос лехтаЯржэна. Негромкое напутствие. Что ровным, бытовым укладывало: «Ньера Оилья, вы свою жизнь на своем месте сможете прожить достойно. Если будете ее внимательно держать в руках. И – не торопитесь».
…Но об этом неоткуда знать младшим ученикам высшей административной города Мьенже. Рассказывать мелким продолжение истории, что следующее локальное взыскание от администрации Высшей школы Оилья эс Саиргасса получил через несколько дней после нарушения границы охраняемой территории, поприветствовав подошедшего поздороваться ученика своей группы специализации таким ударом по лицу, что летел тот до самой нижней балюстрады – Имертаи эс Фретка, тот самый ученик, совсем не торопится. Как и о том, что до самого выпуска местная легенда не сказала с ним после и пары слов – и он почти полностью не осведомлен о дальнейшей его судьбе, кажется, в обеспечении связи города служит…
Об окончании этой истории узнать сможет только Имертаи эс Фретка, средний подчиненный городского учетного. Что в дни совпавшего Somilat, в дни сильного прилива замер за аркой информаторской раздела общих сведений о восстановимом ресурсе города как раз, чтоб услышать:
- Ньера Оилья эс Саиргасса? Извините, теи-лехта Ллэаннэйр, вы не сможете его расспросить лично: он за восемь дней до этого летнего солнцестояния выбрал добровольно уйти за Порог.
И как дальше - текла себе вода - тяжелая:
- Возле вот этих дней T'a'hassё u'l'jorrah? Непросто. Возможно, смогу... Нет, не вижу необходимости. Разумно... Сенсоры защитной ограды он мог вернуть в должное состояние? Перед тем, как уйти, - и, за паузой, за которой Имертаи эс Фретка начал отступать от двери. - Да. Вижу. Уже не мог.
...Он и узнал. И рассказал.
А пока все живы, и они скатываются по тропинке со склона Крепостного холма. Спускаются быстро, не запнувшись ни об один корень – непросто, при уклоне тропинки и при том, что ноги не держат, у, здорово… И все так легко-легко… Теперь вброд, перечавкать почти пересохший ручеек (прощай замшевые парадные сапоги, и ладно) – и рощица, и вон мигает красным запретная ограда, но не притормаживает даже Таален…
А дальше в памяти Раивелетта эс Шторценок как булькнуло – что было… Кажется да, смотрели на свернутые сенсоры, смеялись. Кажется, еще пили, в рощице, там камни валялись, сидеть было удобно. И подначивала легкость – а мы что, нам тоже не слабо. И до глубины дойдем, посмотрим, что там – парковый домик разве, а я слышал – озеро? И что совсем своим смеялся старший: ну, кто сюда вернется первым – друг навек, с меня фляга и личная рекомендация нашей администрации, а?
…И разве можно это было озвучить… потом…
Перелезали ограду, ломились с хрустом через сухие сучья, долго, потом вышли на широкую аллею. «А куда тут в глубину?» - «Туда?» - «Пошли?» Спускались, сыпалась дорожка, был камешек - шоркнул, покатился, далеко прошуршал в листве - и взвился этот дурак Таален: "А, что такое, да ты слышал?" - и вдруг подпрыгнул, ошалело на него оглянулся, заорал не своим голосом - и как дернул вниз по склону, не разбирая дороги. Пытался догнать - да где, склон и заплетающиеся ноги подвели, шлепнулся неумело, ободрался. Поднялся, потирая ушибленный бок, потом колено. Понял, что не побежит, как ни хотел бы. Покричал пару раз, глухо... Даже ни эха. Потом накрыло: ну он и дурак - на запретной территории орать. Накатило пьяной легкостью: да не денется, найдет... До личного внутреннего спьяну - та еще радость дотягиваться и вызывать... кто тревогу поднял, пусть и сигналит, как в кустах очнется, а он пока вниз, интересно же...
Внизу еще озеро его... поддержало. Вот. Умней. Ошибся ньера эс Фретка, что про парковый домик говорил. Раивелетт и обрадовался. Так, что озеро подвело тоже. Там еще свет был. Непонятный. Как лунная дорожка по волнам. Коленка саднит, ноги заплетаются, шаг да шаг - вроде трава еще... А там вода. И дно скользкое. Как рухнул...
А вода - теплая, как на детское омовение подогрели. Чистая. Вылез. Покричал еще. "Таль, брось пугаться, иди купаться!" - отклика не услышал. Ну - сапоги скинул и теперь уже хорошо заплыл. Жалко, мелкое...
И все это... вспоминать, вспоминать...
Потом. С утра.
Когда в малый рассветный круг, раньше личного внутреннего с ощутимым чужим вызовом, разбужен был отцовским командным голосом: "Что ты наделал вчера, что один ответственности не унесешь?" Когда шел с больной головой к представительству Службы наблюдения общества Присутственного холма города Мьенже. Когда смотрел, считал кирпичи колонн зала - стык к стыку, чтоб не совсем слышать слова. Чтоб нет, не смотреть на его... родителей. "Таален умер? Совсем? Как это... как... совсем?" Когда пытался говорить, слова были такие... жалкие. Что прямо бы здесь и провалиться. Чтоб не пытаться смотреть на экран, и - да, полагалось – где напрямую с его личного внутреннего запрашивали. Больно было... И когда над головой заговорили, заспорили громкими голосами - отец вместе с самим ньера Роншерном эс Тийе, старшим Мьенже над службами Оценки недолжного и воздействия – с двоими чужими. Этими… лехтев. «Я тоже не считаю целесообразным обследовать мальчика... в таком состоянии», - поддерживал отца его Старший, и сдержанно отвечал ему старший из чужих: "Завтра может быть поздно, ньера Роншерн". - "Но его Семье оставлено право выбора". - "Вы все поддерживаете это решение?" - под конец спрашивает лехта и долго, долго смотрит на ньера Роншерна эс Тийе - чтоб после долгой паузы уронить с руки: "Вы отвечаете за этот город".
...А голова все болела...
Но одного Раивелетт эс Шторценок так и не вспомнил. Ни тогда. Ни когда стало поздно - не завтра, но скоро, к летнему солнцестоянию... когда случилось, накатывало внезапно, из всех ощущений тела оставляя только боль - от звука, перемены света, прикосновения. День ото дня чаще. Его быстро оттранспортировали в восстановительный с уровнем защищенности. К лехтев. И вывод о загадочном заболевании... и приговор был оглашен быстро: множественное поражение Изнанки. Про "искупался" он что, только тогда и озвучивал? Нет, сделать уже фактически ничего нельзя.
…Ни тогда, когда совсем кончалось... Когда в редкий момент отпустившей боли прорвалось громкое: "Да не умрет он своей смертью. Долго, мучительно и... скормит себя Изнанке. Что здесь прорастет. Вам еще мало?" - и Раивелетт выталкивал из себя - звуки... от них было больно. Ими тошнило: "Я... в сознании, лехта... И я согласен..."
И тогда не вспомнил. Бессмысленно уже было вспоминать...
Как тогда, вернувшись с запретной территории живым и целым, вышел - гордился собой, точно запомнил дорогу, ровно к дыре в ограде. Пока шел, вроде ничего было, а в рощице поймал ветер, грозовой, крутил, смерчиками поднимал пыль, мокро сразу было, холодно. А вот и площадка. А пусто - эти... совсем сбежали... грозы испугались? Стремительно пьяный восторг уступал пьяной обиде.
Как остановился, сел на обломок: "Ну вот... Теперь домой, через весь город, темно... В гостевой пойду, он ближе". Разуться только, выплеснуть воду из сапог - хлюпает, и рубашку выжать - на кой в ней купаться лез? - и волосы - не высохли...
Первые капли дождя нагнали его у камней Крепостного холма. Он шел - и ливень лил. Он шел долго. И капли - с рукавов рубашки, с хвоста прически – падали, падали и падали…
предыдущее тутwww.diary.ru/~ingadar/p151687301.htm
www.diary.ru/~ingadar/p152808500.htm
www.diary.ru/~ingadar/p153213902.htm
www.diary.ru/~ingadar/p153377348.htm
www.diary.ru/~ingadar/p163459107.htm
www.diary.ru/~ingadar/p163516211.htm
www.diary.ru/~ingadar/p163545343.htm
www.diary.ru/~ingadar/p163614154.htm
www.diary.ru/~ingadar/p164256663.htm
www.diary.ru/~ingadar/p164336332.htm
www.diary.ru/~ingadar/p166672421.htm
www.diary.ru/~ingadar/p166731112.htm
www.diary.ru/~ingadar/p166776460.htm
www.diary.ru/~ingadar/p166811911.htm
www.diary.ru/~ingadar/p167029819.htm
www.diary.ru/~ingadar/p167134640.htm
www.diary.ru/~ingadar/p167157328.htm
www.diary.ru/~ingadar/p167296853.htm
www.diary.ru/~ingadar/p167617147.htm
www.diary.ru/~ingadar/p169230304.htm
www.diary.ru/~ingadar/p169322053.htm
www.diary.ru/~ingadar/p169371159.htm
www.diary.ru/~ingadar/p169403017.htm
обещанный
вбоквелл про прииииииидурков***
(Взгляд в сторону:
Мьенже. Хладье Дошта. Весна)
- А т-ты слабак, - не очень отчетливо выговаривает ниери Имертаи эс Фретка. Весна жаркая, проклятье ее, очень жаркая, в небе ворчит что-то в котле облаков, не думая проливаться, и воздух душно, вязко пахнет… То ли черешнями, которых очень много вокруг крепостного холма. То ли это так изнутри отдает та медовая черешнёвка, которой с праздника парадной аттестации, при немалом содействии Имертаи эс Фретка, было унесено два бочонка, которые к этому моменту вечера… Ну, один точно опустошили еще к подъему… Второй – а не вспомнить, а еще Имертаи эс Фретка смеялся, протягивал флягу, тяжелая, с каким-то невероятно крепким и ароматным – смеялся: «Из родовых подвалов. Снис-хо-жу…»
Он такая… неотъемлемая часть высшей административной Школы города Мьенже, земли Хладье Дошта. Помогающий в секторе административных и судебных решений. Сколько лет назад он стал помогающим - кто считал... При таком ослепительном умении ниери Имертаи эс Фретка встать на близких позициях - и, говорят, с самым-самым руководством, и вот сейчас – с поймавшими свой первый камешек на нашивки учащихся...
Весна. Традиция. Много, много в этот весенний вечер на Крепостном холме города Мьенже пьется... не только медовой черешневки.
Душно было. Небо пахло черешней... Сильно. До невероятия.
Оглядываться без толку, кружится земля, сверху, с камней, звучит итоговым выводом:
- С-слабаки. Город вам не держать. Говорю...
Собрать голос... Не получится. Икнет таки Раивелетт эс Шторценок - посередине выговоренного:
- Почему?
- Город на трещине стоит. А вы ее бои-итесь. Таален вон, - он кивает, проясняя еще одного сидящего внизу, у камней, - вообще я только заговорил – оберега-ается. Ладно, он мелочь несчетная. А ты… Раи-ве-летт... – имя он выговаривает подчеркнуто. Чуть не издевательски. – Вер-ный сынок. Послу-ушный. Слабаки… - он отхлебывает еще из фляги и декламирует высоким распевным. – Вот мы на первом камешке с Оилья эс Саиргасса…
Без преувеличения, каждый, кто переступал порог высшей административной школы Мьенже и умудрялся продержаться хотя бы до распределения, имя это обязательно слышал. Даже первые, «несчетные». Несмотря на то, что местная легенда уже покинула Школу с полученной профессиональной аттестацией, имя нет-нет и всплывало. От его соучеников, каковым вроде был эс Фретка. От части Наставников. Наставники вспоминали блистательные аттестации, добавляя – вам так вряд ли повезет. Школьные легенды – разнообразные «подвиги». Упоминание о которых не одобрялось Наставниками – для школы это было отнюдь не поощрительным орнаментом.
Судя по тону Имертаи эс Фретка, в этом он со своими руководителями категорически расходился.
- Да разве вы были там? – голос у Таалена звучит высоко-высоко, получается издевательски, вроде как подначивает.
- Я-то бывал, деточка, - округло, ласково выговаривает Имертаи эс Фретка. – На, еще выпей… А вот про тебя не знаю…
И пьют еще, протягивает флягу, ржет уже совсем как равный:
- Да нет там ничего, зря земля простаивает. Заросли. Развалины. Вот видите – живой. А Движок в жопе – Оилья – этим… лехтев… даже сенсоры на ограде на память узлом завязал. Сомневаешься, да? А ну пошли, поглядим!
- А что... храмовые? - запинаясь, выговаривает Таален и поднимается с земли. Потому что эс Фретка такая... традиция и возражать ему не принято. И старший... Тем более что идти там недалеко. И пройтись... Это надо - пройтись...
- А что они могут сделать, - широко-о удивляется Имертаи эс Фретка и вдруг смеется - тоненько, высоко и говорит, как передразнивает. - Выговор прочитали. Представляете, деточки, как это страшно?
Тонко, первым, смеяться начинает Таален. Много-много медовой черешневки, а от фляги еще отдает чем-то горячим и горьким... и все так правильно-правильно...
Так и придется вспоминать.
…Спускающимся с Крепостного холма неоткуда знать, что легендарный Оилья эс Саиргасса смотрит на эти сгущающиеся тучи – совсем недалеко, из окна своего дома, как раз из тех, за черепичными заборами, над спуском к храмовому кварталу. И мысли... как говорят, бродят близко от Порога.
Обязательное обследование специфики воздействия Изнанки в восстановительном второго уровня защищенности ньера Оилья эс Саиргасса завершилось раньше, когда солнце еще не сошло с горизонта. Третий раз - категорически обязательное. С выводом.
И лехтев в насмешку был тем же. И экран тот же. На который какую-то половину звездного года назад смотрел он же, Оилья эс Саиргасса, легенда своей учебной группы...
Сначала «первому в учебе, последнему в благонравии» наставляемому Высшей административной было интересно и смешно. Оценки Старших - это такой компонент освоения необычных территорий восприятия и поведения... Иной раз ценней поступка. Мало, что это лишний раз подтверждало его своеобразный статус: не всем случалось дойти аж до административного порицания и разговора лехтев.
Но храмовый был скучный. Таи-лехта… Ярсьэн эс Бранек. Сказал: сядь и слушай, усыпляюще прочитал правила поведения на территории, подверженной воздействию Изнанки, только не перебить никак, ровной командой отправил в исследовательский "кокон" восстановительного, посмотрел, как он смеется: "Таи-лехта, неужели я завтра умру", - так же равнодушно отозвался: "Скорей всего нет. Настанет ли день, когда вы пожелаете совсем не родиться, пока не могу вам сказать. Идите". А потом на этом экране рассматривал результаты. Показывал – и сейчас не изменилось малоцветное рабочее изображение результатов стандартного обследования специфики воздействия Изнанки. Тогда он пропускал мимо ушей. Помнил, как смотрел на свой отображенный организм, синеватый и прозрачный, как, не дожидаясь паузы, отпустил шумно сопровождающему Наставнику Сланейско эс Втайсек айе Хладье, пожелавшему разделить с воспитуемым эту ответственность. Что зря мы сюда по жаре шли, ниери Сланейско: в нашей Школе «кокон» стоит получше. Как посмотрел Наставник… Оилья эс Саиргасса умел веселиться и перед Высоким советом Школы, но сейчас было… скучно, как голос храмового, понятно: не заткнешься – убьет. Пока лехта Ярсьэн спрашивает равнодушно, не его, Наставника: «Скажите, ниери, у этого разумного всегда такая манера разговора?» - и в ответ ему летит с ладони: «Сожалею», - «Тогда хорошо, - оценивает храмовый. – Так с ним возможно вести беседу. К сожалению, поражение мыслительных центров Изнанкой очень сложно отслеживать техническими средствами. Сожалею, заражение умеренное, но…» - по экрану перемещался указатель внимания, замирал на каких-то точках синего, прозрачного, на него не похожего. А он демонстративно пытался дремать, не понимал, да и не снизошел бы тот Оилья эс Саиргасса – слушать… лехтев? Что такое «проросшие споры, предположительно будут атаковать двигательные центры» - понять не скоро, долго еще – той молодости до следующего лета. "Очень необычный характер распространения, - говорил лехта Ярсьэн. - Ньера Оилья, я хочу услышать от вас, что именно вы делали на огражденной территории?" - и как ведь ухмылялся тогда в ответ. Такой... смелый экспериментатор: "На девушку любовался... Что еще можно делать весной в парке?" И серьезно радовался, как в первый раз изменился в лице храмовый, как явно – по помехам на не самом современном стационарном экране понятно, он запрашивает что-то с личного внутреннего, и что-то эмоциональное, наконец, слышно, как он выдыхает вслух:
- С вами, Оилья эс Саиргасса, в вашем вчерашнем… поступке не присутствовало других разумных.
И можно торжествующе высказать:
- Вам видней, таи-лехта, я не настолько отслеживаю обстановку.
И подавиться торжеством на по-прежнему скучном:
- В синем девушка была?
Всерьез до паузы, до того, как Наставник толкнет: «Отвечай». До того, что выпустить наружу удивление. «Да, в синем».
- А… понятно. Средняя следовая ловушка. И зашел… довольно глубоко.
До мгновенной и острой тревоги в голосе Наставника… проявленной. Почти позорящей – его, перед вот этими:
- Таи-лехта Яржэн, скажите, он сможет… качественно работать по специальности? Он… довольно талантливый специалист, несмотря на…
От наставника это неожиданно. И нестерпимо. А от храмового в ответ звучит чуть более открытым:
- Скорей всего, сможет, ниери Сланешко, - а говорит лехтев с местным, нестатусным произношением, помнил, что ухо за это цепляется… перед пониманием сказанного. – При определенных ограничениях на специфику деятельности, расход эмоционального ресурса, присутствие проявленной Изнанки на земле работы. Сколько позволит уровень здоровья и ответственности. Не самая подходящая, но возможная профессиональная деятельность. Я не считаю целесообразным категорически настаивать на перемене избранного профессионального пути. К сожалению, в наших условиях, одна-две закапсулированные споры в организме разумного – не норма, но бывает. При соблюдении общей безопасности… Ньера Оилья эс Саиргасса, я вас прошу сесть рядом и выслушать внимательно – насколько сможете.
Уровень внимательности храмовый не счел целесообразным проверять. Смог – плохо. Выслушивать инструкции по самообследованию, простейшие правила отслеживания состояния и торможения нежелательных реакций… тогда он совсем не собирался. Внутри закипало – медленно, эмоциональное, прорвавшееся недостойно – совсем неприкрытым. Когда храмовый договаривает, что-то там вроде: «В любом более тревожном случае вы вправе немедленно обратиться в храмовый квартал за помощью». «Я – к этим?» - закипает и срывается брызгами, подчеркнуто – издевательски – высокого:
- Благодарю вас, таи-лехта Ярсьэн эс Бранек, что вы позволили…
«Жаль», - медленно отпускает рука. «Очень жаль». И накипевшее канет в песок и пыль равнодушного голоса. В очень холодное – это что все, правда?
- Сожалею, ньера Оилья эс Саиргасса, прогуливаясь по запретной территории, находящейся в чрезвычайно опасной зоне по фону воздействия Изнанки, любуясь незнакомой девушкой… вы добровольно пожертвовали больше личного ресурса, чем могли позволить. Впустую. А также подверглись заражению. Ньера Ленченка эс Вташек – думаю, Вам будет интересно – умерла в этом парке около пяти звездных лет назад. Очень нехорошо, - где-то вслед тому звучит прощальное напутствие. Что дела этого лехтев в этом месте закончены, и такая же пыльная просьба следить за собой и относиться к личному ресурсу бережно. «Вы теперь вынуждены».
А на улице жара и яркое солнце бликует от гранитных плит Большой лестницы. Очень холодное все копится внутри. А разговорчивый, внутренним именем Живчик, Наставник Сланейско идет – и молчит. Надоедает. За поворотом в тень, на аллею, Оилья и выстреливает:
- Ниери… - что бы там было дальше, просилась шуточка про окончание взысканий, про переложите, наконец, на меня этот груз. Ничего не было.
- Материал ты… подопытный, - скучно – слишком скучно для смертельного оскорбления - и горько сплевывает Наставник. – Разумный. После аттестации с личным требованием приходи. Будем специализацию корректировать. С учетом… требований безопасности.
От той грабовой аллеи, где остался один – пусто, без внимания попрощавшись с Наставником – гораздо ближе до этого дня подведения итогов. Когда по небу ползут грозовые тучи, и остается смотреть в окно и приветствовать день, когда пожелал совсем не родиться. Все оказалось правдой. Официальным бланком аттестации восстановительного. Год еще сопротивлялся, захлестывала привычная для молодых высокого населения Мьенже убежденность, что ерунда, известно, лехтев по двенадцать звездных пустого ведра боятся, а потом еще двенадцать – по традиции. Где было следить, как предупреждали, обращать внимание на ерунду: как во время итоговых испытаний курса и после них иногда слишком тяжелыми становятся предметы и расстояний не рассчитать, углы и повороты вырастают быстрее. Как однажды просидел в месте личного пользования, потому что слишком долго понимал, где дверь и как ее открывать. И даже на этом не побежал за помощью, двенадцать раз эта инструкция требуй – очень мне нужно отступать к лехтев…
А потом настало лето. Ночью долго смотрел сон – там текла вода. А потом проснулся, попытался встать – и понял, что не получается. Забыл как это сделать…
Лехтев, тогда прибывший с неотложной помощью восстановительного и настоявший на подробном обследовании, на Яржэна был непохож. Рослый, объемней, чем немаленький Оилья, с очень громким и очень эмоционально насыщенным голосом. И выговаривать этим громким голосом со всем напором, что он думает об отношении пациента к собственной безопасности, себе не отказывал. Другая жизнь начиналась с совсем отдельной жары, что втекала в открытую створку окна, не рассеивалась в прохладном воздухе восстановительного, отдельно ощущалась потным, вот только вспоминающим, как что-то чувствовать, кроме боли, еще не совсем своим телом. Почти под слезы на глазах – под командное: «Согни – выпрями… Теперь в локте. Теперь попробуй присесть», - никогда в голове не укладывал, что привычные движения так… уязвимы и так трудно даются. Ладно, что больно. А, завершив команды, лехтев и загрохотал: «Скажи, силач – ты где о себе думал? И, еще интересней, что? За помощью не пойдешь – пока встать не сможешь, что ли?» И тоже своеобразное упражнение – расцепить зубы и говорить: «Но я… встал?» «Встали, ньера Оилья эс Саиргасса, - этот храмовый говорит тихо. – Теперь прошу вас садиться». Приглашает к экрану, дальше говорит негромко – просто слышно слишком близко: «При среднем поражении – надо было постараться такую… поросль запустить».
Как его зовут, сейчас, глядя на облака, Оилья не мог вспомнить. Того, на ком жизнь и ожидания от своего места за раз и болезненно сломались. На гулком: «При текущем фоне присутствия Изнанки состояние останется средней стабильности. В ключевые точки года возможны рецидивы. Обращайтесь за помощью вовремя».
И разломилось совсем. Там, где экран показывал тусклым, светлым и синим. Смотрел на свой организм – и сейчас, на облаках, снова видел отражение старого экрана: как по нему плелась… грибница. Синяя. Яркая. А тот же лехта… Яржэн эс Бранек тем же спокойным голосом говорил. Что поражение развивается значительно быстрей, чем предполагалось по средним случаям. Что: «Я вам настоятельно советую сменить профессиональную деятельность. На менее расходную». И тому вслед: «Я надеюсь, вы понимаете, что разрешение на детей с таким уровнем здоровья и ответственности вы получить категорически не можете, - понимал, но храмовый все же тратился на объяснения. – Споры Изнанки наследуются с крайне высокой вероятностью. И приводят к гибели родившихся в течении одного-двух малых лет».
Молчал. Собирал в слова. Собралось: «Надо было думать, что делать. Я сделал - и я отвечу». Храмовый говорил рядом. И позволил себе отпустить, что думать - это имеет смысл. И продолжал об обязательных восстановительных периодах. И отдельно: "Вы знаете по служебным обязанностям, что в этот год зимнее солнцестояние нашего времени мира совпадет с Календарем звездных лет. Это означает предельно высокий прилив Изнанки, что может оказаться опасен для города, для вас предельно опасен. Я настоятельно рекомендую вам провести эти дни Somilat в безопасном месте. Если вы примете, мы готовы предоставить вам гостевой дом на храмовой территории и возможную защиту».
…Он стоял, смотрел на облака, и далеко, далеко под остальными мыслями оставался голос лехтаЯржэна. Негромкое напутствие. Что ровным, бытовым укладывало: «Ньера Оилья, вы свою жизнь на своем месте сможете прожить достойно. Если будете ее внимательно держать в руках. И – не торопитесь».
…Но об этом неоткуда знать младшим ученикам высшей административной города Мьенже. Рассказывать мелким продолжение истории, что следующее локальное взыскание от администрации Высшей школы Оилья эс Саиргасса получил через несколько дней после нарушения границы охраняемой территории, поприветствовав подошедшего поздороваться ученика своей группы специализации таким ударом по лицу, что летел тот до самой нижней балюстрады – Имертаи эс Фретка, тот самый ученик, совсем не торопится. Как и о том, что до самого выпуска местная легенда не сказала с ним после и пары слов – и он почти полностью не осведомлен о дальнейшей его судьбе, кажется, в обеспечении связи города служит…
Об окончании этой истории узнать сможет только Имертаи эс Фретка, средний подчиненный городского учетного. Что в дни совпавшего Somilat, в дни сильного прилива замер за аркой информаторской раздела общих сведений о восстановимом ресурсе города как раз, чтоб услышать:
- Ньера Оилья эс Саиргасса? Извините, теи-лехта Ллэаннэйр, вы не сможете его расспросить лично: он за восемь дней до этого летнего солнцестояния выбрал добровольно уйти за Порог.
И как дальше - текла себе вода - тяжелая:
- Возле вот этих дней T'a'hassё u'l'jorrah? Непросто. Возможно, смогу... Нет, не вижу необходимости. Разумно... Сенсоры защитной ограды он мог вернуть в должное состояние? Перед тем, как уйти, - и, за паузой, за которой Имертаи эс Фретка начал отступать от двери. - Да. Вижу. Уже не мог.
...Он и узнал. И рассказал.
А пока все живы, и они скатываются по тропинке со склона Крепостного холма. Спускаются быстро, не запнувшись ни об один корень – непросто, при уклоне тропинки и при том, что ноги не держат, у, здорово… И все так легко-легко… Теперь вброд, перечавкать почти пересохший ручеек (прощай замшевые парадные сапоги, и ладно) – и рощица, и вон мигает красным запретная ограда, но не притормаживает даже Таален…
А дальше в памяти Раивелетта эс Шторценок как булькнуло – что было… Кажется да, смотрели на свернутые сенсоры, смеялись. Кажется, еще пили, в рощице, там камни валялись, сидеть было удобно. И подначивала легкость – а мы что, нам тоже не слабо. И до глубины дойдем, посмотрим, что там – парковый домик разве, а я слышал – озеро? И что совсем своим смеялся старший: ну, кто сюда вернется первым – друг навек, с меня фляга и личная рекомендация нашей администрации, а?
…И разве можно это было озвучить… потом…
Перелезали ограду, ломились с хрустом через сухие сучья, долго, потом вышли на широкую аллею. «А куда тут в глубину?» - «Туда?» - «Пошли?» Спускались, сыпалась дорожка, был камешек - шоркнул, покатился, далеко прошуршал в листве - и взвился этот дурак Таален: "А, что такое, да ты слышал?" - и вдруг подпрыгнул, ошалело на него оглянулся, заорал не своим голосом - и как дернул вниз по склону, не разбирая дороги. Пытался догнать - да где, склон и заплетающиеся ноги подвели, шлепнулся неумело, ободрался. Поднялся, потирая ушибленный бок, потом колено. Понял, что не побежит, как ни хотел бы. Покричал пару раз, глухо... Даже ни эха. Потом накрыло: ну он и дурак - на запретной территории орать. Накатило пьяной легкостью: да не денется, найдет... До личного внутреннего спьяну - та еще радость дотягиваться и вызывать... кто тревогу поднял, пусть и сигналит, как в кустах очнется, а он пока вниз, интересно же...
Внизу еще озеро его... поддержало. Вот. Умней. Ошибся ньера эс Фретка, что про парковый домик говорил. Раивелетт и обрадовался. Так, что озеро подвело тоже. Там еще свет был. Непонятный. Как лунная дорожка по волнам. Коленка саднит, ноги заплетаются, шаг да шаг - вроде трава еще... А там вода. И дно скользкое. Как рухнул...
А вода - теплая, как на детское омовение подогрели. Чистая. Вылез. Покричал еще. "Таль, брось пугаться, иди купаться!" - отклика не услышал. Ну - сапоги скинул и теперь уже хорошо заплыл. Жалко, мелкое...
И все это... вспоминать, вспоминать...
Потом. С утра.
Когда в малый рассветный круг, раньше личного внутреннего с ощутимым чужим вызовом, разбужен был отцовским командным голосом: "Что ты наделал вчера, что один ответственности не унесешь?" Когда шел с больной головой к представительству Службы наблюдения общества Присутственного холма города Мьенже. Когда смотрел, считал кирпичи колонн зала - стык к стыку, чтоб не совсем слышать слова. Чтоб нет, не смотреть на его... родителей. "Таален умер? Совсем? Как это... как... совсем?" Когда пытался говорить, слова были такие... жалкие. Что прямо бы здесь и провалиться. Чтоб не пытаться смотреть на экран, и - да, полагалось – где напрямую с его личного внутреннего запрашивали. Больно было... И когда над головой заговорили, заспорили громкими голосами - отец вместе с самим ньера Роншерном эс Тийе, старшим Мьенже над службами Оценки недолжного и воздействия – с двоими чужими. Этими… лехтев. «Я тоже не считаю целесообразным обследовать мальчика... в таком состоянии», - поддерживал отца его Старший, и сдержанно отвечал ему старший из чужих: "Завтра может быть поздно, ньера Роншерн". - "Но его Семье оставлено право выбора". - "Вы все поддерживаете это решение?" - под конец спрашивает лехта и долго, долго смотрит на ньера Роншерна эс Тийе - чтоб после долгой паузы уронить с руки: "Вы отвечаете за этот город".
...А голова все болела...
Но одного Раивелетт эс Шторценок так и не вспомнил. Ни тогда. Ни когда стало поздно - не завтра, но скоро, к летнему солнцестоянию... когда случилось, накатывало внезапно, из всех ощущений тела оставляя только боль - от звука, перемены света, прикосновения. День ото дня чаще. Его быстро оттранспортировали в восстановительный с уровнем защищенности. К лехтев. И вывод о загадочном заболевании... и приговор был оглашен быстро: множественное поражение Изнанки. Про "искупался" он что, только тогда и озвучивал? Нет, сделать уже фактически ничего нельзя.
…Ни тогда, когда совсем кончалось... Когда в редкий момент отпустившей боли прорвалось громкое: "Да не умрет он своей смертью. Долго, мучительно и... скормит себя Изнанке. Что здесь прорастет. Вам еще мало?" - и Раивелетт выталкивал из себя - звуки... от них было больно. Ими тошнило: "Я... в сознании, лехта... И я согласен..."
И тогда не вспомнил. Бессмысленно уже было вспоминать...
Как тогда, вернувшись с запретной территории живым и целым, вышел - гордился собой, точно запомнил дорогу, ровно к дыре в ограде. Пока шел, вроде ничего было, а в рощице поймал ветер, грозовой, крутил, смерчиками поднимал пыль, мокро сразу было, холодно. А вот и площадка. А пусто - эти... совсем сбежали... грозы испугались? Стремительно пьяный восторг уступал пьяной обиде.
Как остановился, сел на обломок: "Ну вот... Теперь домой, через весь город, темно... В гостевой пойду, он ближе". Разуться только, выплеснуть воду из сапог - хлюпает, и рубашку выжать - на кой в ней купаться лез? - и волосы - не высохли...
Первые капли дождя нагнали его у камней Крепостного холма. Он шел - и ливень лил. Он шел долго. И капли - с рукавов рубашки, с хвоста прически – падали, падали и падали…
@темы: сказочки, Те-кто-Служит, Тейрвенон, Тильсенн
-
-
21.11.2011 в 16:51-
-
21.11.2011 в 18:51я этот хвост рассказывал - страшно было. ага
ну блин. идиоты(
-
-
21.11.2011 в 19:03И, выходит, там, где он шёл и капли разносил, тоже что-то нехорошее произросло?..
-
-
21.11.2011 в 19:08поменьше, чем то, где воду вытряхнул, но все-таки
-
-
21.11.2011 в 23:02Но хоть в конце его на что-то дельное хватило.
-
-
21.11.2011 в 23:14мне в этой истории больше всего Оилью жалко. хотя тоже сам себе дятел.
-
-
22.11.2011 в 06:46Младших жальче.
-
-
22.11.2011 в 09:39но голову включать... ну хотя бы иногда?
-
-
22.11.2011 в 10:33-
-
22.11.2011 в 10:44-
-
22.11.2011 в 12:27firnwen, на мой взгляд эс Шторценок он скорее инфантильный по самое немогу. И да, что он вляпался он понял когда заболел. Во что вляпался - боюсь понял только перед смертью.
-
-
22.11.2011 в 13:44-
-
22.11.2011 в 14:04Инге меня поправит если что, но Семья Шторценок одна из старейших в городе и традиционно занимает свое место в городском магистрате. Деточке файского гонора статусного отсыпано сколько надо, а мозгов видимо не досталось. Зато семейный статус в жопе свербит и очень его это, поутверждать тянет, статус этот. Ну и плюс привычка к тому, что всякие плюшки они это, по статусу положены, потому что старая и уважаемая Семья и все такое.
А, ну и по возрасту этого... деятеля... ему этак лет 17-19 биологических было, если я не ошибаюсь. Мозгов правда мало не по возрасту...
Я даже не удивлюсь, если они с тем же Саайре примерно одного возраста - биологически.
Позволю себе небольшой спойлер, но в самом начале, ньера Алейнар а'Нард такой был, так вот это... гхм... тело... тоже образчик наличия статуса и отсутствия мозгов, приправленного некоторым инфантилизмом.
-
-
22.11.2011 в 14:45-
-
22.11.2011 в 15:13-
-
22.11.2011 в 15:16-
-
22.11.2011 в 15:22-
-
22.11.2011 в 15:30Слушайте, а в систематизированном виде их специализации у вас есть, или сугубо из текстов вытаскивается? А то я пока в текстах немного вязну, получается такая... неполная матрица с известными, неизвестными и известными непонятными.
-
-
22.11.2011 в 15:36-
-
22.11.2011 в 15:42-
-
23.11.2011 в 00:32firnwen, ...а я ща рассказываю, как так получилось. что он очень старше. ы
-
-
23.11.2011 в 01:52поправлять не буду. ибо да - статусная балованная деточка. местный вариант гхм ношения детей как медали, я боюсь.
-
-
23.11.2011 в 05:23-
-
23.11.2011 в 10:04талантливый товарищ...