[ingadar]

по поводу темы в сообществе - прошу прощения: не могу найти толковой ссылки на программу хотя обыскалась((

а сюда - закину все четыре. пущай висят
о героях и не только

стехи.многа

Часть раз. Объяснительная
"я говорю от лица так, одного персонажа" (с) Остров

Потому что пока оно страшно, как свет в темноте.
Потому что ножом в рукаве небо прячет весну…
Возвращаться к тебе – как ложиться в чужую постель,
уходить от тебя – как идти проиграть на войну.
Потому что они режут руки, осколки дорог,
как ни складывай их – не получится слова «люблю».
Не бойся, девочка – даже сто лет не срок.
И пусть это ложь, как то, что нас не убьют,
что мы будем жить полтора-два десятка зим,
что все слова пьются проще, чем пиво с утра –
о том, в какой постели легко чужим:
честнее всего на снегу. Но война – вчера.

Потому что насущное чудо не дадено днесь,
и ему слишком зябко на этих кругах пустоты.
Потому что всегда наше «завтра» - гадательный жест,
а сейчас нас ведет на таран с необходностью «ты?!»
Потому что тебя видно с неба. А ветры не спят –
они смотрят в прицелы с оград своего рубежа.
Не бойся, девочка, я просто люблю тебя! –
Хотя лучше ты бойся, ведь мне же не удержать
твоего дыхания в этой метельной мгле,
только ждать и ждать, когда падет тишина.
Оттого что ветру муторно на земле,
оттого что – небо! – завтра еще не война?

…Но пока до краев всего света метель и метель,
и на сих берегах нас по прежнему сводит с ума –
возвращаться к тебе, как ложиться в чужую постель…
Я вернусь! – не пройдет ни полгода, ни снег, ни зима.
А они караулят – колючие сети дорог,
как ни переплетай – не распустится «не отпущу».
Не бойся, девочка – время не в счет. И не в срок.
Я, может быть, когда-нибудь научусь.

Часть два. С точки зрения девочки.
С весной приходят платы по ноябрю,
по всем счетам – и что им ответить, всем?
«Я таю, таю, я скоро договорю
все то, что есть – и там замолчу совсем»?
Совру. Не знаю, который последний раз.
А Небо снова запутает нас – кто чей.
Но там, где спрятан мой золотой запас –
всех проходных – все звонче. И горячей.

Все дальше – дальше, на третьем конце моста,
на дне стакана, с выводом: сам дурак…
Я не удивлюсь, когда научусь летать –
чуть-чуть иначе, чем вниз. Да хотя б и так.
А то, что там вязала тугая нить –
когда дремала любовь, и попутал черт –
как я боюсь, когда это так звенит! –
оно, родной, пожалуй, что не причем,

как правда пола – и правило потолка,
которым прикроет время, твердя: держись.
А я – хочу уснуть у тебя на руках.
Хотя бы раз. И можно – на целую жизнь.
Но будет утро, под маскою «все путем» -
да, все путем, и мне с него не сойти.
Не бойся, любимый – время, оно пройдет,
но мы чуть раньше. И как тебя обойти?

Как вырваться? Вьется нитка – тонка, тонка –
и кто бы там ни тянулся, все не спасет.
Но – если я стану снегом в твоих руках,
ты не удивишься. Ты капли стряхнешь – и все.
Где наши правды выжжены изнутри –
не переписать их. И не приравнять нулю.
Договори же. Договори же. Договори.
«Не бойся, девочка. Я тебя не люблю».

Часть три. От автора
«не люблю кино про Ромео с Джульеттой:
сколько не смотрел – они все умирают» (с) Аше Гарридо
Слушай, Светлый, отпустил бы на волю – и зачем меня терпела бумага? Я писал ее с конца. Я все понял – до имен, еще до первого шага, и ни раз, ни два, ни двадцать так делал… От финала. С безнадегой побега. А она себе летела и пела, и не знала, что я начал – со снега, до которого – снега и любови, до которого надежды и войны… Мне бы под руку толкнуть ее, что ли, прошептать ей – обернись, это волны – от всего того, что было не жалко, от всего того, что вдрызг прогорело – отбегают от песка шаг за шагом, чтоб вернуться вспять – стеною и гневом. А она не помнит, в коем-то свете, а она не помнит, в коем-то годе, а она слова бросает на ветер, не задумываясь, что там восходит: прорастают, безнадежно и право – на оплату нашей грешной печали, семена огня в редеющих травах, и снега огню всегда не прощают. Это ветры собираются в судьбы, принимаются выращивать бурю. Где смеяться ей, и все твердить «будет» - не оглядываясь, что караулит. Что на легкость ее и на беспечность в бесконечном – где-то – зрительном зале, собираются и Время, и Вечность, а они предпочитают кровавей… Слушай, Светлый, там – где встать виноватым мне – каким мне словом с ней расплатиться? А она – про хорошо и про радость, а я знаю, до конца – три страницы, на каких не предусмотрено «завтра» - только снег. И неизбежность потери.
Если б мне суметь забыть, кто тут автор, и совсем немного сесть да поверить!
Не смогу.

Часть четыре. Оправдательная?
автору – от девочки
«Стыдно убивать героев для того, чтобы растрогать холодных и расшевелить равнодушных» (с) кажется, Е. Шварц
Ладно, автор, брось: ведь этих переплетений не изменишь на "все хорошо", не отменишь выстрел. Все давно сбылось. Но остановилось время, где финал уже решен, но еще не дописан. Как я знаю - о чем - этот ливень неровных строчек, где финал закрыт и ясен, как дно колодца. Я - твоя монетка. Жаден - ваш перевозчик. Не в заклад, а в долг... Кто знает, чем отольется? А еще сказала бы - в оправдание или в расплату? - (Как дойду - пойму... Да оттуда сказать - нет шансов.) - сколько там страниц, где можно - летать и плакать, в общем - так не мало... Ты бы не отказался от чего-то подобного - в личных счетах печалей?
...Это было - небом, и неба мне было мало. И нельзя иначе - так полно и так случайно - отдавать любимых дальше. За край финала. Понимаешь, автор - смерть не в случайных залпах, не в твоем беспомощном: я не могу - так было... Это было - так полно, что места для веры в завтра там не оставалось - и завтра не наступило. Не вместить - не пустят правды простых побегов, все тепло, и святость, и тщетность земных пристанищ. А еще - ты знаешь, больно только вставать со снега. И почти не больно - если уже не встанешь. Знаешь: это тебе вставать - раз, другой и третий, понимать: болит, а потом - дописал ли, выжил? На одну монетку дальше от края смерти. На одно сказанье - к самому устью ближе. Это все потом, когда все станет искусством, разлетится в свет, по разным дальним знакомым. Тебя не простят: ни тире, ни слезы - не спустят.
Потому и бессмертны, что лодки под вами тонут. Тяжела легким водам та плата! - кормите раков! А быть может - слагайте дальше - и что угодно.
...А пока я счастлива - сколько тысяч печатных знаков?
Если все же перевезут, мы поговорим подробно.
Ладно?