история про Радко

[ingadar]

сил моих нет ставить ссылки) попробую по дайри-методу
я тут подумал предупредить... может быть, тем, кто боится крыс, дальше и не надо...

эта история ingadar.diary.ru/p182311282.htm - оказалась ее частью. предисловием.
это тоже немного предшествующего непосредственным событиям. от друга-соавтора eleventhland.diary.ru/p182408147.htm

Тейрвенон, мир Далия, через сколько-то лет после "далиенского конфликта"
история в ритме Канона

Сыновья

1.

1.
О своем прежнем доме Радко помнит немного.
Но там был кораблик.
Он стоял на самой верхней полке,
так, чтоб даже пододвинув стол, поставив на него стул, а на стул еще ящик, он все-таки не мог до него дотянуться.
А еще он помнит, как шел по коридору своего дома,
а тот внезапно был длинным,
длинным,
очень длинным,
а с потолка росли острые осколки большого красного стекла
и вода с них капала тоже красная,
плотная, не растворялась –
в той, что тоже была –
на полу,
а коридор изгибался, и где-то в конце его могла открыться дверь.

Потом ему сказали - он тяжело болел.
Ему никогда не скажут - возможно, это их и спасло.
Семьи непосредственно причастных к далиенскому бунту эвакуировали последними,
но наличие малолетнего члена семьи, еще в возрасте до первого имени, схлопотавшего серьезное поражение Tairhien, перевело их ощутимо вперед по очереди.

А то, поговаривают, им бы светили карантинные поселения.

Это серьезная тайна,
но в третьем поселке бывших жителей столицы о ней говорят все.
Радко, правда, предпочитает слушать.
Когда мальчишки в школе обмениваются рассказами о страшном.
Говорят, карантинные поселения оставили слишком близко к городу, чтоб их жители разгребали развалины.
Говорят, люди работают и то, что течет в городе, их меняет, и они постепенно становятся не совсем людьми.
Говорят еще, что туда отправляют тех, кто получил взысканий тяжестью на штрафной корпус.
Но это - Радко знает - совсем вранье:
его старший брат Шеловда в штрафном корпусе был прошлой осенью, все учебное время.
Вернулся совсем человеком.
Правда, Радко его не спрашивал.

Радко еще не взрослый - еще три малых года осталось –
но он уже знает: есть вещи, о которых совершенно незачем говорить.
Об отце.
О войне.
О том, что течет в городе.
О том, что мелкий Хилько, выросший уже здесь –
которому он зачем-то проболтался о кораблике...
наверно, скука общих обязательных медосмотров сближает –
не поверил.
Что люди живут в домах, где можно - поставить друг на друга стол, стул и еще ящик - и не дотянуться –
не до потолка –
только до верхней полки.

О том, что на самом деле работают в штрафном корпусе.

О том, что у Радко под кроватью живет невидимая крыса.

Он проснулся летом, в одну из самых коротких ночей.
И понял: она пришла.
Он придумывал –
если он будет бояться недолго.
А потом пересчитает планки на изголовье кровати.
Туда-обратно а потом с середины.
И если никогда не заснет на животе.
И если никогда не заглянет под кровать, никогда не приподнимет тусклый край казенного спальника.

(Мама говорила: из того дома им не разрешили взять ничего.
"Отведенный объем личных вещей, безболезненно проходящих карантинную обработку. Всем необходимым обеспечат на месте прибытия".
А еще - что этот дом она не видит смысла обустраивать.)

А главное - думал Радко –
если ему приснится длинный коридор, если немедленно захочет и сможет проснуться.
(Пару раз не получалось.
Он знал - она тоже там).
То невидимая крыса никогда его не съест.
А он вырастет.
И найдет способ ее приручить.
И тогда она съест их всех.

2

2.
Не успел.
Патрули "чистильщиков" по улицам ездят, но без крайней необходимости в дома не заходят:
незачем беспокоить и без того весьма затронутое местное население.
Лето шло к концу, когда они зашли.

Радко знал - еще когда официальный сигнал вызова призвал его с разрешенных спортивных занятий.
Но не сбежал.
Потому что степь вокруг гладкая и не убежишь.
Потому что отвечать придется маме и брату.

Двое патрульных с волнами на нашивках стояли в их спальне.
Ждали.
Вслух взвесит младший, с мокрым, прислюнявленным вихром на лбу.
"Дела-а".

Радко недолго боялся крысы.
И этих решил бояться недолго.
Но ему стало страшно, когда скомандовал старший патрульный:
"Оставим все как есть до инспектора.
Все прочь из дома на свежий воздух".

А до того, как прибыла инспектор, Радко сожалел.
Что плохо спрятал.
Думал, в следующий раз он найдет способ переместить... крысу.
Например, к старым развалинам за водоочисткой. Туда редко кто ходит.

Катер пришел быстро.
Эта тетка прибыла на личном транспорте.
Вместе с пыльными смерчами, не обещающими дождя.
Высокая, тощая-тощая совсем, с ног до головы - с капюшоном - завернутая в местную "пыльную" накидку,
непонятно-желтокожая с очень большими зубами.
Старая.
Была похожа на старую-старую кость, очень долго пролежавшую в степи.
Радко, кажется, сразу назвал ее "слоновьей костью" –
думал, так ругаются.

Прошла мимо них, как не заметив, пошла в дом.
Но Радко видел –
вот как глазами видел,
как она входит в спальню,
нарушает его зарок,
приподнимает край спальника...
А потом не видел, только невидимая крыса не может от нее сбежать,
а она сначала думает - взять и сразу приложить ее башкой об угол.
А потом передумает и спустится к ним.
Держа эту крысу за хвост.

Радко думал: он себя выдал.
Тем, что наверно дернулся.
Хоть чуть-чуть.
Тетка Слоновья Кость вслух сказала: "Ага!"
И: "Ребята, начинайте стандартную зачистку".
И: «Вы и вы – можете быть свободны. В дом пока не заходите», - это маме и брату. Они не шевельнутся.
И ему: «Вы, ньера Радко, подойдите…»

А невидимая крыса так в руке у нее и болтается. За хвост.
Большая, очень большая, ужасно.
Но как ненастоящая.
Обвисшая.
Сдутая.
Только она смотрит на Радко.
Глаза у невидимой крысы мутные и невидные.
И голодные.
И тетка смотрит на Радко.
А на нее смотреть не надо.
И не надо думать – особенно мысль, что в голове взяла и застряла и катается бубенчиком: к старым развалинам за водоочисткой.
К старым развалинам за водоочисткой.
- Понятно, - говорит тетка Слоновья Кость и, наконец, бьет с размаху невидимую крысу о несуществующую стену.
И крысы больше нет. –
Получается, подкармливал. Зачем?
«За водоочисткой… Раз, два, три…» -
Радко ловит, ловит ускользающий бубенец и начинает считать
Темные плитки в покрытии дорожки.
На тетку нельзя смотреть, он и не видит.
Как отпускает женщина оценивающий жест.
Рукой, в которой только что была крыса.
Не дождавшись ответа, тетка продолжит. Скучным преподавательским тоном:
- Разумеется, при определенных обстоятельствах крысины Изнанки вырастают большими. И могут сожрать. Начал бы он с тебя.
«Двадцать… девять», - а Радко очень страшно, и бубенец мысли выскальзывает, и чтоб он не вырвался вслух – он говорит вниз, ища тридцатую плитку, худшее:
- В карантинных поселениях такие бегают?

Кто-то рядом выдохнет. Радко не поймет, кто. Не тетка.
- Значит, карантинные поселения? - взвесит она. -
Понятно. Поехали.
Я вижу необходимость в наглядной демонстрации.
- Вы не имеете права, - очень длинным голосом вмешается мама.
- Сожалею, имею, - ответит тетка инспектор. -
Сознательное злонамеренное нарушение техники безопасности по обращению с Tairhien в крайне неустойчивом мире. Что подтвердит любой из моих коллег, -
тогда мама сядет.
А тетка Слоновья Кость сделает шаг, возьмет его за плечо, продолжит. –
Я считаю, что неоправданного расхода восстановимого ресурса этой земле более чем достаточно.
Верну его через некоторое время.
Живым и надеюсь несколько более разумным.
Сам пойдешь или придется передвигать?

Радко не думал: страшно –
Радко нашел, что еще обдумать.
Пальцы у тетки очень длинные, худые и тоже желтые, словно пример - устройства человеческого скелета на тренажере,
а они вот только зимой учили.
Шел, пересчитывал, названия вспоминал.
Держал перед глазами.
Руку-то она сразу отпустила. Как пошел.

Радко не удержался - спросил.
Потом, сначала было любопытно, как взлетает катер. Ни разу не видел.
Быстро было, прижало к жесткому креслу, он еще думал - был уверен - у этих внутри должно быть... все не так.
Было сурово и скучно, как в родном доме.
Сначала Радко долго смотрел в окно, где земля неслась назад.
Потом сказал:
- Я могу спросить?
- Я тебя слушаю, - откликнулась тетка Слоновья Кость.
Радко собирался - спросить что-то взрослое. Но не мог вспомнить - как его... "сознательное... и какое там нарушение техники безопасности".
Радко думал - сказать что-нибудь такое - словами - чтоб потом уже было не страшно и не стыдно. Но у него получилось только:
- Куда вы меня везете?
- Собираюсь показать тебе город. И проверить.

3

3.
Город был мертвым.
Серым с коричневым.
Пыльным.
Здесь еще похожим - на город.
И дома были, и стекла в окнах, где-то - он помнил - цветы в настенных вазонах.
Сухие.
Вообще ничего живого.
Даже деревья.
Даже трава между плитами.
Он только за воротами вспомнил: а на земле живых ведь было лето…

Тротуарные плиты проседали.
Медленно заваливались лавочки в скверах под деревьями с мертвой, серой листвой.
И по домам набухала штукатурка, обрушивалась, осыпались камни из стен.
Радко знал - их подмывает.


Вода была видна, если присмотреться.
Шла не снизу - ниоткуда.
Где-то - мокрым блеском сбегала по стене,
где-то застаивалась посреди площадей, озерцами, прогибалась –
это шел их катер, над ней, медленно плыл над улицами –
и вода гнулась, и неохотно разбивалась волнами,
блики ложились - теплые –
это тоже от катера.

Радко смотрел. Ничего не говорил. Тетка тоже.
Радко не заметил, когда и как тетка столкнула его в воду.

Он просто стоял. Под ногами были плиты.
Тротуарные. Гранит – с красными искорками.
Неровные. Каждая подмыта чуть-чуть в свою сторону.
Надо было внимательно смотреть, чтоб не запнуться.
Он знал – далеко смотреть нельзя.
Еще он знал: если сейчас не пойти, эта земля потечет. Куда ей надо.

Пахло пылью, одновременно болотом –
мертвой, застоявшейся водой,
еще почему-то вдруг - давно подгоревшей едой - жирной.
Надо было внимательно смотреть под ноги:
просевшие пыльные плиты скользили.

Он знал: вода никуда не ушла –
она отхлынула,
и скользкая темная плесень тоже растет на пыльных камнях.
Он знал - вода отхлынула и она вернется.
Если только он не будет думать.
Если он только не поскользнется.
Если он только не будет слышать –
как –
далеко, близко - не оглядываться –
поднимается волна.

Это не вода.

Тысячи, сотни тысяч маленьких ножек шуршат по камню.
Тысячи, сотни тысяч острых зубов подгрызают плиты.
"Ты здесь.
Ты пришел.
Мы тебя догоним и съедим!"

По самой правде Радко очень боялся крыс.
И когда он об этом вспомнил - они пришли.

Он так и не знает, поскользнулся ли он. Но крысы.
Крысы были везде.
Под ногами, перед глазами, совсем неимоверно много.
И каждая смотрела –
бесцветными, невидными глазами.
Равнодушием голода.

Кажется, они его даже ели.

А он еще смог думать: он очень хочет, чтоб этого не было. Он очень хочет домой.

А потом вдруг был там же.
На сиденье катера.
И под ним было тепло и мокро.
- Тренажер, - не глядя на него, скажет тетка Слоновья кость.
Соберет дыхание. –
Кстати, ты неплохо справился. Переоденься, -
и соберет еще раз. –
Сухие штаны в емкости слева от сиденья.

...Получается, она его никуда не сталкивала?

И Радко знал: что-то в нем перегорело. И сказал:
- Я тебя убью.
- Возможно, - ответит тетка Слоновья Кость.
Катер сдвинется и пойдет по улицам города - быстрей. Обратно?
А она заговорит о запретном. –
У твоего отца в свое время это очень неплохо получалось.

Радко бы подпрыгнул - напасть... но было нестерпимо стыдно.
Капать же... будет.
- Но пока я сильнее и я предупреждена, - не заметив, продолжит тетка Слоновья Кость.
И обернется. Глаза у нее цветные. Просто очень светлые.
Но смотрят - замечают - с тем же равнодушием... равнодушия. –
А еще только я сейчас удерживаю воду.
Радко помнил - он и сейчас видел - а мертвая вода, высокая, что поднималась,
сквозь стекла впадала в пустые окна домов –
прогибалась под катером.
Как в чайной чашке, если совсем как следует подуть.

Посмотрел еще раз - не шевелясь. И спросил:
- Как? Как вы это делаете?
- Утомительно, - сначала ответит тетка Слоновья Кость. -
Хочешь научиться?

А Радко будет смотреть вниз,
смотреть, смотреть - как мелеет, исчезает вдоль пыльных берегов окраин города мертвая другая вода.
- Тестирование ты прошел успешно, - продолжит тетка Слоновья Кость. -
Но сначала все-таки переоденься.
Сгрузи в тот же ящик.
Условно безопасные показатели допускают ничтожное количество проникших спор при наличии карантинных рамок на выходе. Для тебя будет излишним количеством.
Мокрое для них предпочитаемая среда.
Тряпка там же.
Если хочешь – можешь не вытирать. Но тебе тут ехать и это жить.
Радко выдохнул. И расстегнул застежки. Переодеваться.
И добавил:
- Я выучусь.
И рассудил, что сейчас угрожать слишком смешно. Его недостойно.
Потом.
Когда вырастет. И все поймет.
- Рассчитываю, что с первым полученным навыком ты справишься.
Простейшие паразиты Изнанки специфически разумны.
Правда, весьма глупы.
Это трудно - быть разумным, когда ты голоден - всегда и только голоден.
Еще более глупо их кормить, - сообщит дальше тетка Слоновья Кость.
Радко молчал.
Только лязгнула, сорвавшись с пальцев, крышка емкости. С мокрым.
Тетка Слоновья Кость потом тоже молчала.

Радко запомнит, когда она заговорит опять.
Катер войдет, вскользит в светящуюся теплым полусферу на границе защитного барьера. И тетка Слоновья Кость скомандует: "На выход.
На индивидуальную проверку".
Карантинные рамки оказались совсем нестрашными.
Больше его ростом намного
мягко-упругие на проход.
Тоже светятся.

А потом он оглядывался.
Темнело – и у ступеней была подсветка.
Пропускной пункт.
Ворота –
казалось, верхняя перекладина чуть провисает. Светятся.
Ворота. На границе мира живых.
За ними уже начинался – город…
А рядом совсем была трава. Сухая, обычная – лето же… Цикады еще стрекотали. Как всегда.

Радко не знает, сколько лет ему предстоит оглядываться на эти ворота. Но запоминает.

Тетка Слоновья Кость дождется – пока из-под купола выдвинется катер.
И потребует внимания Радко, указывая – на скучное.
Ворота в низине.
Если смотреть от них вверх - видно.
На незначительном расстоянии - такие же знакомые кубики быстровозводимых жилых конструкций.
Поменьше - его третьего поселка.

- Карантинные поселения, - скучно скажет тетка Слоновья Кость. -
"Чистильщики", что прокладывают барьер, дозиметристы, прочие специалисты, изучающие здешний прорыв Tairhien.
Кто по долгу службы вынужден постоянно здесь работать. И состояние здоровья и прочие аттестации позволяют.
Не более того.
Радко представил.
Хорошо, по целый внутренний взгляд и верхние слои кожи.
Каждый день - даже и зимой - просыпаться и смотреть на город.
А потом идти туда работать.
Это саднило в горле и катилось ознобом по спине.
- Вы уроды, - с чувством сказал Радко.
И поддернул за верхние хлястики чужие штаны: великоваты. Сползали.
Тетка Слоновья Кость не обиделась:
- Возможно. Это не единственный наш недостаток.
Но мы не идиоты, ньера Радко эс Койедан.
К сожалению.
Тебе придется это запомнить.

...Хорошие, кстати, были штаны.
Удобные.
Домашние.
Мама, правда, потом растворителем сожгла.
Говорила, что нечаянно.
Уже поздней осенью. Когда он записался на особенный курс образовательной программы.
Сам.

4

4.
Местные рабочие отделения служб, которые поддерживают в великой и нерушимой должный порядок, в третьем эвакуационном поселке гнездятся в таком же быстровозводимом строении.
Близ въезда и водоочистки.
А куда их было воткнуть, когда клепали поселок –
малого круга дней не прошло, как он должен был заселяться.
Говорили, что временно и предоставят должные помещения.
Надо думать только, на эту жизнь этого "временного" хватит.
Даир, старший регистратор образовательной службы местного отделения Службы наблюдения общества это думает –
но не особо сожалеет.
Удобно - когда для того чтоб придти по вызову ниери инспектора "чистильщиков" жилых территорий надо пройти несколько шагов по коридору, отодвинуть дверь чужой территории, услышать:
- Садись, Даир.
Говоришь, обязательная образовательная программа, посвященная минимизации последствий сделанного?

Теи-лехта ЛянХи эс Хина айе Салькаари, ниери инспектор, только прибыла.
Распутывает - "пыльную накидку".
Радко не знает: про себя старший регистратор Даир тоже называет ниери инспектора - Кость.
Иногда, как все местная "застава", оговаривается вслух.
Инспектор не обижается.
А нашивок на полевой, что под этой накидкой, ниери Кость не носит,
Даир кстати и не знает, в каком она звании.
Достаточном - судя по тому, что ей разрешено в повседневной обстановке его не демонстрировать.
И по доверенным полномочиям.
Даир подозревает: в них в том числе входит знать
как сейчас ноет некогда собранное из осколков на "дополнительные элементы" бедро...
дождь что ли собирается пролиться - в сердцевине лета в степи?
Сядет. Скажет:
- Именно так!
- Отдай его мне, - усмехнется ниери ЛянХи и сядет напротив.
- Зачем?
- Съесть, - отзовется и выразительно покажет зубы.
Действительно... выдающиеся. Продолжит ровно. –
Или до твоих гор не доходили слухи,
что каждый лехта должен для поддержания здоровья сожрать хотя бы парочку младенцев в четверть года?
Здешние, кажется, это про всех универсально говорили.
Он справился. Пусть и обоссался.
Он талантливый.
Он настолько поеден Изнанкой, что чует ее до мельчайших проявлений.
Причем интуитивно сумел осознать элементарные навыки работы.
И он очень зол.

Эмоциональности в голосе лехта ЛянХи не добавится, громкости тоже.
Напора, может быть.
Станет много насыщенней, отчетливей.
- Сменщика себе хочу вырастить.
Хоть кого - хочу.
Здесь очень мало нужных рабочих рук - после того, как эти умники их так проредили.
А работы, -
она потратится на жест, укажут костистые пальцы: а поле вот оно, отсюда и до горизонта - вспахивай. –
По полным правилам - отсюда все население должно выселить.
Вплоть до гор. Если не вон с материка.
Но эти люди сами выбрали, что сделали со своей землей и теперь им придется понимать, что с ней делать дальше.
- Делаем большей частью мы, - ответит Даир. Пусть не очень вежливо прерывать формулировку закона.
- Мы тоже отметились. Тоже точно, - рядом поставит ниери Кость. -
Отдашь?
- Подписываю, - откликнется Даир
и лехта ЛянХи встанет.

- Отлично, - она скажет сразу. - Дерьмо! - через счетное число выдохов.
Интонация все не изменится.

Даир подбивает последние знаки отчета и разрешения,
за ниери Костью не смотрит.
Все равно знает.
За эти выдохи она сделает полтора шага к шкафу у внешней стены, откроет:
шурхнет отодвигаемая дверца,
стукнет слегка емкость, добываемая с третьей полки.
Не булькнет.

Канистру дезинфицирующей жидкости, очищенной и разведенной достаточно для условно-безопасного употребления внутрь ниери Кость обнаружила в ангаре патрулей.
Давно. На первых днях этого поселка.
Конфисковала.
Собрала всех. Внятно сообщила:
- Для случаев критической необходимости - будет находиться здесь, - и покажет на шкаф, на третью полку. -
Обнаружу кого-нибудь в недолжном состоянии сознания на рабочем месте - убью. Мне разрешено.

Даир не знает - и не спрашивает - почему эта емкость не пустеет.
Даир знает: иногда теи-лехта ЛянХи к ней прикладывается.
Редко.
Сегодня.

Нацеженный полуторамизинчиковый стаканчик та всосет в глоток.
В лице не изменится.
В голосе тоже. "Дерьмо!" - она скажет как раз после.

Голос лехта ЛянХи сменит после.
Сначала сядет, начнет складывать сброшенную «пыльную накидку».
Ровно.
Пальцы проверяют поверх, над ней, нитку натягивают, взвешивают:
- Нет. Не поеду, - говорит лехта ЛянХи.
Складывает – еще раз и еще. До размера меньше локтя.
Скажет обычным. Бытовым внутренним. Вслух. –
Только время тратить, -
и ляжет.
Топчан в отделении чистильщиков ее ощутимо короче, правда – и значительно шире.
Свернется.
Сложится.
Накидку уложит под голову.
Это так уже не первый раз.
Пока, в потолок – лехта ЛянХи отмеряет. -
Один… нет, два больших круга. Завтра еще к детям.

Даир знает: это не раз уже было.
Теперь можно продолжать работать, если надо.
Сейчас – сложившись правильно: про это свернувшись в клубок не скажешь – ниери Кость будет спать.
Можно вставать.
И уходить.
Даир это и делает, просто встать сейчас непросто.
Скамейки низкие. А нога все еще ноет.

Голос остановит ее у двери.
Свет уже начнет меркнуть: в помещении более не остается ни одного разумного, пребывающего в бодрствующем состоянии:
- Даир?
- Слушаю.
- Отчет сделан?
– Да. Отправлен. Позволение получено.
– Неплохо. А твоя программа?
– Четверть осталась.
– Ясно. Советую спать, Даир. Утром будет дождь.

5

5.
- Твой отец проклял бы тебя, - о запретном мама Радко скажет еще раз. Почти через девять лет.
Когда Радко эс Койедан оповестил свою семью о выбранном деле жизни и соответственном изменении статуса.
Услышал. Выдохнул. Дополнил:
- Возможно. Если когда-нибудь придется до него дойти - я думаю, я сумею объяснить.
Радко знал: дойти вряд ли случится.
Специализация, на которую он рассчитывал и впоследствии поднял, была в целом не про разумных.
Ни про живых, ни про мертвых.

Правда, утром, когда Радко ожидал церемонии, должной зафиксировать его переход в статус лехтев, вспоминал он не это.
Вспоминал он легкие слова –
нет, не ниери инспектора Кость, той только предстояло принять у них аттестации.
Своего руководителя практики:
- Молодой человек, - подчеркнуто отреагировал лехта Ильста.
Радко знал - руководитель старше их всех хорошо, если на звездный.
А еще был здесь в войну и выжил, -
хочу спросить: неужели вам мало тех ограничений, что вы получили в силу происхождения?
- Достаточно, - ответил ему Радко. -
Я обдумал и вижу, что это единственный вариант идти дальше в работе, которую я считаю делом своей жизни.
Не беспокойтесь, я справлюсь.
Думаю, я достаточно привык к ограничениям.
В силу названной вами причины.
- Думаю, тебя на этом пути ждет много интересных открытий.
Но, оценивая результаты твоих аттестаций, не вижу оснований тебе отказывать.
Разве, то, что вход к нам открыт и бесплатен - а выхода практически не существует.

Если бы Радко захотел - он смог бы увидеть, как на его запрос о перемене статуса отреагировала ниери инспектор, теи-лехта ЛянХи.
Сказала: "Надо же".
Дополнила: "Ну, если так хочет - пусть идет..."
И широко улыбнулась.
Обязательную образовательную программу по взысканию, полагающуюся Радко, она завершила уже давно, в самом начале его профессионального пути.
Он выбрал продолжать.

Вспоминал потом. Когда через половину звездного года лучших из практикантов было решено отправить продолжать обучение. В Высшей школе лехтев на Салькаари.
Они ехали.
Гражданский транспорт полз.
Нормальная вода от земли Далия уходила: "обычные климатические колебания" –
то, что было степью во времена далиенского бунта, становилось пустыней.
Транспорт полз.
Песок –
заметал старые развалины.
Радко смотрел.

И сидящий рядом Молчун нарушил молчание.

Первый год образовательной программы они с этим лехтев дрались.
Молча.
Жестко.
Так, что оба получили строгое предупреждение.
Тогдашний руководитель курса очень спокойно объяснил им обоим,
что «чистильщики» не видят особого смысла тратить время, силы и прочий ресурс преподавателей на подготовку весьма неудачных специалистов, готовых растратить полностью собственный жизненный ресурс самым неразумным образом,
так что если они испытывают такую необходимость убить друг друга – пусть займутся этим за воротами учебного заведения
по исключению.
И это последнее предупреждение.
Потом все-таки еще дрались.
Потом – надоело.
Потом…

Потом на внеочередной проходке в брошенном дворе –
старом, каменном, с полуразвалившимся сараем,
поставленный с ним в пару Молчун внезапно нарушит молчание, сообщив:
«Это не помехи», -
а Радко уже знал – к нему стоит прислушиваться.
Тогда они нашли гнездо проросших спор Tairhien в самом начале его развития.
А еще Молчун учил его подманивать крыс…

А потом Радко держал.
Цеплялся за прочную стену бывших ворот – намертво,
а мягкий местный камень крошился под пальцами –
синяки так и в мире живых остались -
но он держал.
На краю, на берегу мира живых –
он работал маяком и тянул, тянул на себя, сматывал на пальцы такую непонятно-тонкую ленту страховки.
На территории бывшей усадьбы промоина оказалась слишком непрочной и Молчун провалился глубже.
Да, в предвыпускной год их уже пускали работать и обследовать реальные зараженные территории.
Радко на себе запоминал, как здесь не хватало подготовленных рабочих рук.
И что - держал.
Он не знал, и потом никогда не спросил, наблюдали ли наставники.
Держал, тянул –
и еще не так много сил оставалось думать,
как он отлупит этого товарища, если Молчун посмеет оттуда не выбраться.
Выбрался.

Рухнули потом оба.
И земля двора, склон, где прорастала трава сквозь строительный мусор, была такой удобной и мягкой.
Живой.
- Как?.. - не сразу выдохнул Молчун.
И не сразу вслед собрал дыхание. –
Как тебе удается... всегда помнить, куда... двигаться к выходу?
- Ворота... - Радко дышать тоже было трудно.
Он не сожалел, что выкладывает главное. –
На окраине бывшей столицы... пропускной пункт.
У карантинного.
Ворота...
Ступеньки подсвечены. А в траве цикады трещат.
Я запомнил.
И теперь всегда к ним иду.
Ниери инспектор... тетка Кость - в первое занятие показала.
- Понятно, - отозвался Молчун.
Полный отчет о промоине стал одним из звеньев подъемника, что привел их сюда, в ползущий катер.

Они знают главное друг друга.
И молчат.
Зачем о нем говорить?

Молчун моложе Радко на три года.
"Подходящий возраст для профессиональной специализации", - говорит он однажды руководителю практики.
"Не для этой", - в сторону отзывается тот.
"Не в наших условиях", - ответит Молчун и покажет, что больше не будет разговаривать.

Ему трех еще не исполнилось.
Когда к Школе храмового квартала города Далия пришла толпа, но еще не подошла армия.
Его и еще двух младших, недавно родившихся, с отвечающими за них, старшие квартала догадались сгрузить в единственный катер - и скомандовать: "Бегите!
Вы еще успеете прорваться", -
и правильно сориентировать в самом неожиданном направлении - к горам.
Прорваться им удалось.
Они и стали выжившими лехтев из храмового квартала Далии.
Единственными. Трое взрослых. И они.

- Эс Койедан? – вслух говорит Молчун. – Это где-то здесь.

Радко по дороге смотрел.
Отмечал.
Степь становится пустыней и песок поднимается,
подходит к окнам старых развалин.
Удивительно чистых, на беглый профессиональный взгляд, развалин.
Радко знал - камень и быстровозводимый материал верхних этажей, пострадавшие от высоких температур и физического воздействия –
плохо поддаются осмысленной переработке.
Разрушенную технику и прочее давно вывезли и подвергли.
А развалины бывших территорий Башни транспортных каналов оставили.
Радко думал - скорей всего именно поэтому.
Вряд ли чтобы помнили.
Кто бы здесь забыл.

До победы подразделениям службы Защиты Далии, перешедшим на сторону восставших, оставалось совсем немного.
Всего-то перерезать транспортную артерию – взять Башню транспортных каналов, охранять которую осталось...
сколько их там осталось,
но Башня устояла.
А более подробные данные по истории далиенского бунта и данного боя от Радко до сих пор закрыты.
И после смены статуса.
По происхождению.

Молчуну, естественно, открыто.
Он и говорит.
И еще добавляет, взвесив:
- Остановили перед вторым штурмом.
Из подразделений, некогда принадлежащим группам быстродействия города Далия здесь остались практически все.

Возможно, это хорошо.
Что перед штурмом.
Потому что Башня устояла.
И на головы нападавшим свалился Легион.

- Благодарю, - не сразу ответит Молчуну Радко.
Жестом заберет информацию глубоко. Себе.
Отвернется.
Тогда как раз вспомнит.

Радко не сменит - ни имени, ни имени Семьи, ни места происхождения.
И через два звездных с парой еще малых лет, когда на него придет срок поднимать звание лехта.
Ни потом.
Когда тоже мог.

6

6.
Его старший брат, Шеловда эс Койедан жил свою жизнь более равномерно.
Правда, тоже увлекся.
Когда угодил на образовательную программу штрафного корпуса за попытку "недолжным образом растратить собственный жизненный ресурс,
а также максимально нарушить работоспособность насосной станции третьего эвакуационного поселка,
чем обеспечить своим людям максимально долговременные сложности и ограниченный режим водопотребления".
Получать минимальное профессиональное.
В должности младшего техника на этой самой станции.

Поначалу Шеловда пытался просто поймать на обмане.
Своего преподавателя - скучного, округлого техника этой самой станции.
На слишком большой угрозе - в том, что он рассказывал о местных водных запасах на пригодной для жизни территории –
и да, изменениях климата.
И в том, что он рассказывал и об ограниченном режиме водопотребления и практике проверки воды на пригодность к употреблению ее живыми.
В том числе, если какому-то идиоту удастся неправильно умереть близ водного источника. Единственного
на территорию примерно на пару дней пути.
Поэтому Шеловда изучал, грыз чужую науку.
Не нашел ни слова вранья.
Зауважал.

Еще за то, как легко наставник отслеживал его действия.
Поначалу препятствовал. Нежелательным.
Каждый раз спокойно,
каждый раз нудно объясняя последствия. Для "его людей".
Потом... запомнилось, саднило занозой –
как работал и отслеживал –
а наставник из поля зрения не выпустил ни разу.
И Шеловда, подчеркнуто отследив этот пригляд, спросил: "Наблюдаете?" –
"Отслеживаю, - отозвался Наставник. –
Пока ты не дал мне шанса решить, что в этом нет необходимости".

Шеловда решил: докажет.
Потом увлекся.
Выбрал в итоге техническую специализацию, качественно прошел и среднее и среднее повышенное, был допущен к разработкам...

Через половину звездного его разработка мембранного фильтра - значительно более простого и экономичного, чем представленные предшествующие, прошла полные испытания,
в итоге заслужила - собственной производственной линии, развернутой в кратчайшие сроки здесь, на Далии.
За что разработчик, ниери Шеловда эс Койедан получил весомое повышение в общих правах.
приобретя разрешение, переселился в устойчивый город, стоявший еще до войны и сейчас признанный удобным местом для жительства.
Женился.
Получил разрешение на детей.

Мама братьев эс Койедан успела – подержать на руках свою первую внучку, поприветствовать ее в мире, поддержать и ее первые шаги
и даже покормить ее вишнями – в городе их было много.
Старые.
Почти такие же как город.

Умерла потом. Когда пришло ее время.
Легко. Не страшно.

Младшему отправлять сообщения с просьбой прибыть Шеловда не стал.
Ну понятно же – кто умудрился сбежать отсюда, тот никогда не вернется еще раз.

Из того дома, что передал обратно – в общее государственное распоряжение,
Шеловда забрал только покрывало.
Работы – он говорил – «младшенького».
Чашки его работы,
когда он еще учился здесь –
Шеловда помнил: мама старательно била.
А на этого кота, на покрывале, рука не поднялась.
Когда отбыл – гладила.
Плакала.
Старела уже.

Его детям кот тоже понравился. Сполз в результате – на пол детской.

…Младшенький объявлялся. Регулярными посланиями.
Кто умудрился сбежать отсюда, тот никогда не вернется еще раз -
И на эти знаки Шеловда смотрел долго.
Понимал.
Удивлялся так, что нескоро обратил внимание на дату, о которой сообщалось в послании.
И осознал, что это послезавтра.

У него было очень мало времени прожить это удивление.
И не успел.
Выплеснулось - еще во входном тамбуре:
- Ты приехал? - спросил младшего. Еще темно, в дверях, не разглядев толком.
Интонация выдала: "Зачем ты приехал?" –
Надолго ли?
- Я вернулся, - отозвался младший. -
Работать.

Разговор не складывался.
Долго.
Шеловда смотрел, оглядывал –
подзабытый братец был высоким, тощим, но жилистым: сушеным,
выгоревшим, загорелым, как никуда со здешнего солнца не девался,
но кто их знает - солнце этих, доступных миров?
Шеловда, правда, на другое смотрел –
и потому как искал - увидел.
Держится - мелкой сережкой в ухе,
подмигивает красным камнем - знак служения.
Правда - самая-самая правда:
совсем ушел младший:
стал Тем-кто-Служит.
И вернулся.

Положение спас кот: отодвинул дверь внутренней территории дома: как это без него едят?
обнюхал новое явление, нашел подходящим:
соизволил запрыгнуть на колени и замурчать.
Лехта Радко улыбнулся. Погладил.
- Покрывалу ты понравился, - легко отозвался брат и конечно - осталось недоумевать.
- Покрывалу?
- Моим детям очень нравится тот кот.
Что ты в последний день имен дому дарил. Помнишь?
- Помню, конечно, - и помягчел лехта Радко, оглядел рыжего. - Правда, похож.
И Шеловду тогда... отпустило. Решился:
- С моим младшим по тому покрывалу наперегонки ползают.

Про кота не рассказывал, что там.
Выезжали зимой, далеко, на берега реки Злая Нора, местное производство с водоочисткой начудило.
Думал - снег скрипит, но к счастью расслышал.
Писк из сбросового колодца.
Ну что - полез.
Вытащил мелкое мокрое грязное существо. На ладони помещалось.
Угрел, увез,
к счастью - выходили.
Супруга Нийя против очередного пополнения в семье не возражала,
отмыла явление, отыскала в городе нужного специалиста.
Чистила уши все-таки урчащему комку меха,
говорила: «Ну, беженец, собрат по несчастью, поворачивайся…»
Кот в итоге оказался Покрывало…

- Если бы я знал, что у тебя уже и младший, - продолжит тогда Радко. –
Про внучку мама писала. В предпоследнем.
- Извини, - собрался тогда Шеловда, - что не отправил тебе вызова, - и удержал на языке - скользкое, недолжное: "Я был уверен - ты не вернешься".
- Я думаю, я и не смог бы приехать, - отзовется Радко, отпустит.
Про себя оставит: был слишком глубоко, чтоб было позволено - выныривать со внутренних территорий.
Тем более - с разрешением на перемещение.

Говорили. До того, что Шеловда выдохнул и поинтересовался: а как оно там, в открытых землях?
А Радко переспросил: "открытых" и на руке подержал.
И решил продолжить.
- В исследовательском городке мира Салькаари? Жарко. Нервно.
Немного прочней и спокойней, чем тут у нас.
Вода хорошая и дыни вкусные растут, - чуть растеряно улыбнулся. –
Я давно там не был. Работа.
Лехта Радко потом будет говорить:
- Не беспокойся. Потом внезапными появлениями не потревожу.
Работа... на закрытых территориях с жесткими карантинными требованиями.
А у тебя еще дети.
Шеловда ничего. Слушал.
Вспоминал, как этот вот про дыни говорил.
И спросил после:
- А как оно у вас, там - что ты зовешь закрытыми землями? Я могу спросить?
- Как везде, - медленно отпустил с ладони его брат лехта Радко. - Страшно.

Говорили. До того, что Шеловда позволил себе усмехнуться:
- Так и не убил?
Радко не один выдох понадобился вспомнить.
Да, конечно. Было. Как тихо и яростно обещал... клялся. Брату.
Что узнает - то, что нужно. И убьет Слоновью Кость совсем.
Давно вот. Где-то на первых днях образовательной программы.
Говорили - и не задело.
С тем, как потом пересекались их образовательные программы - неудивительно ярче всего было запомнить это.
Откликнулся:
- Нет. Умерла своей смертью. Она старая была, ниери ЛянХи.
(Умерла совсем – стала частью, опорой, стены, держащей в норме промоину – он говорить не станет.)
Я, правда, очень быстро расхотел. Еще до конца программы.

Она учила - Радко потом понял, в каком темпе, она учила - а Радко готов был брать еще и еще.
И шипел порой: я тебя ненавижу! - выкарабкиваясь из снова не замеченного колодца.
Потом дошло: но если полная съемка - значит она слышит?
И, когда гоняла по теоретическому заданию на двенадцатом по счету... точно не на трижды двенадцатом:
- Относительно верно, но можно еще и вот так, - и что там оставалось от этого "относительно" - он и вслух тогда сказал:
- Ненавижу! Тебя, уважаемый наставник, - а она и это взвесит на ладони. Оценивающим жестом: "Неплохо..."
Так, что Радко только вздрогнет и спросит.
- Вам что, совсем все равно?
- Отчего? Тоже хорошее топливо.
Ярко пахнешь, подманиваешь.
Надо тебя только как следует как держать научить, чтоб не съели.
Хорошая ненависть.
Вкусная, наверно.
Но я живая.
Я такого не ем.
Спросил тогда еще раз:
- Вам совсем все равно?
Улыбнулась. Не ответила. Сначала обидно было.
Потом - ну, привык.

Потом понял - а совсем не все равно.

С Салькаари ниери инспектору послания отправлял, об успехах отчитывался.
И ему отправляли.
И недавно совсем, перед последней практикой - как Радко на глубину готовился, в трещину заныривать, это обогнал вызов.
Узнал, что умерла.
Не удивился – как.
Но с удивлением узнал, что стал наследующим.
Лехтев разрешено наследовать то немногое, что может оставить - лехтев же.
Имя оставила - всю честь имени. Своего - старой Семьи, ни в чем не отмеченной с разрешением далеко перемещаться - если потребуется.
Радко правда имени Семьи и тогда не сменил.
И свой дом - то есть, преимущественное право останавливаться.
Если захочет.
Этим наследством воспользовался:
надо было положенный срок карантина отсидеться.
А дом как раз в ближайшем исследовательском поселении и стоит.
Проводили без разговоров.
Крохотный, окна узкие, внезапно в одну комнату - а и то:
видно, лишние, внешние, ни в дом лехта ЛянХи, ни в жизнь не заходили.
И сколько сама заходила?
Вела сложную исследовательскую программу.
По свойствам прочного пространства на глубоких слоях Tairhien.
В нормах пребывания шла по грани превышения.
Так бы на глубине осталась, не случись Далии.
Очень немногих Многоликий поставил нести его волю как ему удобнее.
Переставил - на Далию.
Контрольный барьер ставить и отлаживать.
Обратно уже не вернулась.

Чисто было. Пусто. Как не жила никогда.
Покрывало было, да. Простое, старое, нитки вытерлись.
А еще в нише, в углу, стоял - маленький, недоделанный - резной костяной зверек с отколотым ухом.
Лис ли собирался быть, кот ли...
Вот его-то Радко добыл. Пальцем погладил: кто такой-то?
И кем быть задумывался?
И внезапно понял: а знает.
Жизнь свою она тоже ему завещала.
Полномочий хватило.
Мог бы заглянуть - весь личный архив просмотреть, ну - то, что открыто.
А что - и заглянул.
В этот срок карантинного пребывания. Изучал чужую жизнь – от начала до завершения, вся ему осталась,
провожал.
Говорил: идите легко, лехта ЛянХи, я вас запомню - а то забудешь вас.
Только вы не ушли, вы выбрали остаться.
Лиса, как уходить собрался, вот - передвигаться на место службы собрался –
погладил, и во внутренний карман положил.
Со мной поедешь.
А должный срок траура отходил уже.

- Понимаю, - сказал Шеловда.
Правда - понимал.
Его наставнику своей смерти не случилось.
Отправлялись станцию налаживать - далеко, в Кривые квадраты, там – водоочистку восстанавливать…
Там и нарвались. Подорвали их.
То ли старый боеприпас с войны остался, а вряд ли – чистили, то ли – кто их знает. Расследование было, говорят.
А с чем прощаться почти и не осталось.
В этих поселках-то все всех знают.
Запомнил.

Долго говорили - так что Шеловда, срок времени оценив –
а ночь уже на глубину заныривала, темнота накрывала,
и предложил:
- А куда ты сейчас отправишься? Безопасней, конечно, стало, а все равно - оставайся.
Радко не отказался, сказал:
- А благодарю, останусь. На место меня все равно только завтра поставят.
И не удержался старший брат, еще раз младшего уже в лоб спросил:
- А все равно не могу понять, зачем ты сюда приехал. И надолго ли?
- Я выучился и вернулся, - отозвался Радко. -
На долгое время моей жизни, -
фразу он подержит на ладони. И решит продолжить. –
Пока моя работа не будет сделана. Или пока моему богу я не понадоблюсь в другом месте.
Работать приехал, - и медленным продолжит. –
Ловить крыс.


7.
Гнездясь на узкой и коротковатой складной койке гостевой комнаты дома ньера Шеловды, Радко думал неподходящее для засыпания.
Профессионально неподходящее.

Виновато было чуть раскосое, кудрявое существо –
старшая дочка его старшего брата.
Он в дом пришел не без даров ему.
С легким кухонным агрегатом - мама в последнем письме просила, младшие же.
Еще привез мяса - странного и сушеного, как сам, в широкой корке странных специй - острых.
С парой еще тех самых дынь - длинных, с ярким, мохнатым, запахом:
правда, они там вкусные.
Последнее привезенное вытащил неловко: сказал: "Я не знаю, но сказали - нашим опекаемым нравится. Если ты позволишь".
Детское.
Странное.
Позволил - самому Шеловде было любопытно посмотреть...
такой - непонятной сборки модельный конструктор.

Позволил. Существо на общую гостевую территорию вышло...
На Радко глазом косило: кажется, забавляло ее понимать, что длинный дядька ее побаивается.
Соизволила умять две трети первой дыни.

(...Разговорились - но Шеловда спрашивать не стал.
И не позволено и не осмысленно.
Если серьезное поражение Изнанки Радко схлопотал еще в детстве.
Да еще с его работой...
Откуда у него разрешение – и стало быть откуда у него дети? Не могут быть.
И не умеет - видно же.)

А там села в угол, с подарком дядьки разобралась вот быстрее, чем отец.
Складывала.
Не поскупилась сообщить: "Корабль буду строить!"
Ушла.

дальше?

Напомнила.
Радко и ворочался.

Ну, конечно, здесь в свое время они тоже говорили.
Сколько лет-то им было – обучающимся по спецпрограмме.
Кому полтора звездных на старте программы выходило – тот уже и старший.
Лехта Радко потом уже оказался способен оценить, с какой скоростью, по какой границе разрешенного, для Далии готовили необходимых специалистов.
А потом еще дополнить – тем, что узнал в период обучения на Салькаари.
Далия стала одним из немногих мест, о которых у каждого из лехтев спрашивали согласия, прежде чем поставить его на это место.
И многие отказывались.
Лехта ЛянХи не стала.

Про нее как раз молодые будущие специалисты языки хорошо чесали.
Говорили –
там, где была та площадь, сейчас –
после того, как хлынуло –
промоина такая, что и спецы, вот те, которые "стену" и "скобки" ставят, пройти не могут,
и соваться не рискуют.
Где-то плюс-минус у бывших центральных бульваров и Командирской площади работают.
И тех, кто может и кому разрешено пройти снаружи, проверить, как проложены "скобки", не посыплется ли под ними, на всей Далии число считанное.
Вот лехта ЛянХи –
ну да, инспектор, -
может.
И по самой площади может пройти, если совсем по краешку и со страховкой.
По Командирской.

О своем прежнем доме Радко помнил немного.
Но это слушал.
Двумя ушами.
На Командирскую как раз окна того дома и выходили.
Парадной территории.
Запомнил вот...

И вертелся сейчас, устраивался. Думал.
То, о чем лехтев его специализации на время сна тем более предпочитают не думать –
профессионально.
Он знает карту построения барьеров и последнюю сводку течений и разломов.
Все верно, внешний круг, "стена" консервации провала.
Ему придется сдать еще больше десятка аттестаций, чтоб быть допущенным прошивать этот участок.

Лехта Радко также знает: на таком незначительном расстоянии от провала Tairhien,
в силу интенсивности прикрытом только "стеной: вариант тройной колодец":
если поток не прорвется, должен сам со временем утихнуть –
свойства вещей и предметов вещного мира за прошедшее время изменились неотвратимо.
Строго говоря, мир уже так пропитался Изнанкой, что стал не совсем вещным...
и вряд ли ему понравится увидеть, каким.

А еще Радко знает: да, это хвост,
за который его могут поймать обитатели Изнанки,
судя по бессмысленности желания и его интенсивности - совместным усилием справятся даже крысины –
мелкие и только голодные,
которым совсем не нравится возвращаться на свое место –
работать "техническими кораллами" - "скобкой".
Если он позволит справиться.

Только он не позволит.

Знает - и отвечает себе: да - он все равно хочет.
Однажды туда пройти - подняться по ступеням –
если там, конечно, еще остались ступени...
В свой первый дом.

Да - посмотреть,
что там сейчас стало
с корабликом.


на сегодняшний день на текущее состояние эта история завершена
возможно, про них еще будет. но другое.

и несколько да - да, я хочу обратной связи
и да, таки специально для желающих - тэг и где я могу получить свою долю?)