продолжаю рассказывать

[ingadar]

ко стыду своему я понял еще одну упущенную - и зря упущенную благодарность. Автору натуральной парфюмерии -  lasgunna - за истории, которые рассказывают запахи, отдельно за "Город мертвых королей" и отдельно - за историю его создания тоже.
это уже звучало. это звучит вот здесь.

начало - здесь:
www.diary.ru/~ingadar/p151687301.htm
www.diary.ru/~ingadar/p152808500.htm
www.diary.ru/~ingadar/p153213902.htm
www.diary.ru/~ingadar/p153377348.htm
www.diary.ru/~ingadar/p163459107.htm
www.diary.ru/~ingadar/p163516211.htm
www.diary.ru/~ingadar/p163545343.htm

присмотреться и принюхаться?)

Да, Наставницей ему она тогда уже была.
Началось первой зимой школы на Пустошах, еще до первого набора. В самые короткие дни года. О том, что в это ничейное время, особенно на рассвете и на закате, не стоит выходить на улицу, он знал уже... еще без обязательных историй о страшном и о taer - их предстояло соученикам рассказывать. Льеанн не стала. Так, как потом легенды о травах рассказывает, объяснила, что границы мира в эти дни становятся прозрачней и проницаемей - может что не надо в щель вынырнуть, можешь сам провалиться...
Да и погода тоже на улицу не приглашала. Как и в большую часть тех зим. Смотришь поутру на показатели температуры, внешней, думаешь: странное мнение о границах "выносимого без затрат ресурса": вот только-только до верхних границ показатели доползают. А там... ну, может холодно и не так, но мокро, это мокрое в воздухе висит постоянно - от крупинок снега, до едкой мерзлой мороси, сквозит с берегов озер, шумит по лесу ветром. И сквозь стены зданий просачивается. Запросто. Холодрыга в них безмерная, и после пробных пусков системы обогрева выразительно и зло высказывается администратор Лейвор эс Вильен, что такими нормами пусть исследовательские практики обогревают, а учиться так он никому не позволит, "Отбуду в город - всем хвосты начешу и под камбалу раскатаю". Как раз и отбыл.
Вообще тогда мало там народу было. Вот как раз лехта Тайлорн, тогда приехавший, еще двое, что химию и лечебное дело будут преподавать... Совсем приезжие. Кому было куда - на перерыв ремонта на Somilat по городам, по домам растеклись. У фай праздник в это время. Шумный такой. Людный.
А холодрыга такая противная, что даже в коридор преподавательского корпуса выходить не хочется. Жилые места отдельные, их согреть проще. И у Льеанн как раз хорошо было сидеть, потому что там тепло было.

…Эту ей как раз дядька Лейвор притащил. Недавно. С крыльца, свеженького еще, постучался. Он как раз из города вернулся. Вошел, поставил - пол отозвался - тяжелая. Круглая такая, железная, пузатая штука. На ножках и на поставке. Внутри огонь горел. Давно. В комнате сразу начинает старым дымом пахнуть. Старая еще. С орнаментом.
Окликнет:
- Теи-лехта Льеанн, - и жестом, вроде: "И как оно?"
- Чистая, - взвешивает Льеанн. - Вполне. Чтоб старая жаровня... что-то не то зачерпнула. В этом мире такого места к счастью, не вызрело.
- Я... о другом, - улыбается Лейвор, а руки, жестом: узнаю. - Она осталась... и ей некого греть. Я подумал... Ты ведь за прошедшее время не полюбила мерзнуть?
- Не-а, - и он продолжает улыбаться:
- Тогда - разреши, она будет подарком на день зимнего солнцестояния? Чуть раньше.
- Я буду рада, - а ладонь легко скользит по выпуклому черному ободку, еле-еле угадывается орнамент. - Хорошая. Знаешь ее историю?

Преподаватель теи-лехта Ллеаннэйр вросла в дом, в комнату преподавательского корпуса, как будто всегда была здесь. Вот в этот, особенный. Снаружи - пристройка, огрызок того корпуса, поэтому здесь невысокие потолки, еще и крыша скошена, окна странно на углу и вход не только из коридора, но и снаружи. Внутри – светлая, отдельная комната там, где окна, - это его место, "для сна и для работы, извини, что мало", но интересней - глубже. Там, где скошенная крыша, в ней - провал светового окна... А все равно - шатер, место другое, дом-моей-земли, которая в сердце... Саайре так и вспоминал - и тоже подсчитывал, сколько надо вещей, чтобы превратить пространство в - другое.
Постучишься - то есть, отдернешь занавесь за ровным: "Заходи!" - толстая, тяжелая, большая, крупный орнамент - красный, синий на шерстяном, некрашеном фоне... - и мир другой совсем. Цветной ковер ширдэна в дальней стороне комнаты, у самой длинной стенки – от спального места до рабочего. «Это – видишь, двухслойный, для перехода – в случае чего, и вьюк, и постель… А у нас вся жизнь – сплошной переход. Конечно, красивый. Так должно». Рабочее место, куда почти весь день доходит солнце и где еще оборудована подсветка – в этих местах не так хорошо с дневным светом, да и нечасто уважаемый преподаватель теи-лехта Ллеаннэйр может вернуться домой в дневное время, даже если от учебных корпусов до дома нет и малого круга ходу медленным шагом. Там стационарный экран общего передающего, маленькая автономная лаборатория-«сортировка», задвинутые в дальний угол («Сами светятся…») соседствуют со «странными деревяшками». Правда, ньера Шерерд их бы не опознал и удивился. А Саайре хорошо знал, что перед ним ткацкий станок. Он здесь появился разве после ширдэна, сразу за тем, как пол настелили (как везде деревянный, но его почти не видно).
Как раз те занавеси, дверные, уже позже и как раз на нем сделаны были. "А мне это... ресурс восстанавливает. И думать помогает", - весело так - Льеанн. Когда в первые дни ремонта Нин-найр заходит на "выбранную территорию":
- Эй, мама, можно?
- Не заперто.
- Так и думала: чем? Ва-а: и пол постелили?.. А я думала, ты опять, - чужие голоса у нее получаются с такой же точностью, как птичьи: в ее исполнении, по контрасту, особенно слышно, какой он у Льеанн увесистый и негромкий, и проскальзывает в фаэ что-то чужое, тягучее, - «Ширдэн для переходов, можно и на землю стелить»…
- Al-mei Наран, - открыто отзывается Льеанн, - на землю - не на этот же бетон? И, знаешь...
- Знаю: а прекращай звенеть и иди помоги? - правильно угадала, судя по смеху Льеанн: мелкой дрожью отзовется горизонтальная рама, которую - ну, третьей руки нет - та поддерживает в нужной позиции... чем подвернулось. - И первым делом ткацкий станок? – смееется Нин-Найр уже у Саайре над ухом, и непослушная деревяшка, сообразив, что сопротивление бесполезно, входит в предназначенные пазы.
Вот тогда это Льеанн и отвечает, с жестом, что вроде не читается: волосы со лба откинуть. Правда, волосы - черные, жесткие - тогда в хвост стянуты, и еще ремешком прихвачены, чтоб точно не мешались. А Нин-найр – наконец верхняя рамка решает встать на место и странное деревянное приобретает законченный вид, выдыхает: «Уф! Ну я так и знала – подарок точно пригодится», - «Подарок?» - смотрит Льеанн. – «Сейчас, притащу мешок!»
Мешок был. Большой. Высотой Бубенцу почти по пояс. И объемный. Но легкий, судя по тому, как его, не напрягаясь, шмякнули на пол: держи. Красные, синие, цвета шерсти пушистые мотки…
А можно ли одновременно светло так радоваться – и весьма придирчиво оглядывать пушистый груз? – можно… если это лехта Льеанн. Щурится – заметно, проверяет нитку – и уже смеется Нин-найр:
- Нет, мам, извини – далеко не все сама…
- Так и не полюбила? - а голос подхватывает уже на окончании фразы:
- Так и не научилась стрелять?
- Кисточкой кинуть? – интересуется Льеанн тому вслед… И Нин-найр снова окунает Саайре в общий круг смеха. Движением и шепотом:
- Страшная семейная тайна, родич. Просто я за этой штукой и за прялкой – дольше малого круга в жизни не усижу! Внутренний муравейник мешает. В заднице… Интересно, а ты какое мастерство себе найдешь?

Не смеяться вместе с Нин-найр невозможно. А правоту ее Саайре оценит. Потом. Когда сам попробует посидеть за станком. За него и сесть-то - задача. "Ты извини, он походный. Для переходов". Не иначе, «пока кружились звезды над миром Ойхо», оттачивался под эту своеобразную манеру сидеть. А это лехта Льеанн такой раскорячкой может... "Извините, ниери, а можно вам в сторону вопрос задать?" - движением: "Да?" - "И сколько вы способны так просидеть?" - и Льеанн, с улыбкой: "Ну... пока не потребуется встать". Самому поначалу складывать задачи - как усидеть, как справиться с рамкой, да при этом еще не запутаться в нитках и цветах вроде бы простого узора... Сомнительно посильно: и правда, в мягких частях... опоры устойчивости заводится что-то очень похожее на муравейник. А на губах появляются и срываются слова сомнительной достойности, вроде:
- Лехта Льеанн, а мне... обязательно это уметь?
Она смотрит. Взвешивает на ладони серьезно так: "Понимаю", - потом говорит:
- Желательно. Представлять, как это делается, - потом садится рядом, приглядывается к узору, покажет, где все же запутался. Еще спросит, что-то около: «Будешь исправлять или оставишь?» Сначала отозваться: «Буду», - кто ж недоделанной работу оставляет? - еще с ошибкой? Потом лехта Льеанн глаза в глаза посмотрит: что делюсь и важным. - Если тебе выпадет стать одним из нас: имя и служение поднять - придется. Находить какое-то ручное ремесло. За которым будешь себя восстанавливать. И говорить с собой и с небом. Иногда так работать проще. Выбрать сможешь только сам, но надо знать из чего.
Тогда, правда, перебил. Как раз сдавал общий зачет по энергообеспечению техники, заодно с другими лехта Тайлорну помогал новый лабораторный корпус обеспечивать. А так как генератор "двенадцать звездных лет как списать подобало " - и собирать его учиться тоже пришлось. Саайре правда о том не "пришлось" думал - интересно о как было! - ну и что, что старый и так себе работающий… И так эта работа всю голову заняла – вот первым и было, что у лехта Льеанн тогда спросил:
- А им не может быть... ну, там, технику ремонтировать?
Всплескивают руки, удивляются. Открыто.
- Может, наверно. Мне просто непривычно. О, но вон, Нин-найр говорит, что лучшее место, откуда можно поговорить с небом и с собой - это за проверкой личного табельного. А лучше и не личного, а чего посложнее. Для меня странно, но… Она хорошо работает - и с чего мне ей не верить?

Это потом. И ремесло он найдет. Ручное. ("Щелк, - говорят камешки мозаики, - все в порядке". Саайре тогда уже хорошо знает, как они разговаривают).

А к той, первой, зиме...
Появятся занавеси. Как-то так, незаметно, между обустройством школы. И всякой «доказательной ерундой» - лехта Льеанн и при нем не сдерживается. В которую входило и выяснение, где и как учиться наставляемому Саайре. «Вариант выездной школы отбрасываешь? - ладно. Будем тебе место обустраивать, со связью. Выучим, Тон?» Услышал: «Выучим», - почти выплеснулся, аж подпрыгнув: а то, этот как взрослого спросил, как приехал: где и у кого учился, что умеешь, а, «несложные технические» собрать, разобрать и объяснить - а ну, со мной пойдешь с первой протяжкой обеспечения и связи помогать? «Льеанн, под мою ответственность? освободи парня, под мое техническое?» - «Хочешь?» - спрашивает она жестом. - Ловит его «очень» - и серьезно так: «Ты мне под ответственность обещал».
И комнату вместе потом делали. Его эту. Светлую, теплую. Независимую. Еще про гостей договаривались. Что на внешнюю гостевую места не выкроишь, места тут мало, так что своих гостей – через свой выход, хорошо? Поделимся, не подеремся. Хотя и гости в «шатер» просились – отказа не было.
Это там зимой, накануне ничейных дней, сидел, оглядывался, ждал, пока на кухонной жаровенке вода подогреется, для чая. А Льеанн за станком сидит, первые, рабочие нити узора, еще непонятно совсем, что будет. Саайре оглядывается. Дивится. Знает, что стена, что пристройка, вон - подпотолочное окно, вон за спиной экран «сортировки» светится, запущен. А молчат, от взгляда прячутся, не мешают. Место другое. Шатер. Времени совсем нет. Цветные занавеси чуть ходят от ветра, ковер, подушки, блики фонаря на верхних орнаментах (и подсветка работает - что до нее), блики угольков на каменных краях ковшичка, пахнет чуть-чуть дымом, ветром, травами еще. Поет закипающая вода – Саайре как раз верный звук караулит, с жаровни снять, - шуршит, стучит, переговаривается о чем-то станок, начиная рассказывать историю новой занавеси. И та, что за ним сидит, могла вот так и здесь быть - сколько поворачивались звезды. И получается:
- Лехта Льеанн, - говорит, когда уже выльет - правильно закипевшую воду в травяную смесь в глиняной плошке. Кажется, что на дне - три скрученных листика, пара ягод... и никогда ж не уследить, как они разворачиваются на все донышко, - ой, я вроде бы понял, как это - "земля своего дома в своем сердце". Вот сейчас - здесь... совсем не то. Что вот кажется, если раздвинуть занавеси – а там совсем другое. Еще выйдешь…
- Правда? - взвешивает лехта Льеанн. Полно. Даже звук станка останавливается. И встает. - Что тебе сказать: ходи осторожнее. Правильно. Я тебя скорей всего найду... куда б ни провалился. Но лучше не рисковать. Тем более - солнцестояние скоро.
Серьезно так. Что даже не удивиться.

Ходить «правильно» Саайре стали учить. Одним из первых. Одновременно с первыми Канонами. «Если ты не очень уверен в том, как ведет себя реальность... Са-ай, ты же ходил - по топкому, по скользкому? Ага... осторожно – чувствуя… понимая всей ногой, куда идешь. Через сапоги. Всем собой. И куда если что будешь отшагивать... так что иди - не очень отрываясь».
Учился. Рядом с тем понимал, откуда обманчиво-медленный, тяжелый - не сшибешь – шаг у лехта Ллеаннэйр. А когда скажет - улыбнется: «Я привыкла... ходить там, где земля совсем ненадежна». Еще помнит: «Это у нас называют змеиной походкой. Ближе к земле. Степь Ойхо говорит: змея ступает ребрами, поэтому – где вы видели споткнувшуюся змею?»
Сам и не заметил, как освоился, так скользить по земле. Так кажется и пытался, когда на Изнанку вышел. Сам собой. Только на настолько ненадежную землю не рассчитывал.

Но это было позже. А в ту первую зиму вечер кануна Солнцестояния провел он для себя правильно. С дядькой Тоном в энергораспределительной «техничке». Смотрел как строится схема расхода ресурсов на обогрев корпусов и ее контроль. Это скучнее. Зато потом в резервном генераторе покопаться дали. «Ну, условно на ходу, а? - бурчит лехта Тон, - сколько звездных лет этому красавцу, вот ведь меня старше?» - «А запускать мы сегодня не будем?» - «А, на пустые корпуса - что ресурс тратить? Выстроим проверку - прогоним... Договоримся - что ты считаешь тебе по силам подсчитать?» «У... а времени-то! - отмечает он вслед отобранной Саайре порцией расчетов. - Закат будем считать, кончился. Давай - на ночные круги восстановления ресурса, пора бы» - а за: «Ага!» - Саайре услышал непривычное: «Идем, провожу. По пределам видимости. Льеанн, слышишь - лови воспитанника». Удивился. Спросил движением: зачем? Что тут идти? И услышал. Очень спокойный голос, очень похожий - на знакомый лехта Льеанн. У дядьки Тона: «Ничейные дни, ньера Саайре. На чужой и боюсь не лучшей земле. Не стоит - долго на улице в одиночку», - «Это суеверие?» - немедленно ляпнет он. «Это техника безопасности. Льеанн - следишь? Принимай».

Ничего особенно неприятного за время прогулки с ним не случилось. Разве что резко напомнили о себе время и погода. Мокрый ветер со шлифующей «крупкой» мокрести всякое желание пойти на подвиги («Ну что за глупости... что я, маленький?») - переключил немедленно. Там малого круга ходу нет - от «технички» основного корпуса до пристройки корпуса персонала. Даже при встречном ветре. Даже при таком. Но когда дошел - только и осталось влететь в тепло - и хорошо, что ждали.
- Чай заварен, заходи, - встречает Льеанн, - садись к жаровне. Холодно?
- Ага... - наконец получается разомкнуть губы.
И было все привычное. Согревал руки о шершавое тепло старой чашки - чай сладкий, летом пахнет, ягодами, в горле чуть отдельным теплом отдается. Разговаривает, рассказывает историю «светлого узора» ткацкий станок («Видишь, цветы и птицы... Весенний узор. Ага, вот это - птицы. Ну... да, непохожи»). А мерзнуть – дома так точно - лехта Льеанн не любит - жаровню, ту, большую, пододвинула. Сидел, смотрел с места «для замерзшего гостя и близкого» - на спальной части ширдэна, под рабочим местом хозяйки, у мерцающих угольков жаровни. И сначала подумал: это на них что-то горит. Особенное. Говорят такая смола бывает. Специальная.
Потом - вдох и выдох и еще вдох и выдох. И еще. И вслух:
- Лехта Льеанн - а... чем это так странно пахнет?
И снова - стукнет и замолчит станок. А она развернется:
- Чем?

...Запах у комнаты, конечно, был. Привычный уже. Много запахов. Чуть-чуть смолы - доски пола. Сильней – запах дыма, прозрачного - угли для жаровни, иногда гуще, растопочной стружкой. Еще сильней, но запахи не часто выпускают гулять - из углов, рабочего и кухонного. Разное. Растущее. Дремучее. Травы, ягоды, цветы, корни, кора... Когда чай заваривать или когда в сортировку погружать, тогда там пахнет. Не сильно. Эти запахи Саайре не знает пока еще так, чтоб распознавать с закрытыми глазами - потом как-то станет учиться - из любопытства. Получалось. Но уже достаточно, чтоб понять - этот был совсем другим.
Знакомые запахи тоже – плывут, меняются, занятно угадывать, что там именно заварено в чае, устроено в «пропаривалке» лаборатории, принюхиваться. Потом уже говорить, что – текут как вода, прогорают как угли, выдыхаются как разумные – но… устойчивые. Как этот дом.

…А этот – чужой. Ведет запах себя по-другому. Он есть – другой. Не поймаешь – откуда. Что там: есть или нет – не поймаешь. Вдох – и пахнет сильно, невозможно не услышать. А на новом вдохе – был ли – этот же? – где?… Раз – и первое, резкое, на что поймался: что это, горьким – еще б чуть-чуть, больничной обработкой, но темнее, теплее, древеснее – старая, темная, благовонная и недобрая сердцевина неведомых корней… Прерваться, вдохнуть – было ли? – чем пахнет? – а оно уже рядом и другим – дымным – смола… на углях? – благовония, о которых никогда не слышал? – тогда и засомневался: что-то кинули на жаровню? Но дым его не дым и дерево не дерево, – там совсем другой огонь – а запахи перетекают, мерцают, заманивают глубже: всмотрись и назови, чем мы пахнем. И просто – прикрыть глаза, постараться – ну просто точнее ответить на вопрос, чем именно… - а за закрытыми глазами – вдруг так ярко… Мох – водоросли? – пахнет… Видно: там трещины между камней, старая-старая кладка, ступени ведущие к воде. Там тоже – другая – вода…
Что из всего этого он пытался пролепетать вслух – Саайре не успеет понять:
- Tairhien, - да нет же, лехта Льеанн сидит, далеко, голос один – как встряхнул за плечи. – Изнанка мироздания, - и отчетливо раскатывает еще словечко, не фаэ, но по интонации хоть спорь: вот навоняла. А, вот теперь поднимается. Зачерпывает угольков, шевелит «внутренним ветром» жаровни – так, чтоб пламя над углями показалось. И от этого обычного занятия – вдруг – выплескивает полные, такие очень много разрешают тому, кому отдают, извинения… Ливнем. Понять не успеть. Такое еще удержи…
Словесное у нее еще непонятней получается:
- Са-ай, я представить не могла, что я так… - а ладони уже отряхиваются и выходят на «о, поняла!» - и голос меняется на обычный. – Саайре, ты разрешишь… на тебя посмотреть?

…Байки о страшных храмовых, которые видят тебя насквозь, Саайре тогда не выучил – так, чтоб испугаться. Когда услышал, было поздно. Хотя бы потому что сам был надежно взят под храмовый статус. А тогда на скорости выдал: «Конечно, можно… - ну а правила обращения… их в школе учат. – Я тебе доверяю».

Перетекает. Оказывается за спиной, на месте для близких. Осторожно, очень медленно дотягивается ладонями. Еще почувствовать – они теплые…
А потом – просто тепло, хорошо – только где-то не совсем здесь. Там ветер. Холмы и валуны. Теплый песок родной земли, теплое солнце, лежащее на ладошке… И да, там пахнет. Вереском. И земляникой еще почему-то… Хорошо.

...вот только выныривать - из того хорошо.
Рано Саайре эс Ноэн видел, почему это неправильно, почему недолжно – смотреть, как другой обращается к Тем, кто Выше. Словами потом, но чувствовалось... было уже тогда. Как это тяжело - до совсем, не выдохни… Как большая, сильная - Наставник - смотрит совсем сквозь мир и сквозь тебя, раскрывшись по так нельзя, голосом... так близкие совсем с близкими говорят, вдвоем и никто больше не важен. Только обращения не те - такое люди людям не говорят. Совсем. А что слова... Обычные:
- А вы по-прежнему за мной приглядываете, ньера Таэри. Хорошая шутка. Восхищена. Талантливый мальчик. Совсем. Вот родился. Иногда попадающийся случай. И что такой мне с таким, попавшимся, делать? - и то, с какой легкостью она с этого голоса спрыгнет - на ровное, не удивленное, - Ты вернулся, Саайре? - не сделает это накрывшее понимание – подслушанного недолжного – легче.
- Да... Лехта Льеанн... пожалуйста - не приносите извинений.
Примет:
- Хорошо. Не буду. Я не собиралась тебе устраивать проверку – для куда более старшего возраста, специфической избранной специализации. Но сделала. Са-ай... ты все-таки извини. Случай ты примерно один. Из двенадцати раз на двенадцать. Сильное природное чутье. На присутствие Изнанки. Еще усиленное – пережитой «граничной».
- Что это такое - Изнанка... Tairhien? - помнит, спросил он.

Помнит, что получил лекцию. О представлении фай о составе мироздания. Тогда так, не впитывая - очень уж звучало похоже на сказку. Что мир живых – это самый прочный и самый вещный мир - да, каждый мир живых в отдельности - самый далекий от вечной воды Пространства Снов. Но не единственный... Ну странно же, особенно только что отзанимавшись со схемой распределения и непосредственно генератором - слушать... про то, как держится мир и живые мира на Пространстве Снов, как чуть растворяется – чуть отражается в нем след мира, разный, пластами - и начинает жить своей жизнью. Чем глубже и иначе - тем непонятней живым и тем трудней справляться. Как сопрягает голос в одной законченной мысли непостижимые посмертные пути и туманные тропы с ясной реальностью транспортных каналов: сам про установку на Далии Башни и примерный принцип работы транспортной системы... в старой еще школе рассказывал. Причем про транспортные Льеанн еще замечает:
- Ну, я не работник навигационной службы и - к счастью, - не ллаитт, здесь я совсем мало понимаю.
И вопрос вылетает сам собой:
- Неужели в посмертных путях больше?
- Намного, - ровно отвечает Льеанн. - Мои области специализации как лехта их вынужденно затрагивают. Изнанку в целом - больше. Ты сейчас... попробовал неприятные последствия. Кто очень долго работает на границе с Изнанкой слегка... раздвигает границу мира живых вокруг себя. В ничейные дни в эту щель, как видишь, сквозит. Умеренно - но ты учуял.
"И что?" - руки снова спросили. Как сами. Льеанн посмотрит: "правильный вопрос" - это движением.
- Пространство Снов – это… как море, Са-ай... специфическое море - не воды. Со своими обитателями и особенностями. Способными просачиваться в мир живых. Отчего обычно не бывает хорошо - ни живым, ни миру. Серые земли - место интересное. И очень опасное. А ты его чувствуешь. Значит, оно тебя тоже. Извини, Саайре, - это открыто, это "я делюсь с тобой очень важным, но поднять его трудно", - талант чувствовать Изнанку - это талант притягивать неприятности на свою голову. Я... готова тебе посоветовать все-таки принять храмовый статус. Уметь работать - это... по-моему, лучшая гарантия безопасности. Хотя есть другие варианты.
Она задумается, и Саайре влезет в паузу. Быстро. Очень странный рассказ. Его надо сложить - с тем, что внутри головы, и тем, что сейчас... ну по правде, куда важней всех опор мироустройства - вот на немедленно:
- Лехта... Льеанн - а вам всем... Ну, лехтев можно - вот, разным техническим заниматься, придумывать?
Она посмотрит. Внимательно. "А, вот что..." - взвесят ладони - и смехом заурчит каменная кошка. Легко. Не обидно:
- Ой, Саайре - а кто этой техникой занимается? По великой и нерушимой, особенно в новых секторах? Я тебе негромко - лехтев там каждый... больше чем двенадцатый. Нет, техника для нас область совсем не запретная.
- У! - говорит он тогда. - А тогда - что страшного в статусе? А, я глупый совсем - дядька Тон-то... он ваш, со званием...
- Саайре, - серьезно говорит Льеанн. - возможно, лехта Тайлорн - ну, дядька Тон - сможет взять тебя под личное наставничество. Так… будет проще. У нас самое общее учить раньше начинают. Еще до взрослого имени. Он… по двум, насколько я помню, специализациям – Наставник… - а ладонь продолжает: «не то, что…» Продолжение повисает в воздухе, поддерживает – словно за движением тянется след чужого аромата – Изнанки. Горькая чужая вода…
- Лехта Льеанн… - а формулы… их в школе учат, - можно вас – попросить?
- Я тебя слушаю.
Не вовремя – как-то само получилось – поднять чашку. Чай остыл. Чуть теплый. Ягодка на поверхности плавает. Разбухшая. Как раз земляника, вроде.
- Я…согласен. Не страшно. Ну, на статус, на наставничество. Но я хочу чтоб это были вы.
- Са-ай, - она быстро, присвистом, - ты… знай сначала, что ты мне ничего не должен. И… я совсем не наставник, ни по одной из…
- А это обязательно, чтоб наставник?
- Внутри статуса… - и ладонь взвешивает. Долго. Отряхивается. – В общем, нет… Са-ай – но почему?
Самый верный - думал потом Саайре - ответ был бы: "Потому что сейчас пахнет ягодами". Но так и не получилось сказать. Ни тогда, ни после - когда так... было надо.
Но ответ тогда получился. Честный. И правильный тоже:
- Я... не знаю. Ну... Вот чую, что так правильно. А вы... сказали - у меня чутье?
И можно смотреть, как она улыбается:
- Поймал. Да, Саайре - я рада. Принять и учить. Но... ты еще подумай. Время будет. Наставничество с Солнцестояний не начинают. А самое первое - что из любых рук - вот и успеем. До весны...

На вопрос: как учат храмовые? - куда потом Саайре эс Ноэн задумчиво отвечал: незаметно. Как растет живое. Первому внутреннему, необходимому для всех лехтев, на котором потом расти - в сердце - той земле и открытости небу. На что потом опирается - легкое и неподъемное в одни руки звание лехта. Незаметно, как растет живое и свое, как сам в детстве растешь - только старые одежки подсказывают: уже вытянулся. Как складывают мозаику. Камешек за камешком - слово за словом - складывается странный узор Канонов, скрепляется тем, как живет и отвечает Наставник и иные, окружающие тебя. И вдруг самым естественным понимаешь, что люди и вещи мира уже стоят на своих местах совсем иначе - не так тяжело и устойчиво, как ты привык. Прозрачней, ближе и уязвимей. Что собралось, и мир уже - узор, и ты внутри его, здесь каждый камень - ключевой - и сколько зависит от того, куда ты повернешься. И куда повернуться... просто невозможно. Потому что проросло - опорой и сердцевиной - должное и невозможное.

А все началось той весной. Когда лес вокруг темнел, еще чуть-чуть – и снег уйдет, и проснутся листья, пахло. Первое равноденствие этого дома. Когда в медицинскую школу на Пустошах пришел первый зимний набор. А Саайре принял на себя храмовый статус и стал полностью принятым в личное наставничество.

Там мир ярок – как будто не только с глаз сейчас, но и с него самого сняли повязку. Там ветер, темное облако леса, хрупкий, последний снег под ногами, - тает – вот так, буквально на глазах, под теплым солнцем, выныривающим временами из облаков. Весна – тянется ветками, пахнет горьковатым, еще чуть-чуть – и просыпающимся лесом. Звенит, перебирает, искрами расходится солнечное золото – теплое – в воде ручья, мелкого – через который стоишь от – теперь точно – Наставницы… По жесту: стой здесь. И Льеанн - открыто - встречала новое чуть не с большим вниманием и тревогой, чем сам он... Блики – на весенней воде, голос ручья, теплый весенний ветер – и врастающий в них высокий фаэ: «…скоро все твои пути окажутся стерты и ты вправе позволить кисти Многоликого нанести новые письмена…» - одинаковый – ровный – льющийся вот этим ослепительно-золотым весенним ручьем – сквозь что-то такое твое и такое огромное…
- Vorg'h faj'i zu saen Lh'ien'nai, - она и слетает – клятва? – формула должного – одна капля – один блик того же потока, который теперь его история и его выбор – и он сам…
А Наставница Льеанн так серьезна – и так удивительно – яркая – насквозь, и протягивает руки – через этот ручеек просто перепрыгнуть, несложно перешагнуть – но вот так – правильно… Встать – на одном берегу. И там весна…

"А дальше – «я увидел мир как текущую воду». И небо над собой, - улыбаясь, говорил потом таи-лехта Саайре эс Ноэн. – Правда, мне понадобилось не меньше звездного года, чтоб это понять. Просто - что встал в мире на свое место".