...те, кто читают "Честь Семьи моей" почти всех героев знают.
(послесловие. Много лет спустя)
…а чашка у нее в руке, как ни странно, есть.
Глиняная,
весомая,
шершавая –
удобная, в ладонь.
Только здесь она оказывается завернутой - в вышитый старыми знаками лоскут небеленой льняной ткани.
Тоже старый.
И сквозь него чувствуется –
что теплая.
Главное здесь - не смотреть на небо.
Тогда можно подумать - все на месте.
Ветер над степью и тополя, вечер, сухая трава под пальцами - там, где кончается шерсть ковра,
стойбище - небольшое, в укрытом от ветра распадке на берегу, этот их... передвижной дом на одну семью - на полсемьи.
Обычны даже запахи.
Вечереет - и пахнет нагретой за день сухой, пряной травой,
тянет с реки холодом и рыбой,
даже от костра - разложенного рядом, летнего - тянет горьковатым и густым дымом - ива так себе горит.
Даже здесь.
Где места нет никакому живому огню.
дале?Не так сложно соткать из себя самого то, что тебе привычно.
Или сложно –
но иначе Стражи земли Ойхо –
и нынешний –
не умеют.
Небо только им не дано соткать иначе.
И текут, переливаются слои Изнанки –
над землей, отмечая, как далеко от этой вроде бы живой земли –
настоящая земля живых.
Ей, правда, не слишком мешая.
Не то, чтоб привычно - по работе ей никогда не требуется заходить настолько глубоко.
Просто есть у каждого места, что он помнит своим домом.
«И первое в моей жизни, что я помню так, - может сказать она, - здесь.
Под бесцветным небом глубоких слоев Изнанки.
В корнях - земли ее сердца», -
и посмотреть - на старшую,
по праву родича сидящую рядом - на одном ковре у огня.
Здесь - остальное совсем неважно.
Здесь просто думать - я всегда знала ее такой.
Хотя я никогда не видела ее с косами.
И в местной охотничьей одежде.
А когда старая, старшая - Страж - улыбнется, поймав ее взгляд, можно добавить - да нет, видела.
Именно здесь и видела.
Давно.
Но - чашка.
Да, она есть - и это мешает.
Она как толкается в руку - нетерпеливым кошачьим ребенком, знающим, что снаружи удивительный мир, полный красок и запахов.
Она... есть.
Внезапно и отчетливо есть.
Как неродившийся ребенок человеческий...
когда впервые понимаешь, что он есть –
и что он не ты.
- Er’mei Льеанн, - говорит младшая из женщин сидящая у костра - по ту сторону мира живых в земле Ойхо. -
Тебе... меня просили - передать.
Там, невыразимо далеко,
во-первых, в столице,
а во-вторых на берегах земли живых,
теи-лехта Тильсенн про себя чуть смеется - внезапно сообразив, что заставило ее остановиться - чуть пройдя защитную ограду ворот.
"Интересно, - думает она, - найдется ли на этой земле хоть один, кто входил в эти ворота без трепета - от головы по корни.
Особенно будучи призван личным вызовом аль'эртай Службы Наблюдения Общества?"
А задумываться и оглядываться она начинает чуть позже.
Когда соображает, что дальнейшей траектории ее передвижения в вызове ничего не сообщалось.
А вот только сейчас и получилось подумать. Что не знает
Она задумается. На всякий случай перепроверит вызов. Действительно - никаких уточнений.
И повернет к лестнице.
Почти уже поставит ногу на ступеньку, когда сзади услышит:
- Неверно, теи-лехта Тильсенн. Сюда.
Я решила побеспокоить вас личным вызовом.
"А я, оказывается, ее очень хорошо помню", - продумывает она.
Пока поворачивается, приветствует, и старательно дает команду телу не совершать этого почти непроизвольного движения.
Это другая Старшая ее большой Семьи, ас’эртай "гранитных" Сейренн эс Сьенн,
Присягнувшая,
в свое время усмехалась:
Почему-то при виде этой Властной Присяги хочется - вытянутся в полную парадную стойку...
и она не находит в этом ровным счетом ничего зазорного.
Хочется.
Очень высокая.
Очень худая.
Очень... прямая –
как натянутая –
беловолосая с заметно ассиметричным и странно неподвижным - даже когда разговаривает - лицом.
Да, строгая, под полевую повседневная куртка светлого - совсем размытого льняного, еще чуть-чуть и белого цвета сидит на ней также отчетливо строго...
как ослепительно светлый парадный мундир - со всеми нашивками.
В котором та, что еще не была лехта Тильсенн, ее запомнила.
Не изменилась.
Верней, почти не изменилась.
Лехта Тильсенн это "почти" себе назовет.
Когда ллаитт укажет дорогу - в обход центрального здания, в парк...
Но сначала - осмотрит - одним подробным взглядом:
- Мне нравится, какой ты сумела вырасти, лехта Тильсенн. Идем?
А ответа на вопрос, зачем ей пришел личный вызов аль'эртай Службы наблюдения общества у нее по-прежнему нет.
Пока можно идти – след в след – по парку, до нижних павильонов, у каскада прудов.
Вода течет.
Не шумно. Слышно.
Ллаитт жестом показывает: садись.
- Прибыла в Сердце Мира в срок отпуска по личному приглашению близких родичей – Гнезда Сьенн, -
безличным, как перебирая знаки, почти не спрашивая произнесет ллаитт, опустит – руку в воду.
В пруду есть рыбки.
Мелкие.
Золотые.
Не вопрос… непонятен. Этим слегка пугает. У собеседницы неоткуда взяться – праздному интересу.
- Далее предполагаешь отбывать на землю Ойхо. Разрешение подтверждено.
- Да, - это она подтвердит вслух. Продолжая не понимать.
А ллаитт пропустит воду между пальцами, не зачерпнув…
(жарко – в эти последние дни предосенья) –
капли падают,
рыбки… надеются, что их будут кормить?
- Свою младшую собираешься навестить? Или старшую?
А вот это уже… вопрос.
Пусть пока все совершенно верно.
Младшая, первенец Семьи лехтев эс Ноэн, Марэчка, проходит начальное профессиональное наставничество на земле Ойхо в Семье лехтев эс Хэрмэн –
с полным правом на наставничество,
поскольку со старшей представительницей этой Семьи, теи-лехта zu-toera Ллеаннэйр эс Хэрмэн айе Ойхо, обоих эс Ноэн связывают...
"неофициальные близкие отношения" - наконец, припомнит она формулировку.
Дальше можно переставать вспоминать официальный.
Здесь и начинается вопрос.
Потому что ниери Льеанн в живых нет.
Больше звездного.
До двух еще не дошло...
Гостья смотрит, как подплывают к поверхности - светлого золота, с красными полосами рыбки.
Пальцы пока добудут из заднего кармана, сверху, лепешку, завернутую в ткань,
развернет, покажет – движением спросят пальцы: можно ли?
Движением же ответит ей ллаит – легким: давай.
(…солнце. Блик на мокрой ладони.
Жарко в эти последние дни лета.
Даже в тени.)
И когда первая рыбка уйдет на глубину – с кормом,
тогда она найдет короткое и правильное – для ответа:
- Обеих.
- Я позвала тебя с личной просьбой, теи-лехта Тильсенн, - продолжат она тогда. – Ты передашь ей?
На протянутой ладони – другой, сухой, из-за спины
(…интересно, где карман в этой форме?) –
чашка.
Эта самая.
Глиняная, удобная – в ладонь, и стоит удобно.
Очень… обычная.
И первому взгляду – старая.
Взгляду, который успеет оценить.
Успеет подарить мысль о форме и карманах.
Раньше. Чем ллаитт продолжит, уточняя:
- Я хочу ее подарить. Твоей старшей.
С рыбок… пожалуй с них хватит. Им здесь точно кормят специальным кормом.
Имя толкнется привычным. Легким. Непрошеным.
- Ниери Льеанн покинула мир живых… -
срок подсчета: «когда Марэчке было два года» - она оставит внутри. Под негромкий ответ:
- Я знаю. И знаю, что такое долг Семьи Хэрмэн. Последовательно изучила.
Я хочу вас просить, теи-лехта Тильсенн, - как разумный разумного – передайте.
Это не так сложно.
Вы справитесь.
Еще одну мысль она помнит – перед тем, как согласиться.
Ллаитт, похоже, очень хочет ссутулиться.
Только не умеет.
Ее другие родичи – семья эс Хэрмэн, услышав, почти не удивятся.
Оставят с простым советом:
пойдешь в Колодец – возьми с собой чашку.
А это правда получается…
Далеко, над совсем живым огнем перетекают слои Изнанки – очень далеко от мира живых.
А чашка у нее в руке, как ни странно, есть.
И Льеанн берет ее с ладони.
Проводит пальцами.
Рисунок – чуть продымленный, не орнамент – точно прокатили чашку еще сырой, поддающейся – по зарослям речной травы, поцарапала.
Привычный ее жест – смотрит пальцами, глаза не участвуют.
И внезапным:
- Кто? Не узнаю.
- Ллаитт Алакеста.
А удивляется Страж земли Ойхо - по-прежнему, по-живому - очень объемно. Всем телом.
Удивление остается - и в благодарном жесте –
с которым она отпускает чашку - стоять тут рядом.
...Но удивление бывает и больше.
Чуть позже.
Когда оглянется Страж земли Ойхо - на непонятное здесь - сильное, живое... которое не она.
«Глина пористая. Чашка всегда чуть-чуть пропускает воду» -
а чашка внезапно полна.
Воды.
Холодной.
И, пока поднимает чашку - не может не угадать.
Это удивление надо дышать долго.
Даже покинувшим мир живых.
Пожалуй - им тем более:
- Откуда - здесь - настоящая вода?
Об общих особенностях функционирования слоев Изнанки на данной глубине лехта Тильсенн знает на уровне начальной профессиональной подготовки - очень подробной. И практической.
Но все-таки начальной.
Впрочем, вполне достаточно, чтоб оценить.
По заслугам - то, как удивляется, то, как тихо продолжает Льеанн:
- Не то, чтоб сейчас я очень нуждалась в воде.
Но я ей очень благодарна, -
держит - чашку, а вода там прозрачная,
в ней не отражаются текучие всполохи неба,
только просвечивают стенки.
А лехта Тильсенн почему-то вспоминает. Пруд и мелких золотых рыбок.
- Илье, - говорит Страж земли Ойхо дальше, -
я на личный вызов ллаитт тратилась один раз в жизни.
И скажу, что это тяжело.
Поэтому не могу тебя просить...
Но вряд ли тебе еще случится получить личный вызов от командующего Службой наблюдения общества,
А я хочу, чтоб она слышала мою благодарность.
Лично.
- Я это сделаю, er-mei, - отзывается ей лехта Тильсенн.
...Именем - не легким, детским, на земле живых ее зовет малое число людей –
пальцами, высоким счетом, хватит.
Останется.
- Как она? - внезапно спросит тогда Страж земли Ойхо.
Самое верное - бредовое.
Самое верное - сейчас так отчетливо понятно - окажется тяжелым.
Но это правда.
- Стареет, - одним словом отзовется лехта Тильсенн.
Вообще-то неприменимым - к тем, кто держит их землю и порядок в ней.
- Понятно, - нескоро говорит ей er'mei Льеанн.
Нескоро и следующее. - Ты... передай. Извини, я уже не справлюсь.
А когда она вернется - в мир живых, домой, на весенние пастбища Семьи Хэрмэн...
Она помнит: Марэчке и здесь иногда вспоминают старшего родича –
любит и умеет дочка - доставать из пока полноводных рек юрких рыбешек и рыб потяжелее.
Ей сказали: твоя старшая родич нашей ветви поняла бы. И порадовалась.
А Марэчка, опознав, не удивилась.
Только ответила: "Когда я выучусь - я дойду и спрошу. Заодно о том, как их удобней потрошить.
А она лучше объяснит".
...А она сидит и смотрит.
В отведенном им доме стоянки - на чашку.
Ту же самую чашку, неизвестно откуда - вернувшуюся ей в руки...
очень... осторожно.
Теми же подробными незрячими жестами.
(…Откуда они у нее?
Наверно от меня.)
И говорит. Тихо.
– Когда-нибудь это будет моим.
Когда научусь.