Сначала – на правах несерьезной иллюстрации к дальнейшему, а также к женственности и хрупкости моей Похваливаюсь обновкой. Цивильной тчк. В семействе. Смотрит на меня братец и говорит: чего-то тебе к этому не хватает. Понял: портупеи, кобуры с маузером и пары гранат)
…и вот так всегда)))
Если же серьезно – я ведь могу подумать, откуда уши растут у этого желания делать из меня ах, какое девочко. Да только результат, боюсь, авторам не понравится.
Да только – увы мне. Мы, конечно, и на девочковом кое-как разговаривать умеем
только вот такая фигня получается
Когда она встанет крайней –
перед смертью с любовью и прочих равных –
то разведет пустыми руками:
я так старалась –
не получилось,
что-то сглючило
в соединеньях души и тушки.
...первым она потеряла имя, каким шептала его в подушку.
Утренней нежности - ощутимой:
напильником по душе и телу.
Не то, чтоб дома - на край постели,
не то, чтоб дома - но как хотелось.
Но в этом доме порядок точен,
сиди, молчи, стреляй по команде,
а если вздумаешь что-то пискнуть –
а уж тем более за порогом...
Лечись молчаньем –
учись отчаяньем.
Иные, детка, в твои-то годы все получали.
...А счастье - мелкое мое счастье
за мной бежало, но задыхалось,
не успевало,
бегу быстрее.
Но в самый раненый, самый крайний,
где с камня бы и башкой на камень –
оно дотягивалось руками,
твердило - канет –
еще два выдоха - будет после.
Вторым она обронила имя, каким скулила его сквозь слезы –
всех тех "за что", и иную мелочь,
где дело чисто –
не то, чтоб дом, но стены - четыре,
не докричишься –
и вот поди же - ну и конструкция у той камеры –
они сдвигаются –
ближе, ближе –
не очень скоро, по миллиметру,
гляди - свихнешься, пока доедут –
что за заспинной - подумать страшно, но явно - ветром.
Там тоже стенка –
не докричишься до безначалья –
далеко падать.
Иные, детка, в твои-то годы уже кончались.
А счастье, глупое мое счастье,
сидело где-то за этой стенкой - не докричишься –
и выло тоже.
Но в час, когда за четвертой треснет –
оно пролезет.
И даст по роже:
живи. И смейся - и пой - и помни: бывает больно.
Еще бывает смешно и скупо.
Последним она уронила имя, каким шипела его сквозь зубы,
и оказалось - что в чистом поле –
ни стен, ни крыши, ни адских камер –
одна под небом –
и так спокойно - как будто вовсе над облаками –
какой тут, господи, подоконник?
Эй, счастье, светлое мое счастье –
летать умеешь? –
авось догонишь, пойдем по свету.
А ты, который остался с краю –
как звать? - не знаю.
Какой-то - кажется, звался радость –
родным и прочим - светло и больно,
ой, что бы ни было - не достанешь,
живи спокойно
с своей любовью
(...второй - не будет...),
авось прокормит.
Живи подольше.
А главное - по-даль-ше!