довольно скучная.
ну извините, файские истории про любовь - они такие

Рыжие
Как, разделив полуторный диван,
Мы плавно зависали на краю,
И время пело, будто тетива:
"Нет в смерти счастья, срок тебе даю! (с)
Во времени жизни всегда есть место, где все не только правильно, но ещё и очень приятно.
Например, то, что за окном - сердцевина весны и у него время отпуска –
и для них оно снова совпало...
Что он у себя дома, ему хорошо, лежит, слушает - раковину общего тепла,
смотрит - как взлетает от ветра занавеска,
как ложатся теплые отсветы на лепнину потолка...
А на нее можно будет смотреть чуть позже,
дальше?сейчас - она приподнимется, потянется –
а по спине у нее тоже веснушки - в любое время года,
смешные, как будто просыпались со слишком длинных для уставной стрижки рыжих кудрей,
протекли одним потоком между лопаток,
отбросило течением - под левую, под сердце,
дальше рассыпало, по одной, по крапочке...
Утром, когда ещё тепло и сонно, он может - осторожно, чуть щекотно начать их пересчитывать...
к их водопаду, правда, всегда сбивается.
Традиция - такая, мелкая внутренняя - только для них двоих.
Как то, что сейчас она потянется - сильно, хорошо прогнувшись. И встанет.
Будет ставить чайник.
На решетку "очень странной жаровни твоей внутренней территории".
А он - смотреть, чуть приподнявшись, привычно думать –
а я ведь так ей и не объяснил, не смог, что у камина в спальне не было никакой функции –
ну, кроме декоративной.
Для обогрева он тоже... так себе годится.
Ну, ничего, ещё скажет. У него будет время.
Все его время жизни, надо полагать.
Потому что - он и сам не заметил, когда - это стало полноправной ее частью.
Придающей миру цельность и смысл.
И то, что в ней хорошо.
Потому что в ней есть эта, рыжая, и это совсем их жизнь.
И эта рыжая, его Найран, Золотце... Солнечное –
легко, в искорках усмехаясь, как это у нее всегда получается –
раз, два и продолжит свое "у тебя хороший дом" - "здесь всем будет просторно... как насчет - ну минимум троих?"
А что она из пришлых по всей своей крови, а пришлые этим никогда не пошутят...
тем более их женщина, которой нравится тебя любить - и это очень взаимно.
Было тепло - было большое,
удержался,
сдал веселым в ответ:
"А они будут такими же громкими, как ты? Ну, скажу тогда - ладно, но не больше: не выдержу..."
Улыбнется, наклонится, боднет в плечо: "Я не уверена, что это наследуется..."
Знали - что это так и дальше так будет,
а с официальной процедурой оформления новой семьи - время подождет, можно повременить до осени.
Связываться с недожоркой и прочими службами регистрации себе дешевле на целую голову с отстрелянными аттестациями...
Да и в том, что доброе дело лучше затевать к урожаю традиции пришлых и здешней земли удивительно совпадают.
Только сроки того урожая разнятся.
Этого он сейчас совсем не думает.
Хорошо, что так есть - и что у них получилось.
А началось все совсем случайно.
К обязательным медосмотрам Лойххи Ржавый относился... как любой из летных крыльев Башни - как к неизбежному злу.
А в первые года два в верхних крыльях в испытательной группе - ещё и побаивался.
Все-таки из местных был всего-то девятым, кто сюда поднялся.
Так что переброситься парой-другой, а там и двенадцатью фразами с рыжей медиком на регистрационном пульте...
да в общем вышло между делом, но воодушевило.
Бытовуху городка обсуждали, помнит.
И скорость и точность хождения транспорта.
Смеялись.
Потом уже выяснилось, что эс’тиер восстановительной службы Мэргэннаран эс Хэрмэн в тот день за пульт встала срочно задействованного коллегу замещать.
На обязательный отчетный практикум должного оформления...
и любят медики этот практикум - ну потом узнал - примерно так, как летные - медосмотры.
Не иначе - так должно было быть.
Перебросились - так и разошлись бы.
Но случилось встретиться - как раз в сезон летнего отпуска, перед аттестациями.
Разговор тот случился круг дней с небольшим назад, не забыли - ни его, ни друг друга...
Хорошо запоздавший тряский транспорт также посодействовал - вспомнить.
Летел - до посадочной города Далия,
исполняя по ходу буквально все, о чем злословили.
А ещё Лойххи помнил - да, именно там, в катере ещё, внутри разговора.
Она улыбнется - и почти дотянется до светлой, незагорелой полоски кожи на лбу:
- Что, обкорнали перед парадом?
- Ну так, в первых рядах стоять, - ответит, продолжит. -
Смотрю, медикам требованиями к виду башки и формы меньше по мозгам чеканят?
- Так на параде не стоять, - рассыплет искорками, подчеркнуто годовой тряхнет - кудри... рыжие.
"Потому и внимание обратил, - улыбался потом. –
Потому что веселая и рыжая.
Мало на земле Далия нас, таких - все больше черные, темные".
Это вот на земле за проливом, на Сорлехе, таких, говорят, каждый первый,
потому и зовут его землей ржавых людей,
вон - и его здесь прозвали.
Носил - сейчас, под подданством пришлых уже не сойдет за оскорбление.
А ещё про себя знал - тогда первый раз и обожгло, когда... пальцами показывала –
хочу.
Как минимум - чтоб дотянулась и погладила.
Поначалу ещё считал - здешняя.
Из тех, кто за проливом.
Ну вот тем более, что туда и летела - близкого старшего родича навестить.
Но по правде, был рад, что транспорт двигался с ожидаемо дерьмовой скоростью
и в итоге общий транспортный катер на Сорлех помахал ей следом взлетных.
Остался рядом, услышал: «Теперь жди – все три больших круга… На что бы употребить их с пользой?»
Слово за слово - и предложил, на правах местного обитателя - показать, какой он - город Далия, столица мира Далия и на что тут можно посмотреть, если интересно.
Было интересно.
Оказывается, она так и не сумела побывать здесь.
Бродили.
Показывал.
Помнил, она говорила странное: какой город тесный.
Случилось - когда уже время подходило,
по дороге обратно, к посадочным,
вышли - на каньон, в старые сады,
решил добраться до весенней беседки.
Помнил - как она оглядывается на спуске, смотрит вверх –
абрикосы, вызрели, уже падают –
спросит - это чье-то? –
услышит, что дикий угол старого сада - ничье, спросит - вкусные? –
улыбнется и полезет на перила, встанет, поймает равновесие, осторожно подхватит склонившуюся ветку, соберет –
часть посыплется, по плечу его стукнет,
поймает - вкусные.
Спрыгнет.
С полной горстью и ещё карманом.
"Вкусные. Нравятся - а чего им так осыпаться".
Смотрела.
Любовался.
Долго.
Вот как до весенней беседки дошли, смотрел-смотрел и высказался:
- Последние выдохов двенадцать я думаю о том, что ты очень... удобного роста, чтобы тебя поцеловать. Что скажешь?
Помедлит. И подойдет вплотную. Серьезная:
- Что мне интересно, как ты целуешься.
Мягкая. Мягче, чем мог бы подумать.
Пахнет понятно - абрикосом.
Прикусывает, ускользает - дразнится...
И глаз не закрывает - смотрит... щурится.
Долго не отстранится. Но все-таки... Облизнется и выдаст вопрос:
- Ведь правда у тебя тоже полный отпуск? -
"Да", - он ответил - но когда тут понять и когда отдышаться?
А она - съест ещё абрикосину и заговорит:
- Я изрядно скучаю - по маме, и собираюсь лететь.
Но думаю вырваться.
Дня за два до окончания.
Найти тебя и... всячески продолжить.
Если не возражаешь?
- Радуюсь.
Наверно - все было можно понять уже тогда.
Но полностью отсмотрел метрику этой рыжей... и осознал, что в ней нет ни капли местной крови он далеко после,
к ночи того второго дня.
А она спала рядом.
Спиной - но вот определяя положение другого в пространстве –
отставленной ладонью, бедром, зацепившей левой ногой –
и тогда это было так неважно...
Это важным не стало и потом.
А кто распоряжался, чтоб потом у них, из совсем разных подразделений, и мелкие сроки передышки совпадали...
Ну, бог ли, случай... старшее командование, до которого все, конечно, доходило на средней армейской скорости –
что было предполагать, если это было и было живым и целым.
И им было хорошо... почему-то дальше больше все лучше...
Ну да, здесь, в его комнате, с окнами на площадь…
Она пристроилась, растянувшись, на ковре,
смотрит, как по потолку текут цветные отсветы –
там, снаружи, мокрое светлое предвесенье и догуливает свое праздник фонариков,
музыка звенит отдельными колокольчиками,
тоже проскальзывает в окно...
А она переворачивается, ложится совсем пластом на спину,
и из этого расслабленного отпускает:
- Высоко как, обалдеть...
ну... статусные семьи всегда отличаются переводом полезной площади.
Так ты, получается, аристокра-ат? - смакует местное словечко.
И жест с руки стряхивает: дразню.
- Статусная армейская Семья, так бы у вас сказали, -
он тоже слова выговаривает подчеркнуто.
Сидит - на ковре рядом, смотрит - то на нее, то на огонь,
а за окном перезваниваются праздничные колокольчики. –
Правда, я для тех старых пердунов очень отрезанный ломоть.
...В ней нет - ни капли здешней крови и надо думать - ей совсем не очевидно,
насколько по нему заметна... вся семейная история.
В первые годы, ещё до подписания всех договоров с пришлыми дед отправился совершенствовать знания.
В военную школу чужаков.
На Сорлех.
Вернулся - говорили - другим человеком.
И с женой.
Коренной уроженкой Сорлеха.
Оттуда - у внука внезапно рыжие волосы, тамошнее имя и непрошибаемое упрямство...
А от прочей ветви семьи - это - недвижимое личное имущество с высокими потолками и окнами на центральную площадь,
пустеющее без него, с тех пор, как умер дед, а старшие воспользовались новым переводом и вместе рванули на Таркис.
"За лучшим климатом".
Ну и пара знакомых лиц в местных армейских. Которых он предпочитает никогда не встречать на расстоянии ближе общего парада.
К счастью, это взаимно.
Ну - теперь его дом не пустеет.
Эта, ещё более чужая рыжая валяется тут, на ковре,
смотрит в потолок, дразнится аристократом...
И это хорошо.
Тогда он дотянется, погладит... подставится с готовностью, приподнявшись.
Она любит, когда так, снизу вверх, пересчитывая косточки...
А потом задаст вопрос:
- А ты что, нет? - и пальцами слышно, как она беззвучно смеется.
- Дочка лехтев и сен айе? И сама лехта? -
задаст вопрос, отряхнется, повернется на него и сама ответит. –
Где-то у нашей дорогой великой и нерушимой есть жопа.
Мой статус находится примерно где-то там...
Он видел. Той же ночью, в той же метрике.
Что эта рыжая, что спит рядом, совсем чужая - и принадлежит к Тем, кто Служит.
Выдоха два подумал, насколько это сейчас важно.
Решил, что здесь и сейчас ему совсем все равно.
И дальше тоже.
И тогда было, когда говорили.
Сделали пафосное лицо статусного прыща, выдал:
- Вот теперь мы все выяснили, - преувеличенно подчеркнутой разницей статусов… - засмеется первым.
В тот момент, когда его попытаются опрокинуть на ковер.
Почти получится…
А что этим дуракавалянием он... прикрыл - его рыжая ещё рассказать не может.
Вопрос проснулся потом...
Сначала следила, втихую, за общедоступным ходом летных испытаний,
отдельно - оставляла себе понять, в каком ритме сейчас получается дышать –
а когда идут на верхние и он третьим - почти не получается.
И это, отдельное, понимало - это вот просто так - жизнь,
и я хочу ее с ним жить - дальше и долго.
Потом слово за слово оказалось –
а есть –
и это взаимно...
И вопрос пришел, однажды, и об него запиналась, и уже пару раз...
Когда - голова все равно думала.
Он здешний.
Совсем здешний.
Он может просто не знать - что это место в мире и статус –
и вероятную возможность поднять в жизни это звание,
этот рюкзак со всеми маршевыми утяжелителями –
место в мире лехтев среди людей и вещей Тейрвенон –
она неизбежно передаст их детям.
Нащупывала - как больное место - говорила себе:
третий звездный год этот мир и это место принадлежат великой и нерушимой,
как он может не знать?
А назвать словами все так и не получалось.
Спросить.
Ну ничего, спросит.
Именно сегодня.
А пока есть задачи, требующие более быстрого решения.
Просто с ней правильно.
Светло и спокойно.
Нет, он так не отвечает себе.
Просто лежит и чувствует.
Именно сейчас - пока она сидит и отсчитывает пальцами - как звучит закипающая вода... Дождется нужного звука. Засыплет. Передвинет.
А потом обернется и внезапно задаст вопрос:
- Лойххи, ты ведь знаешь, как вставляют здесь стекла?
- Ну... относительно, - отзовется он. Удивленно. Она перекроет:
- С левого крыла твоего дома на втором этаже... Они - я правильно поняла, нормальные люди?
Но очень давно живут... и я пообещала.
- Найран, - теперь соберется он в ответ. - Я не успеваю. Что случилось?
- Ты... извини, - продолжает она. -
Ну, я сегодня шла к тебе.... и у этого крыла подралась.
Он встает. Ну, садится.
Чуть острей припоминает факты происходящего, что доносит общий информативный и местный информативный.
Понимает... и слушает. Ровное.
Она слышит правильный звук и снимает чай,
разливает.
Медленно.
И сначала передает ему чашку, потом говорит... за вторым глотком:
- Ну... они меня спросили, куда я иду и имею ли я право это делать.
Я удивилась.
Сожалею, обойти их не получилось.
Пришлось драться.
Они молодые и дерутся довольно плохо.
- Найран...- он выдает легко. - Ты ж не хочешь сказать, что зашвырнула кого в то окно?
- Нет, я не смогу, - отзовется серьезно, сосредоточенно. -
Там ещё дурак был, с камнями, понять опоздала.
Пришлось стрелять и вот он и промахнулся.
Он шевелится - ещё раз - но спросить не успеет.
- Непосредственный виновник будет долго разбираться -
со штанами, с теми повреждениями, что там у него с ногой,
с местной Службой наблюдения общества - если та изволит почесаться,
а жить с разбитым окном этим людям, в левом крыле, неприятно уже сейчас.
Я и пообещала.
Правда если она изволит почесаться, у меня тоже не меньше дня отожрут:
доказывай - о качестве стрельбы и правомерности применения,
тряси аттестациями.
Но сомневаюсь я...
Он шевельнется. И чашку поставит.
Слышно.
- Лойххи, - отдельно проговорит его рыжая. -
Я здесь с того времени, как на земле Далия начала прорастать Башня.
Без задействованных обзорных не хожу.
И при необходимости действую быстро.
Как считаю нужным, -
усмехнется - искры...зеленые и рыжие. Да, временами колючие. –
И я правда хорошо стреляю.
По застежке штанов, например. Не очень травматично.
Но обескураживает.
Он отпускает "понимаю".
Жестом.
Берется за чашку.
Странно думать, странно вспоминать это именно сейчас...
Но он все-таки думает.
Сидит. Здесь. Его рыжая.
А ей идет ее девятый звездный. Немногим больше ста малых лет.
Он, третье поколение, родившееся здесь под властью фай, если ему повезет, в этом возрасте уже начнет стареть.
Если не повезет, уже крепко постареет.
Она знает. Что он умеет это думать.
Помнил, как это говорили.
Сидела здесь же, на полу, спиной к огню, смотрела - помнил, как меняет положение, обнимает коленки - рукой, которой только что держалась, говорит:
- Лойххи, я знаю, что я тебя люблю и хочу быть с тобой здесь.
Столько, сколько у нас получится, - и смотрит - прямо и безоружно. –
А ещё я могу пошутить, что это, видимо, семейное.
Только я не хочу так шутить...
Знаешь - давай в какой-нибудь отпуск рванем на Сорлех.
Она странная - Ржавая земля, так... ты ее зовешь?
Но там очень хорошие дети.
А ещё я тебя с мамой познакомлю.
Она... человек специфический, но - я думаю, вы друг друга поймете.
И мы все.
А он смотрел и думал, что тоже понимает только одно:
хочу –
чтоб эта рыжая была здесь.
Смотреть на нее сегодня и сейчас и в следующий отпуск,
и потом...
А о том, что станет - ну ещё сесть и подумать –
не меньше, чем через полсотни лет –
подумает потом.
Когда придут и станут.
Неоспоримо актуальной задачей.
По крайне мере за этим почти два года думать так он не перестал.
Хочу, чтоб она была здесь.
Этот день и ещё всю жизнь. Сколько получится.
Пока его Найран договаривает:
- Разумные люди договорятся.
Для нечастых исключений существуют различные методы вразумления, - отряхивается от официального и дополняет. –
Поскольку "песочники" сгребли страдальца, надеюсь - почешутся.
Мне интересно, зачем, - потянется и поднимется. –
Ну что, пойдем?
- Сейчас, - откликнется он. -
Вот вспомню, как - правильно вставлять эти стекла...
Они возвращаются вечером.
Пожилым обитателям «с левого крыла на втором этаже» -
а тетка Гюрза, кажется, с его детства не поменялась –
понадобилось еще и напор горячей воды в помывочной подтянуть –
вот что любой армейский делает не глядя.
А потом без пирога и без рецепта пирога Найран отпускать не хотели.
Да и она не возражала.
А вспомнила, когда шли по двору,
она на свежую дыру на крыше распределительной будки посмотрит,
скажет:
"Судя по тому, что меня до сих пор не вызвали - не, песочники не почешутся.
Но разумные люди договорятся...
а что здесь волнуются - время придёт и уйдет,
придёт и уйдет снова..."
Вечер –
и да, время придёт –
и не захочет уходить.
Окна его внутренней территории выходят на площадь –
и Лойххи выругается вполголоса –
ввечеру тут пригнали на Командирскую передвижную сцену - деятели открытых каналов или кто там ещё?
... и с нее очередное дарование испытывает силу своего голоса и меру терпения жителей окружающих домов и Службы наблюдения общества:
позволенных праздников не подошло, а разрешенные сроки для громкого галдежа в людном месте покороче будут.
Найран тоже - вошла, остановилась.
Медленней подошла к подоконнику.
Остановилась и внимательно слушает.
Хмурится сосредоточенно, повернется боком:
- Не понимаю. О чем поют?
Он знает: два здешних официальных языка его рыжая плюс-минус понимает.
Но столичное наречие не слишком похоже - и на официальный, и на знакомый ей степной говор.
А ещё... ну, и голос с улицы и поет не идеально разборчиво –
очень на здешнем столичном.
А еще все здешние варианты языка она знает как что-то... непоправимо необязательное.
А еще... это не очень хочется переводить.
- О последней... - начнет он,
и поймет, что на фаэ это слово вообще никак не переводится.
У них... совсем нет слов - про то, что в таком побеждают.
Сбивается и дает перевод, какой есть. –
Последнем мятеже. В котором вас... то есть нас - наконец-то победят и сбросят в море.
И тогда взойдет солнце и будет все хорошо...
- Правда? вот надо же, - да, она удивляется.
Ярко и... безобидно.
Задумывается, медленней и мягче продолжает. –
Ну... их можно понять.
Мы тут... начудили немало.
На Сорлехе и сейчас разгребают.
Учат, –
молчит, а потом договаривает. –
А хорошо поют. Только очень громко, -
задвигает окно и садится на кровать. –
Иди ко мне.
…А потом они спят. Тепло и вместе.
А за окном - сердцевина весны.
В степи за городом Далия, столицы земли и мира Далия уже прошло - время подснежников и должно быть уже начинает приближаться время тюльпанов. На самой прогретой земле.
Они как раз договаривались на новый день слетать, посмотреть - отпуск же...
а в городе и правда - тесно.
До войны, которую позже назовут далиенским мятежом им остается немного –
до берега этого лета.
и еще хвостик ворчизмадля тех, кто знает большую - да, автору тоже очень надоел этот его навязчивый сюжет
да, я частично знаю, откуда тут растут хвосты и уши
нет, я не имею никакого желания об этом с кем бы то ни было разговаривать
тчк
@темы: сказочки, стишки, Те-кто-Служит, Тейрвенон, этот пост (не) проплачен кровавой гэбней, Лирика
меня тоже задрал этот вечный сюжет, да(мне это... местами очень стыдно, шо этот сюжет ходит за мной, как привязанный
но блин не врать же жи мне ужасно стыдно, патамушта что за готека такая. а он всё лезет и лезет О_о
и блин ведь не хочется, хочется про долго и щастливо, а вот
ну... надеюсь что про долго и счастливо они мне тоже расскажут.
Нинквенаро, ы... ну вроде увы, оно заметно
Но так хочется, чтобы времени у них было - не только до берега этого лета...
мне тоже хочется...
автор - ядовитый гадмне эта штука тоже тяжелаянет. у этих не будет
Но хорошо, что это время у них - таки было.
Col. Andrzey Protiwienski, мрр
Вот даже слов как следует не найду. Красиво и переживательно. )
они были и были хорошо. остальное тоже... по-своему следствие.
Elina-Mia, спасибо!