пролог - здесь ingadar.diary.ru/p93030149.htm
раз здесь ingadar.diary.ru/p93149876.htm
два здесь ingadar.diary.ru/p93264326.htm
три здесь ingadar.diary.ru/p93336170.htm
четыре здесь ingadar.diary.ru/p93399476.htm
пять здесь: ingadar.diary.ru/p93465902.htm
шесть здесь: ingadar.diary.ru/p93496607.htm
семь здесь: ingadar.diary.ru/p93872405.htm
восемь здесь: ingadar.diary.ru/p93989897.htm
девять здесь: ingadar.diary.ru/p94079450.htm
десять здесь: ingadar.diary.ru/p94149881.htm
одиннадцать ingadar.diary.ru/p94192358.htm
двенадцать: ingadar.diary.ru/p94285343.htm
тринадцать: ingadar.diary.ru/p94389233.htm
четырнадцать: ingadar.diary.ru/p94446461.htm
пятнадцать ingadar.diary.ru/p94507145.htm
шестнадцать ingadar.diary.ru/p94742456.htm
и далее будет крайне специфическое блюдо. я общал местного извода лирики - он будет.
фрагмент часть раз
А теперь возьмите авторское полное непонимание, шо такое любоффь, добавьте к этому специфическое местное устройство головы и его конкретные изводы об конкретные головы и прочие издержки местного устройства и моего неумения
оно специфично, оно эпично, оно много что еще и в общем, нечитаемо))
а что и за что бы продал автор - это его проблемы - не так ли?
в общем, мы кажется видим развитие скучнойибогендерноне...тоестьправильной...афигня лирической линии, зачем-то автор еще притаскивает за уши очередных странных обитателей местного мира и их представлений о разном
и это до-олго. хотя на самом деле - ну ничего не происходит)
я гляжу ей вслед, ничего в ней нет, а я все гляжу...***
Они построились. Тренировочное поле как раз под количество - ровных, цветных колонн, младшие – городков Башни – от самых маленьких, первого Дня Имен - до постарше. Сигнал, три громкие музыкальные трели – и вся раковина тренировочного поля наполнится звонкими голосами, стройным хором – где-то на качество исполнения их оценивают отдельно, здесь может быть тоже. Приветственный гимн великой и нерушимой, что широка и необъятна и всячески бережет и защищает наше радостное детство. Гимн, который каждый ее юный житель запоминает в довольно мелкие годы.
Зверенку Райэну, правда, повезло выучить этот "шедевр" кривой перекрестной рифмы в относительно зрелом возрасте, с уже приросшим своеобразным отношением, что унес с собой - на долгую-долгую жизнь... Что поделать, у Присягнувших, как их любят называть разнообразные торжественные опусы - "живого щита, верного и в жизни и после" - очень характерное отношение к великости и бессмертности нашей нерушимой. И к пафосной трепотне отдельно. Очень это утомительное и неблагодарное дело - работать щитом - затычкой - на многочисленные дыры прославленной и бессмертной (и во глупостях своих в том числе). Особенно когда ты живой. Состоит отношение из трех слагаемых. "Воззвания много не стоят", "Держи язык на привязи" и "Делай, что должен" - то есть выполняй присягу. Потому как если цена твоим словам иная - сам ты тоже многого не стоишь.
…Можно еще, но не нужно – дальней мыслью подумать, а действительно – перерасход ресурса, и опоры прогибаются на середине...
Их много – они поют о великой и нерушимой, о земле, что бережно хранит свои ростки... О земле – высокий Внешний оборонительный совет которой с упорством идиотизма твердит, что "разумные не воюют" и ничего не случится. А в пользу "случится" взлетным сигналом гремит весь опыт, а здесь – считай, что передний край принятых секторов. А этих мелких только на этом поле – оглядеть и сказать: их в максимальный пассажирский загрузить – и то с трудом получится, а если с семьями...
Прогибается опора посередине. Так ощутимо – прогибается.
...И на что там – так пристально смотреть командиру? Тоже потребовали оценить... не гимн же? А смотрит. Держится – нерушимо прямой стойкой. С одним нарушением. Встал рядом, руку – на перила беседки... Не скажешь: оперся – по выправке не похоже. Только четко, до блеска, до темного и колючего под солнечным светом – серо-зеленый узор – пластинки чешуи и когти... Так кажется, а еще больше, что чуть-чуть – и пойдут трещины по перилам, не выдержит - лаийя, спаянное дерево. От одного напряжения.
Зря так думать, так задаваться вопросом, что никак недозволенное действие обгоняет мысль, даже способную его остановить. Ерунда - тоже положить ладонь на перила – на расстоянии дальнем... достаточном, чтоб почувствовать, значит – близко. "Кому – ты говоришь: я здесь – я рядом? На что Вы так смотрите?"
Ответ будет. Каменной окажется волна поднимающихся детских голосов – тараном... старинным – ударит – и впечатает в стену, чтоб трещина пошла по броне. Чтоб прорвалось коротким, таким же каменным:
- Как их... много.
Каменным огнем, который очень быстро справляется со всеми защитными экранами. Уверенность, что теперь понятно, о чем думает и почему ему так - оказалась такой же каменной. Достаточной, чтоб на скорости маневра - руку не отдернуть, убрать: по форме руками разговаривать не полагается. И отозваться, пока гимн допевает, как там мы прекрасны и непобедимы:
- Мы ее удержим, командир. Должны - удержать, - а чтоб не повисло лишним воззванием, дальше надо десяткой... двадцаткой – рапорта, и откуда у эль’нере сен айе Тольмарка берется такая уверенность…
"Утверждают, способностями в экстренной биологической недолго живущие не отличаются. Пусть - утверждают".
…Просто так было – прошел удар, и пошла трещина, по самой глубине - огненный разлом, делящий суть и слово напополам... Не разными потоками мыслей – другим – отдельным. Стоял – эр'ньеро эс Тийе эс Сьенн, слушал достойно четкий, и по содержанию достойный доклад о состоянии Крыльев Башни и их готовности к "нежелательным воздействиям". Мало – слушал: спрашивал и требовал ответа, и еще успевал отмечать, как подхватывают его внутренние расчеты.
Только по другую сторону трещины внутри оказался он же – другой. И не успел оказаться, как уже – смотрел, полностью – так, что дальше не оставалось… Глупо было понимать: в первый раз с тех пор, как вообще видел - разглядел, что она ростом не выше своего воспитанника... Крепче, конечно. И все равно. Яркое, чужое, неправильное гражданское – и такая безоружная точность другого - до крохотного движения, до дыхания, единственно позволенного в "парадной доклада". Никуда не делось - здесь, на твердой земле - чудовищной открытостью, разве для системы взаимодействия...
А там, в фиолетовом небе… Не в ритм слову, четкой и выдержанной беседе временно отставленного – все равно нашего командира – Седьмого круга Башен и командира же верхнего крыла… Там звенит – все время первым весны – свежее, послегрозовое – ветром, ярким и пьяным... столетия – дышал бы.
Столетий – не получится.
Мысль, что целит подбить по плоскостям, надо подхватить встречным ударом... Но с такого расстояния и себя зацепишь – зацепил. Осталось понять – с тем обращением, что никогда не разрешал себе произносить вслух Райэн Безумец – слишком близкая дистанция: "А тебя могло не быть. Этот день назад - я бы только принял к сведению..." Но время треснуло и стало другим – и понимать нелепо, словно внутри столетней каменной брони оказалась птица – и птица была живая. Что изменилось? – все как должно быть, но лиловое грозовое небо звенит – рядом, и отвлекается на двенадцатую выдоха от обсуждения слетанности Крыльев - "четкого, моя школа" - командир Безумец, оставшийся на той стороне трещины. На вывод – бесспорный, как бронированная дура, возникшая перед передними маневренными. Внезапно и ниоткуда – от вывода так же охренеешь.
…Он просто стоит – и узнает как это.
Старое, памятное из давних глубин – где детство. Там, где смотришь на мир еще снизу вверх. Снизу – рисунок, орнамент лабиринта на полу гнезда Сьенн – причудливые переходы каменной мозаики выныривают, переплетаются с жестким и теплым плетеным покрытием "мест, где" - сидят, спят... да что угодно. Еще одним – кажется, согласованным ритмом пляшут, переливаются по полу цветные блики от витражей "вечерних" окон. А сверху над ним, где-то с восхода – ткацкая рама бабушки Сейренн стоит у "утреннего", рабочего окна – голос, густой, чуть хрипловатый – так кажется, что за ним пересыпают камешки. Негромко – теи Сейренн поет «для себя и для работы» - долгие песни зимних дел, выдержанные в ровном ритме, «как ложится снег за окном и нити в работу»:
Просыпалась рано вставала прежде света
на пороге первых дней новорожденной осени
сонным покрывалом серого цвета
шелковым гасила солнце
спрашивала после слабые травы
не помнят ли твоего следа
покидая взгорье, оставила тайну
шептала, пела
"Знаю тебя легким,
знаю лучистым"
слово кануло в землю
до юной поросли
до нового лета…
А плетенка пола к нему очень близко – Зверенок Райэн тоже занят работой, постижением задачи непростой и необходимой с точки зрения родичей-дарра – он учится сидеть удобно. Кошмарно нудной задачей, а из песен под долгую работу – получаются и неплохие колыбельные:
как вошло в силу утро, звала, искала
на седых камнях оседала солью
сквозь прорехи серого того покрывала
пухом золотым просыпалось солнце
камни стен твоего дома
трогала руками
говорила стенам, себе не веря
"Знаю тебя светлым,
знаю счастливым"
время теней провела за прялкой
солнечный пух да каменный смех -
все мои нитки…
И все же он не заснет к последнему куплету, зачем-то прислушается – и не выдержит, рассмеется…
Таким оно будет неправильным и странным воспитаннику гнезда Присягнувших: «Знаю тебя уязвимым, знаю тебя живым…» - повторяет вслух Зверенок Райэн и смеется. То есть, пробует засмеяться. А дальше за какой-то миг – ну как считать доли выдоха, когда дышать совсем нечем? – приходится соображать, как бы так упасть, правильно сгруппировавшись – и мимо очередной каменной дорожки?
- Скверно, - оценивает результат тот же негромкий голос, сверху. Кажется, бабушка Сейренн совсем не отвлекалась от работы, старательно ложится тонкий, "на звонкую основу" - узор, так же – удобно – сидит она, ткет занавесь. Смеяться: «"Удобно" по представлениям дарра означает "я могу нанести удар, не отрываясь от основного занятия"», - Райэн эс Тийе эс Сьенн начнет примерно к последним курсам... И немногим раньше – отслеживать вовремя движения теи Сейренн эс Сьенн - бабушки из гнезда Присягнувших. Но до этого очень и очень далеко. Тогда только выпрямиться – и двумя руками, очень громко спросить: почему? И – все же признанный внук, ее именем Зверенок – получить ответ.
- Раз - левую руку ты, так на нее валясь, уже б сломал... в двух местах. А два, тяжелее - если ты вправду удобно сидишь, чтоб сдвинуть тебя с места - уронить тем более - нужен хотя бы таран...
То, что направленная затрещина Присягнувшей (да в том уже возрасте, где броня «остается с тобой и дома» и любому видна) с тараном по мощности примерно сравнима - Зверенок Райэн объяснять не берется. Потому что приняли – принимай, и потому что куда важнее получить ответ на более насущное, поправить жест: "Почему? За что?"
Вот тогда теи Сейренн отвлекается от тканья занавеси. Разворачивается - сидит тоже: удобно. И говорит подробно и медленно:
- Потому что глупых, Зверенок, бьют... И плакать не разрешают. Тот, кто смеется над неизвестным ему, увы, вряд ли умен. Так над чем ты смеялся?
Зверенок фыркает. Сердито. Упрямо. Дальше требуется ответить.
- "Знаю тебя уязвимым, знаю тебя живым", - и снова фыркнуть. - Это же совсем смешное. И слабое. Вот если бы... - запинается, его подбадривают: что если бы? И подбирает, что тогда должно было бы звучать - самым ярким и правильным:
- Ну... Не знаю. "Знаю тебя самым большим... Победившим всех".
Бабушка Сейренн уже смеется. Так, плохо слышно, как умеют только самые старшие, что слышишь не снаружи, а внутри головы... И то: обучаешь себя слышать:
- Очень глупо, маленький Зверенок, - говорит она, отсмеявшись. - Совсем глупо. Победить - это не очень сложно - если тебя хорошо учили и ты хорошо учился. Достаточно уметь пользоваться головой, бить эффективно и отступать вовремя... Учись хорошо, Зверенок - узнаешь. - А дальше другим голосом, глубоким, речью раздумий, как куда-то над ним. - А узнаешь ли другое - я тебе не могу сказать. Это долго и непросто – дорасти до времени научиться, как получается вылезать из всей защиты... как это дорого и страшно – другой, что может – при тебе быть без брони. Некоторым приходится прожить всю жизнь – и так этого и не узнать... - потом теи Сейренн вернется – во время сейчас и улыбнется внуку. - А до тех пор, как ни объясняй – бесполезно. Это ж куда сложней объяснения, что людям удобней сидеть всем собой, а не четвертью полупопия...
Это было – долго считать, как давно... дольше только - сколько с тех пор еще было... И чему только за то время ни успел научиться Зверенок гнезда Сьенн. Сидеть удобно. Думать головой. Нападать эффективно и отступать вовремя – и не отступать, когда больше ничего не остается. И на всякий случай - не смеяться над тем, чего не понимает.
...А присмотреться и назвать: именно так. Встало рядом, стало еще одним им же – и сказало: так тебе сейчас и есть. Правильный ответ на давнее известие о неудачных испытаниях он договорит сначала: «А с этого выдоха и дальше я знаю по-другому. Тебя могло не быть – и это осталось бы со мной надолго – чужим ветром, как будто это я вел тебя в полет – самый дальний из возможных. Просто – до невыносимого правильно и легко – что ты все-таки есть...»
А дальше можно еще раз вдохнуть, пока по лиловому небу катятся разряды молний и командир Седьмого круга Башен нетерпеливым жестом позволяет эль'нере Иллрейн айе Тольмарка высказаться о старшем навигаторе Башни 37.126, игнорируя требования местных уставов, и слушает меткий армейский. Но пока мрачно смеется командир Безумец над точностью именования пустояйцего золотонашивочного "долбоящиком" - с третьей стороны его действия и состояние оценивает еще один, посторонний, непроизвольно включившийся наблюдатель. Привычное: а теперь оцени, как выглядит ситуация, если смотреть из левого верхнего угла над ней. «Вот это?» - оценивает наблюдатель, и далее, словно выдавая на личный внутренний в точном расчетном – все показатели всей ерунды, присущие собеседнику – о статусности и смертности. «Логичное биохимическое следствие проблем с внутренним ресурсом, - делается вывод. – Выбор объекта свидетельствует о том, что проблемы критические». Безумец выслушивает терпеливо и подробно, как иного "долбоящика" - краткий примерный анализ этой побочной биохимической реакции, ее основные составляющие, все анализы физического состояния и статуса эль'нере Иллрейн айе Тольмарка. И оба они – командир Безумец и этот другой и новый – оказываются одно целое, одним ответом - подробным, точным и красочным - куда и с какой скоростью передвигаться говорящему.
«Едри тебя предельной мощностью, драгоценный наблюдатель, - всплеском огня каменных рек смеются оба Райэна Безумца. – Это хотя бы яркая – и достаточно неожиданная «биохимическая реакция», чтоб было интересно проследить ее на своем примере. Из всех окружающих последствий – наиболее живое…»
"Я стою, - смеется дальше тот, новый Безумец, что был на свете только – вот и сейчас, и было все равно, сколь это не пристало и безоружно. - И небо надо мной, и другое небо звенит, и я дышу – безымянные, не вспомнить, за сколько по-настоящему! - и просто – это хорошо. Это так есть. А любому "потом" - со всеми здравыми смыслами и принятыми традициями разрешаю смотреть из дальнего угла и подавиться: не вижу - слишком передо мной огромное".
...Было правдой, предельной, над которой точно не стоило смеяться. Малости не хватало другому - другой - чтоб вдруг оказаться целой вселенной. Огромной - открытой и единственной - сильной - беззащитности живого. Страшным. Способным сдвинуть - если не весь мир, то одну голову.
До ошеломительно простого – вдохнуть правильно, «всем собой» и оценить: странная биохимическая реакция, способная добраться дотуда, где встречаются небо над моей головой и взгляд моего бога. «Знаю тебя разной – знаю тебя живой – знаю тебя рядом – в пределах, внутри мира моего – хочу узнать ближе… И это единственное «потом», что я готов принять – перед небом и взглядом – того, что выше меня»…
…Но трещина мира осталась и она напомнит – огнем, научившимся плавить камень и сносить броню. С другой ее стороны ответит – эр‘ньеро Райэн эс Тийе эс Сьенн, что успел выслушать и оценить подробный рапорт командира Крыла своей Башни. И было-то все недолго…
«А «потом» очень сомнительно, что будет. Предполагаю, довольно скоро – дожить всем хватит. А ты говоришь с командиром, Безумец. С неплохим – учить начинал, отвечаешь – командиром тех, кому придется затыкать дыры мироустройства и политики нашего благословенного государства единственным восстановимым его ресурсом. С командиром, которого лично ты сюда поставил. Потому что с самой дерьмовой ситуацией – должен справиться. …Такой – я тебя тоже знаю…»
автор колыбельной - не я, друг-соавтор Black_Anna a.k.a. Gaellio
ЗЫ: вот тут www.diary.ru/~eleventhland/p94879913.htm -